– Нет, это что-то не то, – вмешался другой. – Мало ли у короля врагов, кроме испанцев?

– Бертран прав, – заключил сержант, – я знаю, кого он имеет в виду.

– Кого же?

– Гугенотов, – отвечал Бертран. – Не надо быть колдуном, чтобы догадаться. Всем известно, что гугеноты заимствовали свою веру у немцев, а немцы – наши враги, что-что, а это уж я знаю наверное: мне в них не раз приходилось стрелять, особливо под Сен-Кантеном – они там дрались как черти.

– Так-то оно так, – снова заговорил трубач, – но ведь мир-то заключили, и, если память мне не изменяет, шум из-за того был изрядный.

– Нет, они нам не враги, – подтвердил молодой конник, одетый лучше других. – Мы ведь собираемся воевать с Фландрией, и легкоконными войсками будет командовать граф Ларошфуко, а кто не знает, что Ларошфуко – протестант? Провалиться мне на этом месте, если он не протестант с головы до ног! У него и шпоры-то кондейские и шляпа гугенотская.

– Чума его возьми! – воскликнул сержант. – Ты, Мерлен, этого не знаешь, ты тогда еще в нашем полку не служил. Во время той засады, когда мы все чуть было не сложили головы в Пуату, под Ла-Робре, нами командовал Ларошфуко. У него всегда за пазухой нож.

– И он же говорил, что отряд рейтаров лучше, чем легкоконный эскадрон, – вставил Бертран. – Я это знаю так же верно, как то, что эта лошадь пегая. Мне рассказывал паж королевы.

Слушатели выразили негодование, однако это чувство скоро уступило место желанию узнать, с чем связаны воинские приготовления, против кого направлены те чрезвычайные меры предосторожности, которые принимались у них на виду.

– Сержант, а сержант! – заговорил трубач. – Правда, вчера было покушение на короля?

– Бьюсь об заклад, это все орудуют… еретики.

– Когда мы завтракали в Андреевском кресте, хозяин передавал за верное, что они собираются упразднить мессу.

– Тогда все дни будут у нас скоромные, – философически заметил Мерлен. – Вместо котелка бобов кусочек солонинки – это еще беда невелика!

– Да, но если гугеноты возьмут верх, то первым делом они перебьют, как все равно посуду, легкоконные отряды и заменят их этими псами – немецкими рейтарами.

– Ну, коли так, я бы им ребра пощупал. Тут поневоле станешь правоверным католиком, убей меня бог! Бертран! Ты служил у протестантов – скажи: правда, что адмирал платил конникам всего лишь по восемь су?

– Да, и ни одного денье больше. У, старый сквалыга! Потому-то я после первого похода от него и удрал.

– А капитан-то нынче не в духе, – заметил трубач. – Малый он хороший, с солдатами поговорить любит, а тут за всю дорогу звука не проронил.

– Вести недобрые, – ввернул сержант.

– Какие вести?

– Уж верно, что-нибудь насчет гугенотов.

– Опять гражданская война начнется, – сказал Бер-тран.

– Тем лучше для нас, – подхватил Мерлен: он во всем видел хорошую сторону. – Знай себе круши, села жги, гугеноток щекочи!

– Они, поди, затевают то же, что когда-то в Амбуазе, – сказал сержант. – Потому-то нас и вызвали. Ну, мы порядок быстро наведем.

В это время из разведки вернулся корнет, приблизился к капитану и стал тихо ему докладывать, а его солдаты присоединились к товарищам.

– Клянусь бородой, ничего не понимаю, что творится в Париже! – заговорил один из тех, кто ходил в разведку. – На улицах мы ни одной кошки не встретили, зато в Бастилии полно солдат. На дворе швейцарские пики торчат – чисто колосья в поле!

– Их там не больше пятисот, – возразил другой.

– Гугеноты покушались на короля, вот это я знаю наверное, – продолжал первый, – и во время свалки великий герцог Гиз собственноручно ранил адмирала.

– Так ему, разбойнику, и надо! – вскричал сержант.

– Дело до того дошло, – продолжал конник, – что швейцарцы на своем чертовом тарабарском языке говорили: мол, слишком долго во Франции терпят еретиков.

– И то правда, за последнее время они что-то уж очень стали нос задирать, – сказал Мерлен.

– Уж так важничают, уж так спесивятся – можно подумать, что это они нас побили под Жарнаком и Монконтуром.

– Они бы рады съесть мясо, а нам оставить кость, – молвил трубач.

– Добрым католикам давно пора их проучить.

– Доведись до меня, – сказал сержант, – прикажет мне король: «Перебей эту сволочь», – да пусть меня разжалуют, если я заставлю повторить этот приказ!

– Бель-Роз! А ну-ка, расскажи, что делал в городе корнет, – обратился к нему Мерлен.

– Он говорил с одним швейцарцем, похоже, с ихним офицером, но только я не расслышал, о чем. Тот ему сообщал что-то, знать, любопытное, потому корнет все только: «Ах, боже мой, боже мой!»

– Гляньте: к нам конники летят во весь мах. Уж верно, с приказом!

– Кажется, двое.

Капитан и корнет поехали к ним навстречу. Двое всадников быстро двигались по направлению к легкоконному отряду. Один из них, нарядно одетый, в шляпе, украшенной перьями, с зеленой перевязью, ехал на боевом коне. Спутник его, толстый, приземистый, коренастый, в черном одеянии, держал в руках большое деревянное распятие.

– Будет драка, это уж как пить дать, – сказал сержант. – Вон и священник – его послали исповедовать раненых.

– Не больно-то весело драться на голодное брюхо, – проговорил Мерлен.

Двое всадников попридержали коней и, вплотную подъехав к капитану, остановились.

– Целую руки господину де Мержи, – заговорил человек с зеленой перевязью. – Узнаете своего покорного слугу Тома? де Морвеля?

До капитана еще не успела дойти весть о новом злодеянии Морвеля; он знал его только как убийцу славного де Муи. Вот почему он очень сухо ответил Морвелю:

– Я никакого господина де Морвеля не знаю. Полагаю, что вы явились объявить нам наконец, зачем мы здесь.

– Милостивый государь! Дело идет о спасении доброго нашего государя и нашей святой веры: им грозит опасность.

– Какая такая опасность? – презрительно спросил Жорж.

– Гугеноты злоумышляли на жизнь его величества. Однако преступный их заговор был, слава богу, вовремя раскрыт; ночью все истинные христиане должны объединиться и перерезать их сонных.

– Так муж силы Гедеон истребил мадианитян, – вставил человек в черном одеянии.

– Что такое? – содрогнувшись от ужаса, воскликнул Мержи.

– Горожане вооружены, – продолжал Морвель, – в город стянуты французская гвардия и три тысячи швейцарцев. Наши силы исчисляются примерно в шестьдесят тысяч человек. В одиннадцать часов будет подан сигнал – и пойдет потеха.

– Подлый душегуб! Это все мерзкая ложь! Король не дает распоряжений об убийствах, в крайнем случае он за них платит.

Однако Жорж тут же вспомнил о разговоре, который несколько дней тому назад вел с ним король.

– Потише, господин капитан! Если бы служба королю не поглощала все мои помыслы, я сумел бы ответить на ваши оскорбления. Слушайте меня внимательно: я прибыл к вам от его величества с требованием, чтобы вы и ваш отряд следовали за мной. Нам вверены Сент-Антуанская улица и прилегающий к ней квартал. Я привез вам точный список лиц, которых нам надлежит отправить на тот свет. Его преподобие отец Мальбуш обратится к вашим солдатам с наставлением и раздаст им белые кресты – такие кресты будут у всех католиков, а то в темноте можно принять своего за еретика.

– Я ни за что не приму участия в избиении спящих людей.

– Вы католик? Вы признаете Карла Девятого своим королем? Вам известна подпись маршала Ретца, повиноваться которому – ваш долг?

С этими словами Морвель достал из-за пояса бумагу и передал капитану. Мержи подозвал одного из своих конников, тот зажег о фитиль аркебузы пучок соломы и посветил капитану, и капитан прочел составленный по всей форме указ, именем короля обязывавший капитана де Мержи оказать поддержку городскому ополчению и поступить в распоряжение г-на де Морвеля для несения службы, коей суть вышеназванный г-н де Морвель ему изъяснит. К указу был приложен перечень имен под заглавием: Список еретиков, подлежащих умерщвлению в Сент-Антуанском квартале. Легкоконники не знали, что это за указ, они только видели при свете факела, который держал один из них, как глубоко он взволновал их начальника.