— Русланчик, ну зачем тебе эта расклеившаяся дурочка? — каждое слово пропитано ядом. Смертоносным, убивающим за секунду.

— Рот свой закрой, стерва!

— Да что ты кипятишься, милый? — она не сдается. Чуть поднимаю голову и вижу Риту в опасной близости от Руслана. — Не дал мне даже объясниться, а уже делаешь поспешные выводы. Я же тебя люб… Аааааа!

Не понимаю, что происходит. Уши закладывает. Перед глазами все плывет. Лишь только различаю силуэт Риты, упавшей прямо на зеленый газон.

Она что-то бормочет, потирая ушибленную ногу. Ощущаю на себе ее ненавистный, полный омерзения и презрения взгляд.

— Какого черта тут происходит? — слышу вопрос Демида где-то рядом со мной. — Дарина! Что… что… Что ты, мля, сделал, Руслан?

Сильные мужские руки поднимают меня с земли. Я как марионетка, бездушная кукла не чувствую ровным счетом ничего. Внутри все замерзло. Превратилось в лютый лед. Глаза должно быть тоже пустые. Душа вообще покрыта мраком, непроглядной тьмой.

— Не смей ее уносить! Она не твоя.

— Руслан, харе истерику устраивать. На нас все смотрят.

Два брата спорят. Пытаются меня перетянуть каждый на свою сторону. А я не возражаю. Просто прячу лицо в лацканах пиджака Демида и беззвучно рыдаю. Выплескиваю из себя все отрицательные эмоции.

Мало вникаю в смысл их слов. Точнее не слышу совсем.

«Заставила же я поверить эту дурочку Дарину, что она потеряла своего драгоценного ребенка».

Слова Риты врезаются в мозг. Отравляют там все похлеще галлона серной кислоты.

Ложь… Все ложь. От начала и до конца. Дружба, любовь, брак, предательство, подстава. Все смешалось воедино.

Зависть, ревность, гнев, злоба. Они погубили. Они уничтожили. Жизни лишили. Наш мир с Русланом разрушили. Нас убили.

Рита мастерски продумала каждую деталь. Она… она причиняла всем нестерпимую боль.

Вранье. Жгучее, ядовитое, мерзкое вранье. Которое стало нашей не объемлемой частью.

— Ааааа! — снова истошный крик из глубин моей израненной, опустошенной души.

А потом темнота. Чернючая. Несущая с собой гробовую тишину.

Дарина

Больница. Белые стены. Характерный запах лекарств, щекочущий ноздри. Врачи, пациенты, посетители.

Беспокойство, дрожь, плохое предчувствие. Бешено бьющееся сердце.

Мое сердце.

Нервно тереблю ткань легкого, ситцевого платья. Губы прикусываю, ожидая своей очереди к врачу. Не зная, чего от него ожидать. Каков будет диагноз. Обрадуюсь или же…

Нет-нет! Не хочу верить в худший вариант. Надо думать только о хорошем, о светлом. Иначе… обязательно к себе ужасные вещи мысленно притянешь.

— Дарина Савельева, проходите.

Голос гинеколога режет по нервам как нож по маслу. Кое-как поднимаюсь с кресла. Дышу через раз. Ноги меня еле слушаются. Хочется развернуться и уйти. Но я упорно, через силу захожу в кабинет Алексея Витальевича.

Улыбчивый, уже не молодой мужчина в белом халате и массивных очках показывает мне рукой на стул. Сажусь. Намертво вцепившись в собственную сумочку.

Тишина. Он что-то пишет, проверяет анализы… Мои? Смотрит на меня с каким-то сочувствующим взглядом, после чего словно несчастной перед казнью оглашает:

— Дарина, к сожалению, по результатам УЗИ и анализам вам необходимо сделать аборт.

Бум! Что-то внутри меня взрывается. Уничтожает все. За одну чертову секунду.

— Аборт, — пересохшими губами, как будто в какой-то прострации. — Разве это так необходимо, доктор? Это может быть и ошибкой. Проверьте еще раз. Вполне возможно, ничего страшного и нет. Просто…

— Дарина, — крепко сжимает в своей руке мою. Меня трясет. — послушайте. Если мы сейчас не сделаем эту мини-операцию, дальнейшие ваше зачатие принесет массу проблем. Встанет серьезный вопрос о том, сможете ли вы родить впоследствии… Вам необходимо согласиться. Все пройдет довольно быстро, — он уверен, что я пойду на ЭТО. — Быстренько управимся, и вы сможете поехать к мужу. Он ничего не узнает. Как и было оговорено.

— Алексей Витальевич, а если… — сглатываю огромный ком в горле, стараясь сильно не дрожать. — Говорят же, что у матери и нерожденного ребенка есть особая связь. Я чувствую… чувствую, — прикладываю ладонь к плоскому животу. — моя девочка жива.

Знаю, что беременна девочкой. Ведь Руслан всегда первой дочку хотел. Мою маленькую копию, которая была бы папиной любимицей. Его сладкой конфеткой.

— Дарина! — очень серьезно и напряженно.. — У вас замершая беременность. Какая к черту связь? — ощущаю слезы на щеках. — Это в вас стресс, страх говорит, — сочувствующе передает мне платок. — Не теряйте время за зря. Нужно сделать это прямо сейчас. Вас уже ждут, — делает пометки в моей больничной карточке. — Это грех конечно, но деваться некуда. Надо думать о вашем здоровье. Вы обязательно родите здорового ребенка.

На этом наш разговор явно окончен. Доктор уже не смотрит на меня. Глаза его в стол опущены. Губы сжаты в тонкую линию. Знаю, ему все равно. За его практику таких как я было много.

На негнущихся ногах поднимаюсь со стула. Выхожу из кабинета. Чувствую, что сейчас рухну в обморок. Сил нет. Внутри огромная черная дыра зияет. Горло саднит. Дрожь не прекращается. Мир передо мной вращается, а изо рта вылетает один-единственный звук…

— НЕТ!

Мечусь. Как пойманная в сеть рыба. Кричу беззвучно, словно кляп во рту. Бьюсь головой… об подушку. Волосы мешают видеть комнату. Глаза щиплет от яркого света. И руки… такие теплые, родные руки дотрагиваются до моих холодных конечностей.

— Дарина, дочка, — обеспокоенно, с тревогой в голосе. — Ты проснулась…

Облизываю пересохшие губы. Провожу ладонью по вспотевшему лбу. Сердце в груди так сильно барабанит, что его наверняка на соседней улице слышно.

— Мама?.. — не понимая ничего, как будто от транса проснулась. — Что… где… как…

— Дарина, ты… ты… проспала несколько часов. Тебя Демид привез, сказал, ты в обморок упала и тебя осмотрел врач, сделал укол, чтобы ты поспала и отдохнула, — всхлипывает, нервно подрагивая. — Я так испугалась, что… с тобой случилось что-то страшное…

Вздрагиваю. Морщусь от резкой боли во всем теле. Голову простреливают воспоминания. Сладкие, давно забытые. Тяжелые, ужасные.

Я и Руслан целуемся как два подростка в укрытии. Словно все у нас наладилось. Не замечая никого, а ведь там…

Рита. Ее мерзкие, предательские слова. Разъедают внутренности, убивают, крошат все вокруг.

Ребенок… Дочка. Могла бы родиться, а я… я тогда пошла на грех… Я избавилась от нее…

— Мама, а где Денис?

Сынок. Родной, любимый, самый главный мужчина в жизни.

Сердце кровью обливается, я ведь и его могла потерять.

Могла лишиться радости материнства. Из-за предательства лучшей подруги, из-за ее ревности, из-за ее коварного плана.

— Дарина, не переживай, — как-то странно улыбается. Мнется на месте. — Он в детской. Играет. Знаешь, наш Дениска такое сегодня учудил. Ты не поверишь. Он взял машинку и…

— Мама, ты мне что-то недоговариваешь, — пытаюсь встать, но все еще слабость ощущаю в теле.

После обморока и тех воспоминаний или сна. До сих пор ноздри щекочет запах лекарств. А на языке вкус микстурки, выпитой после… после…

— Я так за тебя переживала. Ты меня напугала. Думала, страшное произошло, — она частит. Снова повторяется.

— Мама, черт тебя дери!

Резко дергается на стуле. Смотрит на меня как на сумасшедшую. Руку к сердцу прикладывает.

Сама от себя такого не ожидала. Никогда голос не повышала на маму. Не ругала ее (переходный возраст не в счет), но сейчас она просто вывела меня из себя.

Своим переводом темы.

Своими опущенными, виноватыми глазами.

Этим мямлимлем под нос.

— Где Денис? — вновь задаю вопрос. — Мама, что с моим сыном?

Есть одна мысль. Она врезается в мозг, отравляет. Делает еще слабее.

— Дарина, только не волнуйся, — кашляет, явно набираясь смелости. — С Денисом сейчас… он сейчас… С ним Демид… — замирает, закрыв глаза. — И Руслан…