– Мне послужит образцом доблесть моего брата… а не его измена.

– Ну, Бернар, приходите ко мне почаще и считайте меня своим другом. Здесь, в Париже, легко сбиться с пути истинного, но я надеюсь скоро отправить вас туда, где перед вами откроется возможность покрыть себя славой.

Мержи почтительно наклонил голову и замешался в толпу приближенных.

– Господа! – возобновив разговор, прерванный появлением Мержи, сказал Колиньи. – Ко мне отовсюду приходят добрые вести. Руанские убийцы наказаны…

– А тулузские – нет, – перебил его старый пастор с мрачным лицом фанатика.

– Вы ошибаетесь. Я только что получил об этом известие. Кроме того, в Тулузе учреждена смешанная комиссия [31]. Его величество каждый день предъявляет нам все новые и новые доказательства, что правосудие – одно для всех.

Старый пастор недоверчиво покачал головой.

Какой-то седобородый старик в черном бархатном одеянии воскликнул:

– Да, его правосудие для всех одно! Карл и его достойная мамаша были бы рады свалить одним ударом Шатильонов, Монморанси и Гизов!

– Выражайтесь почтительнее о короле, господин де Бонисан, – строго заметил Колиньи. – Пора, пора забыть старые счеты! Нам не к лицу подавать повод для разговоров о том, что католики ревностнее нас соблюдают заповедь Христову – прощать обиды.

– Клянусь прахом моего отца, это им легче сделать, чем нам, – пробормотал Бонисан. – Двадцать три моих замученных родственника не так-то скоро изгладятся из моей памяти.

Он все еще говорил горькие слова, как вдруг в галерее появился дряхлый старик с отталкивающей наружностью, в сером изношенном плаще и, пробившись вперед, передал Колиньи запечатанную бумагу.

– Кто вы такой? – не ломая печати, спросил Колиньи.

– Один из ваших друзей, – хриплым голосом ответил старик и тут же вышел.

– Я видел, как этот человек утром выходил из дворца Гизов, – сказал кто-то из дворян.

– Это колдун, – сказал другой.

– Отравитель, – сказал третий.

– Герцог Гиз подослал его отравить господина адмирала.

– Отравить? – пожав плечами, спросил адмирал. – Отравить через посредство письма?

– Вспомните о перчатках королевы Наваррской [32]! – вскричал Бонисан.

– Я не верю ни в отравленные перчатки, ни в отравленное письмо, но зато я верю, что герцог Гиз не способен на низкий поступок!

Колиньи хотел было разломать печать, но тут к нему подбежал Бонисан и выхватил письмо.

– Не распечатывайте! – крикнул он. – Иначе вы вдохнете смертельный яд!

Все сгрудились вокруг адмирала, а тот силился отделаться от Бонисана.

– Я вижу, как от письма поднимается черный дым! – крикнул чей-то голос.

– Бросьте его! Бросьте его! – закричали все.

– Да отстаньте вы от меня, вы с ума сошли! – отбиваясь, твердил адмирал.

Во время этой кутерьмы бумага упала на пол.

– Самюэль, друг мой! – крикнул Бонисан. – Докажите, что вы преданный слуга. Вскройте пакет и вручите его вашему господину, не прежде чем вы удостоверитесь, что в нем нет ничего подозрительного.

Интенданту это поручение не пришлось по душе. Зато Мержи поднял письмо, не рассуждая, и разломал печать. В то же мгновение вокруг него образовалось свободное пространство – все расступились, словно в ожидании, что посреди комнаты вот-вот взорвется мина. Но из пакета ядовитый пар не вырвался, никто даже не чихнул. В страшном конверте оказался лишь довольно грязный лист бумаги, на котором было написано всего несколько строчек.

Как скоро опасность миновала, те же самые люди, которые первыми поспешили отойти в сторону, сейчас опять-таки первыми поспешили выдвинуться вперед.

– Что это за наглость? – высвободившись наконец из объятий Бонисана, в запальчивости крикнул Колиньи. – Как вы смели распечатать письмо, адресованное мне?

– Господин адмирал! Если бы в пакете оказался тонкий яд, вдыхание которого смертельно, то лучше, чтобы жертвой его пал юноша вроде меня, а не вы, ибо ваша драгоценная жизнь нужна для защиты нашей веры.

При этих словах вокруг Мержи послышался восторженный шепот. Колиньи ласково пожал ему руку, молча поглядел на него добрыми глазами и сказал:

– Раз ты отважился распечатать письмо, так уж заодно и прочти.

Мержи начал читать:

– «Небо на западе объято кровавым заревом. Звезды исчезли, в воздухе были видны пламенные мечи. Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что эти знамения предвозвещают. Гаспар! Препояшься мечом, надень шпоры, а не то малое время спустя твоим мясом будут питаться лисы «.

– Он пишет лисы вместо Гизы, – догадался Бонисан.

Адмирал презрительно повел плечами. Окружающие хранили молчание, но видно было, что все находятся под впечатлением пророчества.

– Сколько народу в Париже занимается всякой чепухой! – холодно сказал Колиньи. – Кто-то верно заметил, что в Париже тысяч десять шалопаев живут тем, что предсказывают будущее.

– Как бы то ни было, этим предостережением пренебрегать не должно, – заговорил пехотный капитан. – Герцог Гиз открыто заявил, что не уснет спокойно, пока не всадит вам шпагу в живот.

– Убийце ровно ничего не стоит к вам проникнуть, – добавил Бонисан. – Я бы на вашем месте, прежде чем идти в Лувр, всегда надевал панцирь.

– Пустое, мой верный товарищ! – возразил адмирал. – Убийцы на таких старых солдат, как мы с вами, не нападают. Они нас больше боятся, чем мы их.

Потом он заговорил о фландрском походе и о делах вероисповедания. Некоторые передали ему прошения на имя короля. Адмирал всех просителей принимал радушно, для каждого находил ласковые слова. В десять часов он велел подать шляпу и перчатки – пора было в Лувр. Иные простились с ним, но большинство составило его свиту и в то же время охрану.

ГЛАВА VII

ВОЖАК (Продолжение)

Завидев брата, капитан издали крикнул ему:

– Ну что, видел ты Гаспара Первого? Как он тебя принял?

– Так ласково, что я никогда этого не забуду.

– Очень рад.

– Ах, Жорж! Что это за человек!

– Что за человек? Приблизительно такой же, как все прочие: чуточку больше честолюбия и чуточку больше терпения, нежели у моего лакея, разница только в происхождении. Ему очень повезло, что он сын Шатильона.

– Значит, по-твоему, происхождение обучило его военному искусству? Значит, благодаря происхождению он стал первым полководцем нашего времени?

– Конечно, нет, однако его достоинства не мешали ему быть многократно битым. Ну да ладно, оставим этот разговор. Сегодня ты повидался с адмиралом – очень хорошо. Всем сестрам нужно дать по серьгам. Молодец, что отправился на поклон прежде других к Шатильону. А теперь… Хочешь поехать завтра на охоту? Там я представлю тебя одному человеку, с которым тоже не мешает повидаться: я разумею Карла, французского короля.

– Я буду принимать участие в королевской охоте?

– Непременно! Ты увидишь прекрасных дам и прекрасных лошадей. Сбор в Мадридском замке, мы должны быть там рано утром. Я дам тебе моего серого в яблоках коня; ручаюсь, что пришпоривать его не придется, – он от собак не отстанет.

Слуга передал Бернару письмо, которое только что доставил королевский паж. Бернар распечатал его, и оба брата пришли в изумление, найдя в пакете приказ о производстве Бернара в корнеты. Приказ был составлен по всей форме и скреплен королевской печатью.

– Вот так раз! – воскликнул Жорж. – Неожиданная милость! Но ведь Карл Девятый понятия не имеет о твоем существовании, – как же, черт побери, он послал тебе приказ о производстве в корнеты?

– Мне думается, я этим обязан адмиралу, – молвил Бернар.

И тут он рассказал брату о таинственном письме, которое он так бесстрашно вскрыл. Капитан от души посмеялся над концом приключения и вволю поиздевался над братом.

вернуться

31

Согласно мирному договору, заключенному после третьей гражданской войны, при некоторых судебных палатах были учреждены комиссии; половина тех, кто входил в эти комиссии, исповедовала кальвинистскую веру. В обязанности комиссии входило разбирать дела, возникавшие между католиками и протестантами.

вернуться

32

«Она умерла, – пишет д'Обинье (Всеобщая история, т. II, гл. II), – от яда, который через надушенные перчатки проник к ней в мозг, а изготовил яд флорентиец мессир Рене, которого после этого все возненавидели, даже враги государыни».