Мельник с тоской посмотрел на товарища.

— И ты, Брут?

— Чего?

— Злые вы, — с горечью произнес Данила. — Уйду я от вас.

— Это куда ты собрался? — мгновенно сделал стойку Голодец, глядя волком. — А ну, признавайся, кто там еще к тебе подкатывал? Опять Киев или Донецк воду мутят? Учти, Малой, попробуешь сбежать в другую команду, мы тебе сразу дисквалификацию на год впаяем, так и знай!

Тьфу, зараза, это же из подсознания фраза из «Джентльменов удачи» всплыла, а этот фильм здесь на экраны еще не выходил. И как теперь быть?

— Да это из анекдота какого-то, Адамас Соломонович, — принялся неуклюже врать Мельник. — Суть не очень помню, а фраза прилипла. Вот и сказанул машинально.

— «Машинально», — передразнил его тренер. — Смотри, Малой, доиграешься. Языкастый стал, просто ужас.

— Да ладно, хорош парня прессовать, — вступился за товарища Аничкин. — И вообще, давайте, что ли артистов послушаем.

Вот, кстати, встрепенулся Данила, с признательностью кивнув Витьке, точняк, с ними ведь из Москвы еще для поддержки несколько известных деятелей настоящего искусства прилетели. Причем, как на подбор, все динамовские поклонники. Юрий Никулин, Евгений Леонов, Лев Дуров, Василий Лановой — что ни имя, то звезда! И второй день без всякого зазнайства эти известные всей стране и любимые ею люди честно старались сделать так, чтобы футболисты находились в самом добром расположении духа. Читали стихи, показывали отрывки сцен из спектаклей и кинофильмов, рассказывали забавные истории. Данила даже успел зацепиться языками с Никулиным и пополнил его копилку анекдотов парой-тройкой неизвестных артисту.

Правда, не все игроки шли на контакт с гостями. Вот, к примеру, тот же Яшин — стоило только завязаться веселой беседе с взрывами хохота, как голкипер норовил уйти по-английски. Мельник даже не утерпел и поинтересовался как-то за завтраком, чего, мол, Лев Иванович бегаешь? Вратарь тогда помолчал, а потом вдруг сказал:

— Понимаешь, Малой, мне очень важно держать концентрацию. Помнишь, мы «Кельн» всухую раскатали в Тбилиси? Я тогда практически без работы весь матч простоял. Но измотался страшно, ноги не держали, в раздевалке на кресло рухнул. Жорка Рябов все удивлялся, что это, мол, с тобой, когда успел устать, если за всю игру дай бог разок за мячом прыгнул. А для меня именно это главной причиной усталости было. Ведь, если бы немчики также, как у себя дома по воротам каждую секунду пуляли, пластался бы постоянно, а, заодно, избыток напряжения сжигал бы вместе с расходом физической энергии. Но так-то с первой до последней минуты стоишь и ждешь: вдруг их нападающий на тебя выскочит. А его все нет и нет. И непонятно, будет ли вообще? Кстати, самое поганое, когда тебе все-таки разок зарядят, а ты уже перегорел и запустил «бабочку». Тогда вообще хана — пара-тройка бессонных ночей железно обеспечена. Лежишь, как дурак, зенками потолок буравишь, сам себя накручиваешь, ищешь ошибку, прикидываешь, как правильно сыграть надо было.

— Погоди, Лев Иванович, — помотал головой сбитый с толку Данила. — Не пойму, а артисты здесь причем?

— Дурашка еще потому что, — глянул на него с жалостью Яшин. — Подумай, чудак-человек, ведь ты работаешь, готовишься, настраиваешь себя, верно?

— Верно.

— А тут тебя бац и отвлекают. Приятно? То-то и оно. Поэтому мне гораздо проще и удобнее, если никто не лезет ни со стихами, ни с песнями. Взял удочку, сел на берегу, сигаретку прикурил и тишина. Тут даже не сколько улов важен, сколько сам процесс.

— Вон оно что, — задумался Мельник. — Интересно. Надо будет обдумать все хорошенько. По сути для тебя рыбалка в качестве своеобразной медитации выступает.

— Чего? — опешил голкипер. — Какой еще, к херам, медитации-шмедитации? Знаешь, Малой, валил бы ты со своим умничанием. Надоел хуже пареной репы.

— Уже в пути! Один вопрос напоследок можно?

Яшин гневно засопел.

— Валяй.

— По поводу сигарет. Почему бы тебе, Лев Иванович, на те же сигары не перейти? А что, — торопливо проговорил Данила, заметив, что собеседник наливается краской гнева. — Они ведь на порядок безопаснее. Там ведь дымом не затягиваешься, а как бы рот полощешь. Я тут прочел в одном журнале, что у тех, кто сигары предпочитает, рака горла не бывает. Попробовал бы? А мы бы Ривелино раскулачили, чтобы он из Бразилии тебе пару коробок на пробу заказал.

— Сам догадаешься, куда я тебе эту сигару запихаю, или подсказать? — мрачно поинтересовался Яшин. — Не хватало еще, чтобы меня всякая шелупонь зеленая уму-разуму учила. Без сопливых разберусь!

— Жаль, — с искренним сожалением вздохнул Данила. — Я ведь как лучше хотел.

На стадион приехали заранее. Бесков хоть и был относительно спокоен, но нет-нет, да и прорывалось что-то истерично-нервное. И поэтому он настоял, чтобы команда покинула гостеприимный отель с приличным запасом по времени. Игроки немного поворчали, но в позу никто не вставал — мыслями уже все были там, на зеленом газоне. И потому привычных шуток-прибауток и дружеских подначек практически не звучало.

Мельник тоже заразился общим настроением и сидел в автобусе молча. В голове крутились картинки возможных комбинаций, различные варианты развития атаки. В какой-то момент парень даже поймал себя на том, что его немного потряхивает. Еще бы, финал — не хухры-мухры! Как вспомнишь, что в той, другой истории московскому «Динамо» не суждено было взять заветный трофей, так руки-ноги становятся ватными, а живот скручивает неприятной судорогой. Черт, как бы не перегореть, мелькнула предательская мыслишка.

Данила огляделся. Одноклубники сидели с застывшими бледными лицами, словно прислушиваясь к себе, пытаясь определить свое состояние, поймать нужное настроение. Движения футболистов смотрелись точно кадры подводных съемок: нарочито замедленные, даже заторможенные. Казалось, игроки подавляют изо всех сил приступы нервного напряжения и ненужной суеты.

— Станция Березайка, кому надо вылезай-ка! — громко сказал Голодец, нарушив ломкую тишину, когда автобус остановился у служебного входа на стадион. — Пошли, ребята.

— Окропим снежок красненьким, — нервно хохотнул Мельник.

— Ты про что, Малой? — удивленно повернулся к нему Маслов.

— А, забудь, — махнул рукой Данила. — Лезет в башку всякая муть. Анекдот такой есть.

— Ну-ка, — заинтересовался Валерка. — Рассказывай.

— Бандита-рецидивиста проверяют в психушке на вменяемость, — начал Данила. — Спрашивают: «Зимой и летом одним цветом. Что это?» А он им и отвечает: «Кровушка!»

— Вот ты придурок, — заржал Аничкин через пару секунд. — И правда, хрень какая-то.

— Точно! — поддержали капитана другие игроки. А Мельник отвернулся, чтобы скрыть довольную ухмылку. Может и придурок. Зато ребята встряхнулись и малость отошли от своего летаргического состояния.

В раздевалке остро пахло натиркой. Массажист «Динамо» яростно разминал мышцы лежащему на столе и довольно покряхтывающему Еврюжихину. Яшин уже оделся и стоял у стены, постукивая об нее мячом. Кто-то из футболистов продолжал сидеть в кресле, неторопливо зашнуровывая бутсы, кто-то нетерпеливо разминался, махал руками или приседал.

Бесков стоял в стороне с застывшим, безучастным лицом. Но глаза выдавали его — они лихорадочно блестели, а зрачки метались, ощупывая пытливыми взглядами то одного игрока, то — другого.

Голодец не спеша прохаживался по раздевалке, задерживаясь иногда возле кого-нибудь. Постоит рядом, потом наклонится и шепчет что-нибудь на ухо. Дает последние наставления. А игрок лишь послушно кивает, соглашаясь. Чувствуется, что все уже не раз обговорено, но спорить никто не хочет. При другом раскладе вполне вероятно, что кто-нибудь не выдержал бы, да и послал надоедливого приставучего наставника, что выклевывает мозг, словно неутомимый лесной трудяга-дятел. Но момент таков, что футболисты напротив безмерно благодарны тренеру за участливое внимание.