Полдня по горной дороге, поднимавшей нас вверх, прошли относительно спокойно. Мы устроили привал у скалы и, наконец-то сварив кашу, нормально поели. Настроение у всех было невесёлое, да и собиравшиеся над нами тучи не сулили ничего хорошего.
― Быстро сворачивайте свой «привал», надоуспеть добраться вон до той скалы. Там точно есть пещера, я о ней слышала. Её называют ― «Приют путника». Тот, кто там ночует, всегда оставляет для других хворост и немного припасов ― это закон. Повозку придётся оставить снаружи, но лошадей мы должны завести внутрь, а то к утру от них останутся одни косточки.
Быстро собрались и, погоняя и без того усталых «трудяг», поспешили туда, куда указала нам наша проводница. Небо быстро темнело, и вдалеке уже погромыхивало. Где-то совсем рядом сверкнула молния, и я, наконец-то, понял, как же это страшно, когда нет крыши над головой. И, хоть мне уже довелось пережить бурю, гроза показалась намного опаснее.
Дождь обрушился внезапно, сразу окружив нас почти непрозрачной стеной. От бесконечных всполохов молний и потоков воды слезились глаза. Звуки грома отражались от скал, своим грохотом парализуя нашу волю. И только Мири не растерялась. Она буквально за руки втащила нас внутрь пещеры, до которой мы всё-таки успели добраться, а потом завела туда перепуганных коней, успокоенных магией Ланса.
Он осветил небольшое пространство пещеры, которому предстояло стать нашим временным убежищем, своими удивительными магическими огнями. Коней поставили у дальней стены и сразу же их накормили. Только потом занялись собой. В пещере и в самом деле был очаг и заготовленный хворост, а также немного крупы для каши. В воде ― недостатка не было…
Мири заставила нас побегать к повозке, чтобы перетащить из неё продукты и вещи, которые ещё не промокли. Это было очень страшно, тем более, что мы забрались уже довольно высоко, и с одного края дороги нас поджидал неприятный обрыв. А если учесть практически полное отсутствие видимости…
Но, наконец, все дела были закончены, Ланс прикрыл вход в пещеру заклинанием, и мы смогли вздохнуть спокойно: развели костёр, разделись и посушили у огня вещи. Хотя одеяла, пока мы их перетаскивали из повозки, успели промокнуть, на помощь опять пришёл Ланс, высушивший их с помощью всё той же магии.
Только теперь я заметил, что он израсходовал на это почти все силы: помог мне снять доспехи и сразу уснул, упав на пол, а нам с Мири пришлось кое-как подсовывать под него одеяло, что с моей так и не зажившей рукой было непростым делом…
И всё же мы справились: где-то в горах гремела гроза ― надрывно кашлял гром. Запускал молнии, смеясь над нашими страхами, бог-громовержец, насмешливый ветер то и дело разбивался о стены крепости-пещеры. Без задних ног спал маг Ланс, что-то мучило его во сне, он то и дело вскрикивал, грозя страшной карой неизвестному противнику. Это было и забавно, и грустно одновременно.
Мы с Мири, наконец, вдоволь напились горячего целебного отвара, сделавшего наши тела лёгкими и отдохнувшими, позволив, прижавшись друг к другу, на всю ночь предаться любви и забыть о тех трудностях пути, что уже преодолели, и тех, что ещё ждали нас впереди.
Наслаждение и ласки успокоили и утомили нас настолько, что мы благополучно пропустили все ужасы этой ночи. Лишь под утро, когда гроза кончилась, мне приснился странный сон.
Я видел себя бродящим по тёмным лабиринтам, наполненным призраками и другими загадочными сущностями. Они мелькали вокруг, не замечая, словно спешили по своим делам, а я был одним из них и не заслуживал внимания. Какие только уродцы и монстры не встречались на моём пути, и ни один из них не проявил по отношению ко мне ни капли агрессии.
Это тревожило и забавляло, объяснить свои необычные ощущения я не мог. Как бы неправильно это не звучало, но здесь я былсвоим. Один из коридоров привёл меня к большому залу, в котором на креслах, вырезанных из кости и украшенных черепами животных, сидели и неторопливо беседовали местные старейшины. Они и впрямь походили на обычных, убелённых сединами старцев, отличавшихся от простых людей лишь тем, что из их глазниц вырывалось разноцветное пламя.
Это меня заинтриговало, и я приблизился к ним, только тут ощутив, что неправильно передвигаюсь: мои ноги плыли по воздуху, не касаясь гранитного пола. Осмотрев себя, понял, что одет так же, как и старики ― длинная шёлковая рубаха до пола, скрывавшая ступни, была темнее самой ночи. Её украшали золотые и серебряные, смутно знакомые мне символы, значения которых, как ни старался ― вспомнить не мог.
Один из старейшин, тот, в чьих глазах переливалось тёмное, как переспелая вишня, пламя, привстал и поманил меня к себе:
«Сынок, как ты здесь оказался? Твоё время присоединиться к нашему Совету ещё не пришло. Что ты тут делаешь?»
Потрясённый, я не мог ему ответить, потому что, хоть и не сразу, но узнал в нём отца. Наконец, слова пришли ко мне.
― Папа, я ищу лекарство от того заклинания, что исковеркало мои кости…
Он вдруг засмеялся и прижал меня к себе. Я думал, что его тело при прикосновении развеется, как дым, или будет холоднее льда в зимнюю пору. Но это было лишь моей фантазией ― объятья «призрачного» отца оказались так же горячи и крепки, как и прежде.
― А что с твоей ногой? ― зачем-то вырываясь из этих слишком уж жарких объятий, пролепетал я.
― С ногой? А что с ней не так? Она в полном порядке. А вот тебе надо поскорее возвращаться в свой мир и заняться не поиском лекарства, что и так у тебя уже есть, а совсем другого. Худшее наказание, что можно только придумать ― это быть не в ладу с самим собой, со своей совестью, сынок. Разберись с тем демоном, что морочит тебя и твоих друзей. Это мой тебе отцовский наказ, и уходи отсюда поскорее, пока не заявилась моя тёща и не начала браниться по своему обыкновению.
Я кивнул и развернулся к выходу, столкнувшись в дверях с прекрасной девушкой, чья седая коса спускалась почти до пяток. Из её глазниц вырывалось такое знакомое голубое пламя, повторяющее цвет моих собственных глаз. И, хоть на её лице не было ни одной морщинки, по ироничной ухмылке и насмешливо поднятым бровям я сразу узнал бабушку.
Она вскрикнула: «Барри! Радость моя, иди же скорее и обними свою няню!»
И я чуть не рванулся к ней, но голос отца рявкнул:
«Не трогай его, Хильда, он ещё не окончил свой земной путь. Пусть сначала разберётся со своей судьбой».
И она послушно отступила в тень, опустив к полу свои необыкновенные глаза, а я побежал прочь и с криком проснулся в объятьях Мири. Кажется, мои вопли разбудили не только её ― Ланс подскочил на месте и крепко ударился головой о стену:
«Реми, ну ты и голосистый болван! Каждый раз я что-нибудь себе разбиваю из-за твоего противного голоса. Что на этот-то раз с тобой приключилось, или на нас снова напала дикая кошка?»
Мири спокойно натянула одежду и помогла мне привести себя в порядок.
― От тебя самого больше шума, чем от нас двоих, перестань нести чушь и помоги Реми с доспехами, ― она была невозмутима, и я чуть не расцеловал её за это. Но смутился и сдержался.
Как ни странно, поворчав немного, Ланс послушался, убедив меня, что в нашей компании царил матриархат…
Я выглянул наружу, и представшая картина, прямо скажу, меня не обрадовала: хоть то, что повозка, промокнув, уцелела ― было здорово, но полдороги, засыпанной камнями, сулили нам тяжёлый день… Присоединившиеся ко мне друзья стонали и заранее охали, представляя, сколько работы надо проделать, чтобы продолжить путь. Я пообещал во всём им помогать, но они смотрели на меня скептически.
― Помогать? Может, сразу засыпать тебя камнями, чтоб не мучился? ― ворчал Ланс.
― Это опасно, Реми! Одно неловкое движение… ― вздыхала заботливая Мири.
― Да прекратите же! На мне ― доспехи, и я совсем не слабак, вот увидите.
И мы начали работать. Сказать, что к вечеру, когда дорога, наконец, была расчищена, у меня ещё оставались силы ― было бы полным враньём. Даже жевать пустую лепёшку с кашей у меня не было сил, я просто валился с ног и безумно завидовал Лансу и Мири, не только уплетавшим ужин с большим аппетитом, но и умудрявшимся при этом ещё шутить.