Сейчас же ему просто нужно было понять, в каком направлении двигаться.

Чем дольше Элин присматривался к своеобразному танцу Дарагоса, тем больше понимал, что его меч — это действительно Сердце, а не странный артефакт, каким он воспринимал гримуар. Дарагос ощущался так, словно меч был продолжением его души. Идеально синхронизированным элементом, который даже при тщательнейшем рассмотрении не выбивался из общей картины. Перерождённый, опустив веки, не мог даже сказать, где заканчивается плоть мечника — и где начинается холодная, звенящая от напряжения сталь.

— Понял? — В какой-то момент Дарагос замер, с улыбкой взглянув на своего ученика. Очевидно, даже равнодушно-сосредоточенная маска на лице Элина не смогла скрыть от мастера меча наступившее прозрение. — Потому я и говорю, что какая-то там книжка тебе не очень подходит.

— И тем не менее, именно книга сделала меня тем, кто я есть. Гримуар — мой символ. — Элин говорил от чистого сердца и исключительно то, о чём думал. Никаких недомолвок или лжи — только правда. — Разница в форме столь значительна?

— Сердце — отражение стремлений того, кто им владеет. — Ответил Дарагос, с сожалением качнув головой. — Воина должно отражать оружие. А ты, Элин, воин до мозга костей. Я не ошибусь, если скажу, что всю твою жизнь тебя сопровождали сражения…

— Но я не гонялся за ними, Дарагос. — Случаи, когда перерождённый за всю свою долгую жизнь вступал в бой только из жажды схватки можно было пересчитать по пальцам одной руки. Азарт и готовность проливать кровь отпечатались в характере анимуса, но так и не стали для него чем-то действительно важным. — Сначала целью моей жизни были знания. Я обожал узнавать что-то новое, пока мой родной город не был разрушен демоническими зверями. После этого я был вынужден гнаться за силой для того, чтобы выжить, но стремление к новым открытиям никуда не исчезло. Я прошёл через сотни и тысячи битв — это факт. Но бился я не ради самой битвы.

— В моё время тебя бы отнесли к касте исследователей. — Усмехнулся Дарагос, подняв перед собой меч. — И я, кажется, знаю, как тебя можно мотивировать. Запомнил, что я делал со своей силой и Сердцем?

— Да.

— Повтори. Пока не справишься — ничему новому я тебя учить не буду. — Лишь сейчас, когда мечник исчез и появился прямо перед не ожидавшим нападения перерождённым, он считал, что слова Дарагоса касательно кровожадности запечатанной в симбионте части его души были слегка преувеличены. Сейчас же, глядя в сияющие серебряным светом глаза, Элин отчётливо видел в них алые всполохи. — Продемонстрируй в бою то, что я показал тебе только что!

— Это не самый эффективный способ обучения… — На выдохе ответил анимус, осознав, что в этот раз он хоть как-то видит движения своего визави.

— Поспорь ещё с тем, кто учил щенков вроде тебя лет триста кряду! — А в следующую секунду Элин понял, что в начале схватки мечник его просто жалел, не используя всю свою скорость. Видит движения? Нет! Он лишь с горем пополам предсказывал их, опираясь на свой колоссальный опыт и тот факт, что схватка проходила в его внутреннем мире! Но ни увидеть, ни поспеть за Дарагосом он не мог.

А это значит, что единственный выход — повторение ранее показанного истинным человеком объединения со своим Сердцем.

Спустя несколько часов непрекращающейся битвы на грани возможностей Элин отвечал на атаки Дарагоса на пару порядков лучше, чем ранее, а скорость мечника уже перестала быть его основным преимуществом. Теперь на поверхность всплыл качественно иной уровень сил частицы души истинного человека, а так же его мастерство в обращении с клинком.

И прогресс в деле объединения самого Элина и гримуара в нечто цельное в этом случае помогал мало, так как перерождённый определённо упускал нечто важное. Он уже добился того, чтобы протекающая через Сердце сила не останавливалась ни на секунду. Анима безостановочно вливалась в гримуар — и всё, что не было потрачено в данный конкретный момент сразу же возвращалось обратно. Не один час потребовался анимусу для того, чтобы “вписать” гримуар в свою систему каналов, чему, к слову, поспособствовала своеобразная гибкость нового тела. Там, где обычному человеку потребовались бы годы, Элину потребовалась всего минута адских мучений — и пара новых каналов заняла своё место в строю, в буквальном смысле проплавив себе дорогу.

Сие действо пришлось воплощать в реальном мире, так что и раны Элин получил самые что ни на есть реальные. Но это определённо стоило того, чтобы удостовериться в наличии одной присущей лишь симбионтам черты, позволяющей им создавать из себя практически всё что угодно. Заодно экс-абсолют понял, почему враги человечества не превратили свои тела в один сплошной совмещённый с резервом канал: такой организм просто не мог существовать, так как имелся некий фиксированный максимум плотности каналов на объём плоти, превышение которого приводило в лучшем случае к детонации каналов, едва по тем начинала струиться анима.

У обычного человека этот максимум достигался лишь у самого резерва, где каналов было особенно много, а ближе к запястьям и стопам их плотность падала, достигая минимума. И именно этим минимумом активно пользовалось подавляющее большинство анимусов, так как аниму в техники подавать было проще всего именно через конечности. Исключения из этого правила встречались во все времена, но, как правило, таковыми становились обладатели демонических зверей с особым строением тел, как, например, пернатые, змеи или черви.

Специально против правил не шёл никто, и, видимо, зря.

Теперь Элину стало очевидно, что все его техники, научись он их формировать посредством каналов на, скажем, груди или спине, заполнялись бы силой в пять-шесть раз быстрее, что в теории позволяло выигрывать битвы просто за счёт скорости. Какая разница, сколь сложна техника врага, если простой и понятный удар сформируется, напитается силой и достигнет цели задолго до того, как цель успеет осознать свою ошибку?

Слияние душ и последующее за ним перерождение позволило Элину избавиться от столь досадного несовершенства конструкции. Перерождённый обзавёлся равномерно распределёнными по всему телу каналами, плотность которых была снижена разве что в районе головы. Но так как Элина с драконидами не связывало ровным счётом ничего, эту мелочь можно было смело игнорировать: извергать пламя изо рта он что так, что так не планировал.

Слишком уж непрактично.

Тем не менее, таким образом циркуляция энергий в душе Элина достигла воистину впечатляющих объёмов, что и позволило ему слегка уменьшить разрыв в уровнях сил между собой и пышущим энтузиазмом наставником.

Меч со свистом рассёк воздух и практически достал Элина, но ворох изумрудных нитей опутал и остановил клинок до того, как тот коснулся шеи. Краткое мгновение невольной паузы — и нити рвутся, когда по металлу клинка начинают туда-сюда носиться серебряные искры, то и дело вспыхивающие соответствующего цвета пламенем. Но уже перерождённый идёт в атаку, позволяя оппоненту освободиться — и тут же предпринимая попытку дотянуться до него несколькими десятками нитей, разлетевшимися в стороны и схлопнувшимися в одной точке.

Там, где их встречал Дарагос с мечом наготове.

В этой битве не было места хитрости, ведь Элин стремился привыкнуть к правильному использованию Сердца, а заодно научиться усилять тело за счёт постоянной циркуляции анимы в каналах. И в таких тренировках был лишь один минус: во внутреннем мире перерождённый мог заложить основы и проникнуться сутью процесса, но оттачивать способности ему всё равно придётся в реальности.

Череда стремительных ударов не оставила от нитей Элина и следа, а сам мечник уже сократил расстояние, попытавшись дотянуться до ученика точным прямым выпадом. Но наученный горьким опытом парень не сплоховал, попытавшись сконцентрировать всю свою мощь в одной точке — там, где одинокая изумрудная нить столкнулась с кончиком лезвия сияющего серебром меча, губы владельца которого тронула довольная улыбка. Элин наконец-то увидел то, что Дарагос пытался до него донести. И пусть попытка воплотить силу в моменте была неэффективной и аляповатой, этого хватило, чтобы отбросить мечника назад.