Край растущей растительности был очерчен четкой линией. Выше не росло ни травинки. Мы замерли в нерешительности на границе, думая, стоило ли идти дальше, или же можно осмотреться отсюда. Я боялся, что причиной «мертвой» зоны является высокий уровень радиации или какая-нибудь химическая причина. Айрис посмотрела под ноги, подняла рыжий камешек с земли и показала его мне.

— Твой отец говорил, что это окалина.

Я взял его из руки супруги. Ноздрястый материал, порыжевший от окисления. Было похоже на то, что перед тем, как поржаветь, он испытал высокотемпературное воздействие.

— Мы что, стоим на огромном куске железа? — Предположил я.

Судя по рыжему цвету открытого участка холма это так и было. Под нашими ногами находился мощный природный электрод. Я присел и потрогал поверхность. Она была теплой, гораздо теплее температуры окружающего воздуха.

— Я думаю, никакой опасности нет. Можно идти дальше, но если начнет собираться гроза, надо будет валить отсюда со всех ног. — Я направился вверх, не дожидаясь ответа Айрис.

Поднявшись на двести метров, мы очутились на вершине холма, оказавшейся огромной воронкой или кратером. Но что нас удивило еще сильнее, это белые корпуса какого-то оборудования установленные на дне воронки. Выходило, что этот холм и был объектом интереса ученых. Мы постояли несколько минут в нерешительности.

— Гордей, у нас нет другого выбора, кроме как спуститься и сломать оборудование. — Айрис вздохнула. — Чем раньше мы это сделаем, тем скорее они прилетят.

Она говорила дело. Надо было спуститься, разломать «ящики» и сидеть ждать, когда прилетят спасать космических вандалов. Спуск внутрь воронки или жерла не выглядел простым. Края ее были довольно крутыми и ровными, нигде не зацепиться. Температура вплавила все неровности в тело холма. Поднимающийся снизу воздух был теплым, что навело нас на мысль о том, что эпицентром грозы в округе был именно этот железный холм. Не хотел бы я оказаться внутри жерла в момент грозы.

Босые ноги буквально липли к шероховатой поверхности. Я спускался очень уверенно. К тому же подошвы служили нам индикатором температуры поверхности. Перед спуском мы опасались, что она может оказаться слишком горячей внизу. Ничего подобного, температура оказалась равномерной по всей глубине воронки и вполне приемлемой. Не больше тридцати пяти градусов по Цельсию.

Мы подошли к «ящикам» научного оборудования и увидели, что от них в самый центр воронки идут толстые кабели. Я ударил с приличным замахом по корпусу первого «ящика». Оказалось, оборудование было хорошо защищено от вандалов. Ни одного слабого места, сплошной монолитный корпус из крепкого материала. Как мы ни пытались, не смогли нанести ему заметных повреждений. Я сломал свою дубину напрасно.

— Надо идти вдоль кабеля, вдруг там будет находиться менее крепкое оборудование. — Предложила Айрис.

— Раз надо, значит надо. — Я выбросил разлохматившийся кусок дубинки. — Пора включать мозги.

Центр жерла таил секрет, толстые кабели уходили внутрь отверстия, диаметром в полтора метра куда-то под землю. Мы замерли в нерешительности. Планов становиться спелеологами у нас не было. Прошло уже больше половины дня, и любая заминка могла стоить нам больших последствий. Я внимательно осмотрел края отверстия. Они были искусственными и свежими, металл еще блестел, хотя в здешней атмосфере это было ненадолго. Я сунул голову внутрь прохода, чтобы разглядеть шахту.

Когда зрение немного справилось с царившим там мраком, понял, что никакой шахты нет. Ученые высверлили имеющееся отверстие, чтобы опустить устройство, прокладывающее кабели. То, что я видел, напоминало привычную пещеру. На полу покрытом влажной грязью виднелись свежие следы колесной техники и следы волочения кабеля.

— Там обыкновенная пещера. — Сообщил я Айрис результаты своего наблюдения. — Интересно, что они хотели там увидеть? Пещерного человека?

— Судя по тому, что представляет это место, они хотели узнать, как зарождаются здешние грозы. Я так думаю. — Айрис не хотела утверждать определенно.

Её предположение показалось мне вполне правдоподобным.

— У нас мало времени. Если мы не хотим остаться в этой воронке на ночь, нам надо определиться, спускаться или нет.

— Интуиция подсказывает мне, что ее обходят стороной не только дневные животные, но и ночные. Нет никаких причин для ночных хищников лезть сюда.

— То есть ты намекаешь, что мы должны забраться в пещеру и иди проверять кабель до победного, куда бы он ни тянулся? — Я чуть не забыл, что моя Айрис всегда выбирает самый рискованный вариант.

— Ну, если тебе страшно, или у тебя есть другие, более удачные варианты, я готова выслушать. — В ее голосе сквозила ирония, словно она знала, что других вариантов нет, и мне придется выбрать ее.

— Я, пожалуй, соглашусь, хоть и вижу кучу минусов в твоем предложении. Хочется покончить с этим поскорее.

Я первым спустился вниз, придерживаясь за толстые кабели, как за веревку. От отверстия в основании воронки, до дна пещеры было метра три. Перехватившись пару раз руками, я оказался на полу.

— Спускайся! — Крикнул я супруге.

Когда она закрыла единственный источник света, в пещере стало совершенно темно. Прошло несколько секунд, прежде чем вооруженные модификациями глаза смогли различить контуры пещеры.

— Я думала, здесь будет вонять горячим железом. — Айрис встала рядом со мной. — Пахнет, как в погребе у твоих родителей.

— Да, это же пещера, сырость и плесень. Я так живо представляю ваших ученых, которые отчитаются начальству, согласно произведенным исследованиями нами было установлено, что дыра в железной воронке ведет к пещерам, не представляющим научного интереса.

Айрис рассмеялась. Ее смех покатился по многочисленным ходам, ответвляющимся от первого грота. Жутковато. Подсознание так и ждало, что оттуда кто-нибудь ответит. Хорошо, что потеряться в темноте было невозможно, кабель служил для нас нитью Ариадны. Мы направились по нему. Я пошел первым, взяв у Айрис ее дубинку. Она вооружилась ножом. Спасибо маме, что хорошо подготовилась к этому походу. Без ножа наше приключение было бы еще труднее.

Судя по ощущениям, дорога вела вниз. Иногда приходилось буквально на животе пролезать сквозь узкие проходы, испытывая при этом невероятные приступы клаустрофобии. Казалось, что нависающие над тобой глыбы только и ждут момента, чтобы отколоться и расплющить. Никакой живности, не считая белесого пуха плесени по стенам, нам не попадалось. Только следы колесиков машины, тащившей кабель непонятно куда, напоминали нам о том, что здесь тоже иногда бывает оживленно.

Гроты становились все шире, проходы свободнее, по ним гулял ветер, словно мы приближались к выходу на поверхность. Мне показалось, что я стал видеть гораздо больше. А кабель все тянулся и тянулся, ведя нас в таинственные глубины.

— Мне кажется, что на такой глубине нет никакого разделения на день и ночь. — Шепнул я, чтобы не плодить пугающее эхо.

— Теперь уже поздно об этом переживать. Мы не успеем добраться до обрыва, а я ни за что не осталась бы рядом с рекой во время смены суток.

— Из-за Медузы Горгоны?

— Ага, мерзкая тварь, существо из ночных кошмаров.

— Согласен, напомнила мне Тамару Львовну со склада. У нее точно такая же прическа была.

— Может быть, твое воображение и породило её?

— Тамару?

— Нет, Медузу.

— Хрен знает. Иногда мне кажется, что планета прислушивается к нашим мыслям. Я вообще подумал, что мы сейчас не в пещерах в привычном смысле, а в мозгу планеты.

— Не фантазируй. Слишком явная аналогия, причем сделанная только на морфологическом сходстве между извилинами человеческого мозга и извилистыми ходами пещеры.

— Да, именно на этом сходстве.

— Разумные планеты мыслят иначе. У них там какие-то плазменные вихри в жидком ядре играют роль, аналогичную нашему мозгу. Чтобы понять вообще, что они мыслящие, Высшим пришлось приложить немало усилий, чтобы заметить следы интеллекта. Ввиду глобального отличия между любой расой и разумной планетой понять проявления чужого разума сложно.