– Не думайте больше об этом, – промолвил он. – Я не сержусь. Ведь вы выполнили то, ради чего я послал вас в Нарнию.

– Аслан, – спросила Джил, – можно нам вернуться домой?

– Да, – ответил Лев. – Я и пришел забрать вас.

Он широко открыл пасть и дунул. На этот раз они не почувствовали, что летят: им показалось, что они стоят, как стояли, а сильным дыханием Льва сдуло корабль, замок, снег и зимнее небо. Все это уплыло по воздуху, как кольца дыма, и неожиданно они оказались в сиянии полуденного летнего солнца на мягкой траве, среди высоких деревьев, у чистого, свежего ручья. Они вновь были на горе Аслана, высоко над тем миром, где лежит Нарния. Но траурная музыка по королю все звучала, хотя никто не смог бы сказать, откуда идет звук.

У ручья Аслан остановился, и дети увидели на дне, на золотом песке, короля Каспиана. Вода покрывала его, как прозрачное стекло. Длинная белая борода стлалась, как водоросли. Все трое стояли и плакали. Лев плакал огромными львиными слезами, каждая из которых дороже всей земли, даже если бы та стала одним огромным алмазом. И Джил увидела, что Юстэс плачет не как ребенок и не как подросток, скрывающий слезы, а как мужчина. Это было точнее всего, хотя тут, на горе, нет ни возраста, ни времени.

– Сын Адама, – сказал Аслан, – пойди в чащу, сорви колючку и принеси ее мне.

Юстэс повиновался. Колючка была с целый фут длиной и острая, как шпага.

– Воткни ее в мою лапу, сын Адама, – сказал Аслан, протягивая Юстэсу правую переднюю лапу.

– Это обязательно? – спросил Юстэс.

– Да, – сказал Аслан.

И Юстэс стиснул зубы и воткнул колючку, и показалась огромная капля крови и упала в ручей над телом короля. Скорбная музыка смолкла, а мертвый король стал меняться. Белая борода посерела, потом пожелтела, укоротилась, исчезла совсем; запавшие щеки округлились, морщины разгладились, глаза открылись; он улыбнулся, поднялся, и перед ними встал юноша, нет – мальчик (Джил не смогла бы сказать точно, на горе Аслана возраста нет, да и тут, у нас, только очень глупые дети выглядят совсем по-детски и очень глупые взрослые совсем по-взрослому). Он бросился к Аслану и обнял его и поцеловал, как целует король, а Аслан поцеловал его, как целует лев.

Наконец Каспиан повернулся к детям. И тут он засмеялся.

– Ох, Юстэс! – воскликнул он. – Юстэс! Значит, ты все-таки добрался до края света. Как там мой меч, который ты обломал о Морского Змея?

Юстэс сделал к нему шаг, протянул руки, но вдруг отступил назад.

– Послушай, – запинаясь, проговорил он. – Я очень тебе рад, но разве ты… я хочу сказать, ты не…

– Ох, да не глупи! – сказал Каспиан.

– Разве он не… умер? – спросил Юстэс, глядя на Аслана.

– Да, – спокойно ответил Аслан, и Джил показалось, что он улыбается. – Он умер. Многие умерли. Даже я. Живых гораздо меньше.

– А! – воскликнул Каспиан. – Я знаю, что тебя беспокоит! Ты думаешь, я призрак или еще какая-нибудь чушь. Нет, в стране Аслана призраком не станешь. Конечно, я стал бы призраком, явись я теперь в Нарнии или в вашем мире. Но, наверное, это еще не ваш мир, хотя вы и здесь.

Надежда осветила лица Юстэса и Джил, но Аслан покачал головой.

– Нет, дорогие мои, – сказал он. – Когда мы встретимся снова, вы останетесь здесь навсегда. Сейчас вы должны вернуться к себе.

– Сэр, – сказал Каспиан. – Мне всегда хотелось посмотреть на их мир. Это нехорошо?

– Теперь ты не можешь пожелать плохого, сын мой, – сказал Аслан. – Ты увидишь их мир на пять минут их времени. Да, пяти минут тебе достаточно. – И Аслан объяснил ему, куда вернутся Джил и Юстэс, причем об экспериментальной школе он все, оказывается, знал.

– Дочь моя, – сказал Аслан, – отломи веточку от этого куста.

Она послушалась, и веточка сразу превратилась в тонкий хлыст.

– А теперь, сыны Адама, обнажите мечи, – продолжал Лев. – Но не пускайте их в дело, ибо я посылаю вас не против мужей, а против детей и трусов.

– Ты будешь с нами? – спросила Джил.

– Они увидят мою спину, – сказал Аслан.

Он быстро провел их через лес прямо к школьной ограде и зарычал так громко, что солнце покачнулось, стена перед ними обрушилась, и они увидели заросли и крышу под скучным осенним небом. Лев повернулся к Джил и Юстэсу, легко дохнул на них и лизнул им лоб. Потом он улегся в пролом стены, спиной к Англии; и в ту же минуту Джил увидела, что сквозь лавровые кусты к ним бегут те, кого она слишком хорошо знала. Почти все были тут – и Адела Пеннифевер, и Чолмли Старший, и Эдит Уинтерблот, и прыщавый Сорнер, и переросток Баннистер, и гнусные близнецы по фамилии Гаррет. Но они не добежали. Лица их изменились: всю тупость, подлость, важность, жестокость смыл неподдельный страх, ибо в стене зияла огромная дыра, в дыре лежал к ним задом лев с небольшого слона величиной, а на них неслись три воина с мечами, в сверкающих кольчугах. Они кинулись обратно, голося: «Убива-а-ают! Не-че-е-стно! Львы-ы-ы!» Директор (то была женщина) выбежала посмотреть, в чем дело. Увидев льва, дыру и непонятных рыцарей, она забилась в истерике и кинулась звонить в полицию, что из цирка сбежал лев, а из тюрьмы – уголовники, которые сломали ей стену и лезут с ножами. Тем временем Джил и Юстэс пробрались к себе и переоделись, а Каспиан вернулся к Аслану, который, уходя, дунул на стену, и пролом исчез. Когда полиция, явившись, не обнаружила ни льва, ни дыры, ни уголовников, но увидела директоршу, начались расспросы; и очень многое выяснилось, и человек десять выгнали. А друзья директорши поняли, что ей это место не подходит, и перевели ее в инспекторы, чтобы она руководила другими директорами. Когда же они подметили, что она и там не годится, ее протолкнули в парламент, где она и нашла себя.

Юстэс закопал как-то ночью свои красивые одежды на школьном дворе, а Джил увезла свои домой и блистала в них на следующем маскараде. Школа из экспериментальной стала просто хорошей, Джил и Юстэс навсегда остались друзьями.

А в далекой Нарнии король Рилиан похоронил своего отца Каспиана Десятого Мореплавателя и долго оплакивал его. Сам он правил мудро, страна процветала, хотя Хмур (ноги его, кстати сказать, зажили за три недели) часто напоминал, что ясное утро – к непогоде, а добрые времена скоротечны. Дыру в холме так и оставили. В жаркие дни нарнийцы спускаются туда с фонарями и плавают на лодочках в подземном море, рассказывая друг другу о землях и городах, лежащих под ним. Если вам посчастливится попасть в Нарнию, не забудьте заглянуть в эти пещеры.

В последние дни Нарнии далеко к западу, за Фонарной Пустошью, у самого Великого Водопада, жил Обезьян.

Лет ему было столько, что никто уже не помнил, когда поселился он в этих местах, и был он умнейшим, безобразнейшим, самым морщинистым обезьяном, какого только можно себе вообразить. Звали его Хитр, и жил он в развилке большого дуба в деревянном, крытом листьями домике. В этой части леса редко встречались говорящие звери, люди, гномы или какой-нибудь иной народ. Однако у Хитра был сосед и друг, осел по имени Лопух. По крайней мере они называли себя друзьями, но со стороны вам показалось бы, что Лопух скорее слуга Хитра, чем друг, – ведь любая работа доставалась ему. Когда они вместе ходили на реку, Хитр наполнял водой большие кожаные бурдюки, но обратно их тащил Лопух. Когда им нужно было что-нибудь в городе, ниже по течению, именно Лопух спускался вниз с пустыми корзинами на спине и возвращался с полными. А все те лакомства, которые он привозил, съедал Хитр, еще и приговаривая: «Ты ведь знаешь, я не могу есть траву и колючки, значит, справедливо вознаградить себя чем-нибудь другим». Лопух всегда отвечал: «Конечно, Хитр, конечно, я знаю». Лопух никогда не жаловался: он считал, что должен быть благодарен уже за то, что такой умный обезьян дружит с таким глупым ослом. Если Лопух и пытался иногда возразить, Хитр говорил: «Я, Лопух, лучше тебя знаю, что надо делать. Ты ведь неумен». И Лопух всегда отвечал: «Да, Хитр, это совершенно верно, я неумен», – вздыхал и делал, что ему велели.