Мне пришлось поехать для экзамена в Краснодар. Директор меня охотно отпустил и даже сказал, что дни моего отсутствия на работе он у меня не спишет. По правде говоря, я и не знал, ведется ли у нас на базе учет проработанного времени: никто мне не говорил, есть ли у меня лишние или недоработанные часы.

В Краснодар я поехал под властным покровительством своего тестя. Дорогой он познакомил меня с тем самым контролером, который меня когда-то оштрафовал за проезд без билета. Мы посмеялись и принялись ужинать, причем основательно выпили. Не привыкший к спиртному в таких количествах, которые поглощали мои спутники, я вскорости извинился и залез на верхнюю полку спать. Тесть и контролер добродушно подшучивали над моей «французской натурой» и продолжали угощаться.

Я проснулся внезапно от страшного крика. В купе было темно, никого, кроме меня не было. Крик снаружи все усиливался. Женский голос отчаянно призывал на помощь. Я не мог выйти из вагона, потому что двери были заперты. Я стал громко звать проводницу, она появилась в другом конце вагона и осветила меня своим фонарем.

— В чем дело, — кто вы такой?

Она меня не узнала.

— Я зять Василия Васильевича. Где он? Вы слышите, кто-то кричит и зовет на помощь!

Женщина, действительно, вопила что есть силы, стараясь перекричать шум поезда. Но проводница не решалась отпереть дверь на площадку.

— Василий Васильевич пошел делать проверку. Сейчас я сбегаю за ним.

Проводница ушла. Крик усиливался. Кого-то убивали? Я не мог разобрать слов. Что делать? Пока подоспеет мой тесть, может совершиться непоправимое… Взломать дверь? Это невозможно сделать голыми руками.

Но вот уже бежал Василий Васильевич. Он приложил ухо к двери, потом вставил в скважину ключ и рванул дверь. Луч фонаря осветил двух молодых парней и силуэт женщины. Шла отчаянная борьба. Двое грабителей стянули туго набитый мешок, прикрепленный за плечами у женщины, причем одна лямка мешка еще оставалась перекинутой через ее плечо, и то дергали эту лямку, то пихали руками и ногами несчастную, стараясь сбросить ее с поезда. Но женщина изо всех сил сопротивлялась, крепко ухватившись за поручни. Она стояла на самой нижней ступеньке подножки и пронзительно кричала.

Мой тесть, росту небольшого, но необыкновенно крепкий и сильный, долго не раздумывал. Он ухватил обоих грабителей и втянул их за плечи во внутренность вагона. Потом сделал то же с ограбленной. Она сразу же потеряла сознание. Проводница с помощью сбежавшихся пассажиров внесла ее в наше купэ. Тем временем Василий Васильевич захлопнул дверь вагона и учинил жестокую расправу над бандитами.

Удивительно, как эти двое ребят не пытались оказать ему сопротивление. Мой тесть наносил им страшные удары руками и ногами, куда попало. При этом он выкрикивал замысловатые ругательства. Парни кричали, моля прощения и жалобно вопрошая, что-мол, есть ли у Василия Васильевича совесть так их колотить. Но их слова приводили тестя еще в большее бешенство и он свирепствовал с новой силой.

Мне тяжело было присутствовать при этой сцене, но когда я вспомнил, как эти люди собирались убить женщину, которая ехала в город что-то продавать, может быть, ради прокормления своих детей, у меня пропадала всякая жалость к этим негодяям.

Василий Васильевич бушевал долго, но в конце концов немного успокоился и велел разбойникам войти в купе. Глазевших пассажиров он попросил вернуться на свои места. Потерпевшая от грабежа тем временем очнулась. Тесть велел ей улечься на верхней полке, а сам присел на нижнюю напротив парней, которые все вытирали рукавами кровь, струившуюся из их носов, ртов и кажется, ушей. Лица их распухли, глаза заплыли синяками.

Тесть принялся составлять протокол. Он собирался передать бандитов дорожным полицейским властям. Один парень принялся упрашивать не делать этого. Он был готов заплатить тестю все что угодно, лишь бы тот его не передавал энкаведистам. Но другой парень был гораздо нахальнее и стал обзывать своего сообщника дураком, говоря что сам он непременно пойдет куда следует и пожалуется на избившего его Василия Васильевича. В ответ на эти слова тесть как-то особенно ловко ударил его по морде, так, что у того ручьем хлынула кровь. Парень замолк.

Пока все это происходило, мы прибыли на станцию, где разбойники были переданы милиции. Парень, который собирался жаловаться, осуществил свое намерение, но получил ответ, что его ожидает нечто худшее… Мы отправились в буфет и выпили там пива. Мой тесть всей душой ненавидел грабителей, с которыми ему приходилось часто иметь дело. Действительно, нельзя было не возмущаться, видя, как эти мерзавцы поступали, отбирая последнее у бедняков. А вот только-что мы чуть не стали свидетелями убийства женщины. Но была же причина всех этих грабежей, которые случались ежедневно! Эта причина — нищета, положение, при котором иному не оставалось никакого другого выхода, как идти воровать или грабить. Честный труд — я в этом убедился на собственном опыте — еле-еле позволял работающему жить кое-как, впроголодь, одеваться во что попало — в старье, лохмотья, каких не носит в любой западной стране и нищий.

Я ломал голову в догадках, почему это все происходит. Наша страна огромна и сказочно богата. Ока может производить гораздо больше, чем надо для удовлетворения потребностей ее населения. Наши люди обладают изумительной работоспособностью, смекалкой и техническими талантами — взять хотя бы моих товарищей-шоферов, ухитрявшихся перевыполнять планы на машинах, которые во Франции давно стояли бы на автомобильном кладбище. У нас сколько угодно сильных, решительных и глубоко честных людей, каков, например, мой тесть Василий Васильевич. А вот поди же: над всей страной нависла и придавила ее свинцовой тяжестью злая и нелепая сила, которая действует во имя — неизвестно чего. Коммунизм? Как бы он ни был прекрасен, великолепен этот коммунизм, о котором толкуют бесчисленные «воспитатели народа» — все равно этот райский коммунизм не стоит и миллионной доли той цены, которою он покупается.

Мы прибыли в Краснодар в одиннадцать часов дня: расстояние в двести сорок километров поезд покрыл за двадцать часов. К «дедам» — родственникам жены я пришел уже в послеобеденное время. Они очень обрадовались моему приходу и тому, что я намеревался пробыть у них все время прохождения экзамена. На следующий день, придя в отдел милиции, ведавший уличным движением, я испытал неприятную неожиданность. Инспектор сказал мне, что я обязан проходить испытание на своей машине.

— Как на своей? — переспросил я, не веря своим ушам. В Советском Союзе свои автомобили имеют очень немногие, и поэтому требование инспектора меня совершенно ошеломило. Но оказалось, что под «своей» машиной подразумевалось не обязательно собственная машина проходящего испытание — машина могла быть и казенной. Главное — чтобы она существовала, ибо в отделе регулировки уличного движения автомобилей не было.

— Видите ли, — объяснял я, — из Ейска я прибыл по железной дороге; понятное дело, с места работы я не мог привезти с собой машину…

В это время в комнату вошел какой-то паренек, обратившийся к инспектору:

— Так товарищ инспектор… в порядочке. Достали машину. Можете нас проверять.

— А сколько вас человек? — осведомился инспектор.

— Восьмеро.

— Еще одного в свою группу примете?

— А почему нет? Заплатит шоферу, так и его примем.

Инспектор спросил меня, могу ли я уплатить за пользование машиной. Оказалось, что требуется двадцать рублей.

— Это недорого, — сказал мне паренек. — Есть такие шакалы, что дерут за пробу и по пятьдесят дубов!

Машина, на которой мне предстояло сдавать экзамен, была того типа, который в Советском Союзе называют «полуторками». Инспектор посадил меня первого за руль, сам сел рядом, а остальные экзаменуемые разместились в кузове.

Мне никогда не доводилось ездить на советских машинах этого типа. В ней не было никаких, привычных мне, европейских удобств. Она была грубо построена. Инспектор показал мне, где что, и мы поехали. Скорости я перевел без шума. Инспектор следил за всеми моими движениями. Я проехал приблизительно около пятисот метров. Инспектор приказал остановиться. Я выполнил приказание. Инспектор велел развернуться в обратную сторону. Я немного осмотрелся и довольно ловко развернулся.