Сказав это, Аслан тихо ушел. Все как бы очнулись, но сиянье зелени, и свежесть воздуха, и радость в сердце доказывали, что это не был сон. Кроме того, осел стоял перед ними.

Король Лум был очень добрым, и, увидев врага в столь плачевном положении, сразу забыл свой гнев.

– Ваше высочество, – сказал он. – Мне очень жаль, что дошло до этого. Вы сами знаете, что мы тут ни при чем. Не сомневайтесь, мы переправим вас в Ташбаан, чтобы вас там… э-э… вылечили. Сейчас вам дадут самых свежих репейников и морковки…

Неблагодарный осел дико взревел, лягнул одного из лордов, и на этом мы кончим рассказ о царевиче Рабадаше; но мне хотелось бы сообщить, что его со всей почтительностью отвезли в Ташбаан, и привели в храм богини на осенний праздник, и тут он снова обрел человеческий облик. Множество народу – тысяч пять – видели это, но что поделаешь; а когда умер Тисрок, в стране наступила вполне сносная жизнь. Произошло это по двум причинам: Рабадаш не вел никаких войн, ибо знал, что отпускать войско без себя очень опасно (полководцы нередко свергают потом царей), а, кроме того, народ помнил, что он некогда был ослом. В лицо его называли Ра-бадашем Миротворцем, а за глаза – Рабадашем Вислоухим. И если вы заглянете в историю его страны (спросите ее в городской библиотеке), он значится там именно так. Даже теперь в тархистанских школах говорят про глупого ученика: «Второй Рабадаш!»

Когда осла увезли, в замке Лума начался пир. Вино лилось рекой, сверкали огни, звенел смех, а потом наступило молчание и на середину луга вышел певец с двумя музыкантами. Кор и Аравита приготовились скучать, ибо не знали других стихов, кроме тархистанских, но певец запел о том, как светловолосый Олвин победил двухголового великана и обратил его в гору, и взял в жены прекрасную Лилн, и песня эта – или сказка – им очень понравилась. Игого петь не умел, но рассказал о битве при Зулиндрехе, а королева Люси – о злой Колдунье, Льве и платяном шкафе (историю эту знали все, кроме наших четырех героев).

Наконец король Лум послал младших спать, и прибавил на прощанье:

– А завтра, Кор, мы осмотрим с тобою замок и земли, ибо когда я умру, они будут твоими.

– Отец, – сказал Кор, – править будет Корин.

– Нет, – отвечал Лум. – Ты мой наследник.

– Я не хочу, – сказал Кор. – Я бы лучше…

– Дело не в том, чего ты хочешь, и не в том, чего хочу я. Таков закон.

– Но мы ведь близнецы!

Король засмеялся:

– Кто-то рождается первым. Ты старше его на двадцать минут. Надеюсь, ты и лучше его, хотя это нетрудно. – И он ласково взглянул на младшего сына, который нимало не обиделся.

– Разве ты не можешь назначить наследником, кого тебе угодно? – спросил Кор.

– Нет, – сказал король. – Мы, короли, подчиняемся закону. Лишь закон и делает нас королями. Я не свободней, чем часовой на посту.

– Ой! – сказал Кор. – Это мне не нравится. А Корин… я и не знал, что подкладываю ему такую свинью.

– Ура! – крикнул Корин. – Я не буду королем! Я всегда буду принцем, это куда веселее.

– Ты и не знаешь, Кор, как прав твой брат, – сказал король Лум. – Быть королем – это значит идти первым в самый страшный бой, и отступать последним, а когда бывает неурожай, надевать самые нарядные одежды и смеяться как можно громче за самой скудной трапезой во всей стране.

Подходя к опочивальне, Кор еще раз спросил, нельзя ли это все изменить, а Корин сказал:

– Вот стукну, тогда узнаешь!

Я был бы рад завершить повесть словами о том, что больше братья никогда не спорили, но мне не хочется лгать. Они ссорились и дрались ровно столько, сколько ссорятся и дерутся все мальчишки их лет, и побеждал обычно Корин. Когда же они выросли, Кор лучше владел мечом, но Корин дрался врукопашную лучше всех в обоих королевствах. Потому его и прозвали Громовым Кулаком, и потому он победил страшного медведя, который был говорящим, но сбежал к немым, а это очень плохо. Корин пошел на него один, зимой, и победил на тридцать третьем раунде, после чего медведь исправился.

Аравита тоже часто ссорилась с Кором (боюсь – иногда и дралась), но всегда мирилась, а когда они выросли и поженились, все это было им не в новинку. После смерти старого короля они долго и мирно правили Орландией, и Рам Великий – их сын. Игого и Уинни счастливо жили в Нарнии и прожили очень долго, но не поженились, каждый завел собственную семью, и оба они почти каждый месяц переходили рысью перевал, чтобы навестить в Анварде своих венценосных друзей.

Жили некогда четверо детей – Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси; об их замечательном приключении вы читали в книге «Лев, Колдунья и платяной шкаф». Они открыли дверцу волшебного шкафа и оказались в другом мире, совсем не похожем на наш, и в этом непохожем мире стали королями и королевами страны, которая звалась Нарния. Там, в Нарнии, они царствовали долгие годы, когда же вернулись в Англию, то обнаружили, что здесь, в нашем мире, не прошло и минуты. Во всяком случае, никто не заметил, что они исчезали, а сами они не рассказывали о своем приключении никому, кроме одного очень мудрого взрослого.

Это случилось год назад, а сейчас все четверо сидели на перроне среди чемоданов и спортивных сумок. Они возвращались с летних каникул и вместе доехали до пересадочной станции, откуда расходились две железнодорожные ветки: через несколько минут должен был прийти поезд, на котором уедут девочки, а еще через полчаса – другой, который заберет мальчиков. Первая часть пути, пока они были вместе, казалась продолжением каникул, но теперь, когда предстояло вот-вот проститься и ехать в разные стороны, каждый вновь почувствовал себя школьником, и все приуныли. Никто не знал, о чем говорить. Люси отправлялась в школу впервые.

На пустом сонном полустанке никого, кроме них, не было. Внезапно Люси тоненько вскрикнула, словно ее укусила оса.

– Ты что, Лу? – спросил Эдмунд и, не договорив, ойкнул.

– Что такое?.. – начал было Питер, но тоже сказал не то, что собирался. Вот что он сказал: – Сьюзен, прекрати! Ты чего? Куда ты меня тянешь?

– Я тебя не трогаю, – отозвалась Сьюзен. – Меня саму кто-то тащит. Да прекратите же!

Каждый видел, как все другие побледнели.

– У меня то же чувство, – сдавленным голосом произнес Эдмунд. – Словно меня со страшной силой куда-то волокут. Ой! Вот опять.

– И меня, – произнесла Люси. – Ой, больше не могу!

– Осторожно! – крикнул Эдмунд. – Хватайтесь за руки, держимся друг за друга! Это волшебство – я чувствую! Быстрее!

– Да, – подхватила Сьюзен. – Держимся за руки. Скорее бы это кончилось! Ой!

В следующий миг багаж, скамейки, платформа и вся станция исчезли. Дети стояли в лесу, да в таком густом, что ветки кололись, не давая им шевельнуться. Они расцепили руки, протерли глаза и дружно вздохнули.

– Ой, Питер! – воскликнула Люси. – Как, по-твоему, может, мы вернулись в Нарнию?

– Это может быть что угодно, – отвечал Питер. – Тут такие заросли – я на два шага вперед не вижу. Давайте выберемся на открытое место, если тут такое есть.

С трудом, обжигаясь крапивой и царапаясь о колючки, они стали выбираться из зарослей. Вскоре лес поредел, стало гораздо светлее, и через несколько шагов ребята очутились на опушке перед песчаным пляжем. В нескольких метрах впереди крохотными неслышными волнами набегало на песок море. Не было видно ни земли на горизонте, ни облачка в небе. Солнце стояло примерно там, где ему положено стоять часов в десять утра, море ослепительно голубело. Они замерли, вдыхая запах соли.

– Ну и дела! – воскликнул Питер. – Это уже неплохо.

Через пять минут все, разувшись, бродили в прохладной чистой воде.

– Да уж лучше, чем в душном вагоне мчаться к латыни, французскому и алгебре! – заметил Эдмунд. Потом довольно долго они больше не говорили, только шлепали по воде и выискивали креветок и крабов.