А вечером, после игры, когда динамовцы отдыхали в гостинице, в номер к Мельнику и Ларину, который с горестным видом лежал на своей кровати и разглядывал забинтованное колено, ворвался возбужденный сверх меры Маслов.

— Малой, глянь в окно! — с порога закричал он.

Данила с недоумением уставился на товарища.

— А что я там не видел?

— Такого точно не видел! — подскочил к нему Валерка и потянул за собой. — Чума полная!

Мельник подошел к окну и отдернул занавеску. Мать честная! На улице, прямо у входа, собралось несколько десятков человек. Выглядели местные жители совсем недружелюбно. И кричали в адрес гостей тоже не поздравления с хорошей игрой.

— Чего это они? — занервничал Данила. — Что орут-то?

— А ты окошко приоткрой и послушай, — предложил Маслов.

— Думаешь, мне слабо? — набычился Мельник. — Пожалуйста!

Парень решительно распахнул створку и высунулся наружу.

— Вон он! — завопил снизу какой-то мужик в цветастой рубахе, который, видимо, услышал скрежет открывающейся створки. — Глядите, вон там, на втором этаже! — он указал прямо на Данилу. — Эй, «пятнадцатый», выходи, разговор есть!

Мельник машинально повернул голову и бросил короткий взгляд на перекинутую через спинку стула футболку. Номер «пятнадцать». Значит, не ошибся Маслов, ребятки эти и впрямь по его душу заявились.

— Говори оттуда, я тебя слушаю, — крикнул Данила. Выйти на улицу? Ну уж нет, идиотов ищите в зеркале. Стоит только высунуть нос из гостиницы и тебе, в лучшем случае, просто намнут бока. А в худшем… Кстати, а это не Фурман ли Абрамян в центре этой толпы кулаком ему грозит? Ишь ты, решил таки договорить после матча. А чтобы одному не скучно было, друзей прихватил.

— Малой, я за ребятами, — выкрикнул сзади Маслов. — Не вздумай к ним спускаться!

Ага, щаз! Размечтался. Вот возьму и прыгну сейчас назло всем прямо в дружеские объятия этих милых людей. Тем более, что их там ощутимо прибавилось. Как рок-звезда со сцены. Прыжок веры — так, вроде бы, называется? Друзья, я иду к вам!

[1] Мельник ошибается. Мяч себе за спину уронил вратарь ЦСКА Леонид Шмуц в 1971 году. Правда, в игре как раз с «Араратом». Но, что поразительно, судил ту встречу...Петр Гаврилиади!

Глава 10

1969 год. Апрель. Баку

— Как ты говоришь, его зовут? — Бесков не спеша почесал висок, рассеянно наблюдая за футболистами, которые наматывали круги вокруг поля.

— Иштоян. Левон Иштоян. — Мельник с ожиданием уставился на старшего тренера. — Вот такой парень! — он показал большой палец. — Посмотрели бы его, а?

— «Посмотрели», — передразнил его Константин Иванович. — Ты-то откуда про него узнал?

Сказать правду? «Если женщина каждый день артистов видит, академиков видит, космонавтов видит, Иштояна видит…Может вот так потрогать…Ты кто такой для нее?» В свое время, слушая диалог водителя «КРАЗа» с незадачливым вертолетчиком в блистательной комедии Данелия «Мимино», Данила все пытался понять, о ком таком известном идет речь? Причем, в первый раз ему вообще послышался «Хачатрян». Композитор вроде такое был?

И только значительно позже, когда в начале 90-ых приобрел свой первый видеоплеер — настоящий, родной Akai— и начал собирать видеокассеты с любимыми фильмами, смог прокрутить это место несколько раз и разобрать фамилию правильно. Полез искать, узнавал у знакомых и выяснил, что речь в картине шла о личности для Армении поистине легендарной. Один из тех футболистов, что сделали в начале семидесятых «Арарат» флагманом советского футбола. Чемпионство, Кубок СССР…А потом вдруг Левон Иштоян как-то нелепо и странно исчез. В смешные двадцать девять лет.

Как оказалось, эмигрировал в США. К родственникам. И благополучно жил-поживал в окружении детей и внуков еще в то время, когда Мельник провалился в прошлое. А еще армянская легенда руководила своей футбольной школой. По соккеру, как игру миллионов обзывают за океаном. Гигант!

— Мы по юношам с ним пересекались, — отмазался Данила.

— Ну, допустим, — кивнул Бесков. — На какой позиции твой армянский гений играет?

— Слева, в нападении.

— Ага, — удовлетворенно улыбнулся тренер. — То есть, Еврюжихина выгоняем за ненадобностью, а его вводим в основу. Так?

Мельник потерянно молчал. Черт, в самом деле, как же он не подумал об этом? Иштоян ведь прямой конкурент Генки. Они даже в отборе на Олимпиаду-72 за это место бороться будут. Читал ведь об этом! М-да, ситуация. А ведь хотел как лучше.

— Чего молчишь? — ласково поинтересовался Константин Иванович, с видимым интересом наблюдая за сменой эмоций на лице молодого игрока. — Сказать нечего? — И вдруг гаркнул так, что Мельник вздрогнул. — Тогда шуруй отсюда и продолжай тренироваться, скаут хренов! Да, и штрафной круг тебе.

— За что?! — взвился Данила.

— Отдыхал много, — равнодушно обронил старший тренер, переключаясь в прежнее состояние, и отвернулся. — Штапов, старательнее работаем, старательнее! Долбоносов, не филонить, я все вижу!Числе-енко…

После обязательной части тренировки устроили блиц-турнир по теннисболу. Бесков понаблюдал во время занятия за командой и решил, что футболистам надо немного отвлечься и подзарядиться положительными эмоциями.

Мельник больше помнил по своему времени другую похожую игру, стремительно набирающую обороты по всему миру и всерьез претендующую на статус олимпийской — «футволей». В нем даже мировые звезды футбола вроде Ромарио засветились. Но здесь он еще был известен слабо. Да еще и под названием «певолей». И не мудрено, ведь бразилец Октавио де Мораэс придумал его сравнительно недавно — в 1965 году. А теннисбол начал свое победное шествие по земному шару из Чехословакии еще в 20-ых. А в СССР получил широкое распространение в 50-ых. Понятное дело, что футбольные тренеры охотно использовали его в подготовке игроков, ведь эта веселая и динамичная игра вырабатывала чувство мяча, культуру паса, выбор позиции, реакцию — да много чего полезного, все замучаешься перечислять.

На площадку выходили трое на трое на две партии до десяти очков. Если каждая из команд выигрывала по разу, то назначалась решающая третья партия. Особую остроту добавлял тот факт, что играли на жопы. Помните, что это такое? Ага, все верно: проигравшие становились в ворота спиной к победителю, наклонялись и получали чувствительный удар по пятой точке мячом с одиннадцати метров. Как пошутил Бесков: «Заодно и пробитие пенальти подтянете».

Данила в последнее время чаще всего играл в компании с Эштрековым и Семиным. Та кропотливая работа по слаживанию, что они начали еще в конце прошлого сезона, требовала постоянной практики, каких-то совместных действий. Но в этот раз Юрка в Баку прилетел, а вот Володя остался в Москве из-за небольшого повреждения. И поэтому третьим к ним присоединился другой Володя — Долбоносов.

К слову, он в последнее время вызывал у Данилы довольно противоречивые чувства. Так-то парень был беззлобный и довольно легкий в общении. Но кое-что заставляло насторожиться. Какой-то он был рассудочный в игре, без огонька. Страсть, порыв, эмоции — для Долбоносова эти понятия оказались за бортом. Ненужными. Взять того же Юрку — он жил игрой. И неважно, какой именно. Если Сэм садился играть в шахматы, брал в руки ракетку для бадминтона или получал в ноги футбольный мяч, то все вокруг знали: выест мозг сопернику, судье, тренеру, доведет их до белого каления своим вечным недовольным «бу-бу-бу» по любому поводу, по любой спорной ситуации. Но все это потому, что проигрыш — это не для него. А Володя…он будто со стороны оценивал каждое свое действие: достаточно для общего результата? Отлично, больше ни на шаг не сдвинусь с места. Недостаточно? Так и быть, сделаю еще одно лишнее движение. Но не больше!

Мельник как-то спросил его напрямую, в чем, мол, дело, почему такое отношение к игре? Защитник долго молчал, обдумывая вопрос, а потом неожиданно признался:

— Знаешь, Малой, я ведь уже лет с четырнадцати по разным сборным мотаюсь. Юношеские, молодежные — со счета сбился. Иногда в Новогорск едва приедешь, а тебе уже автобус сигналит: хватай манатки и беги на очередной сбор или турнир. Вроде бы радоваться надо, ведь такая шикарная возможность померяться силами с самыми лучшими по твоему возрасту, увидеть их последние достижения. А на деле это чувство новизны и любопытства постепенно притупляется и ты выходишь на поле механически, словно робот. Хоть тренироваться, хоть играть. Сегодня против красненьких, завтра — против полосатеньких. А что и почему, так это пускай, вон, у Беса голова болит. Или у тебя — в жопу ужаленного, — усмехнулся одноклубник.