Мутным взглядом осмотрела комнату. На ней было вчерашнее платье. Кровать не расправлена. В волосах нащупала запутавшуюся сухую травинку. Посмотрела на запястье, на крохотный, покрытый коростой, прокол. Сон как рукой сняло, и Лиза поняла, что произошедшее вчера — чистая правда. Невероятная. Нереальная. Но правда.

Как в тумане, добрела до шкафа. Переоделась. Покачиваясь и придерживаясь за перила, осторожно пустилась вниз, вошла на кухню, где как раз обедали Грэгор и Рональд. Села на свое место.

Доктор молча налил полный стакан молока и поставил перед девушкой.

— Выпейте. Сразу станет лучше.

Лиза послушно выпила все до дна, поморщилась. Ей не очень нравился вкус жирного козьего молока. Но зато в голове прояснилось и усталость постепенно начала спадать.

— Хотите есть? — буднично поинтересовался Грэгор.

— Ох, нет, спасибо.

— Как самочувствие?

— Спасибо, хоро… а где Ярый?

— Он не придет сегодня. Ему пока, кхм, не очень хорошо.

А вот теперь Лиза окончательно пришла в себя.

— Почему?

— Как бы вам объяснить…. Он вас вчера провел в себя не честным способом. Против вашей воли. В его мире это табу. Его люди не могут действовать нечестными методами, им это тяжело дается. Они не могут обманывать, не могут причинять другим людям боль. Им незамедлительно все возвращается. Ярому сейчас физически худо. К вечеру отойдет.

— Я не очень понимаю.

— Лиза, Ярый живет по своим законам. Нам трудно их понять.

— То есть, — у Лизы с каждым словом Грэгора все больше округлялись глаза, — он не может делать другим плохо?

— Может. Но при этом точно так же больно станет и ему.

— То есть, — девушка сама налила из кувшина молока и жадно отпила. — То есть, если он кого-то ударит…

— То, по сути, он ударит самого себя.

— А если… если кого-нибудь убьет?

— То сам умрет.

— Но это же… ужасно! Он же вчера не сделал ничего такого!

— Сделал. Он хитростью вас усыпил. Так было надо. Он не может ждать, когда вы дозреете сами, он знал, на что идет. Не переживайте.

— И вы так спокойно об этом говорите?

— Лиза, милая, ну а как еще об этом говорить? Да, у нас под боком живет существо не из нашего мира. Странное и непонятное. У нас это нормально. Не ходить же и не удивляться постоянно. Человек рано или поздно привыкает ко всему.

— Тоже верно. Но…. я тогда еще больше ничего не понимаю. Если он не может сделать другому человеку плохо, то, следовательно, та помощь, что ему нужна — она ведь тоже не окажется плохой?

— Верно, не окажется.

— Так почему он тянет? Почему не говорит сразу, что ему нужно?

— Милая. Вы не готовы.

— Да почему я не готова?

— Ну вот смотрите. Возьмем, к примеру, меня. Я доктор. Я умею лечить людей. Но я не сразу этому научился. Если бы я решил вылечить кого-то в возрасте, например, десяти лет, то просто убил бы человека. Понимаете? Представьте, что вы тоже будущий доктор. Но только учитесь. У вас есть талант, но доверять вам чужую жизнь еще опасно. Если он расскажет все сейчас, то вы его не поймете. Воспримете в штыки. Вам надо… дорасти.

— Вот оно как… теперь понятно, — отрешенно протянула девушка.

Она крепко задумалась и допила молоко. Отвела от Грэгора взгляд и посмотрела на притихшего Рональда, который сидел в дальнем углу стола и притворялся тенью. Тот заметил, что на него обратили внимание, и быстро опустил глаза.

Лиза смутилась.

Наверное, во время всего разговора с Грэгором он неотрывно на нее глядел.

Вскоре Лиза осталась за столом одна. Девушка так ушла в себя, пытаясь переварить услышанное, что не заметила, как все покинули кухню. Она встала, выглянула в распахнутое окно, вдохнула свежий воздух; увидела, как Рон набрал воды из колодца и пошел обратно к дому. Наверняка, чтобы помыть посуду. Рональд ответственно относился к обязанностям и делал все сразу, никогда не откладывал на потом.

Так и оказалось. Вскоре он вернулся, замешкался у порога, увидев Лизу, поставил ведро на столик у плиты. Разбавил воду кипятком из чайника. Мысли о Яром отошли на задний план, когда Лиза увидела, как сильно Рон напрягся от того, что они остались наедине. Так, что мышцы под распахнутой льняной рубашкой стали казаться рельефными. Девушка поневоле залюбовалась. Волосы у Рональда были совсем короткие, сантиметров пять-шесть, и красивыми русыми прядями свисали вниз. Когда он нервничал, то начинал пальцами зачесывать их назад, как, например, сейчас. Собирая посуду, Рон то и дело бросал на девушку темно-синие взгляды, а Лиза старательно делала вид, что ничего не замечает и честно старалась обдумать вчерашнее путешествие и то, что узнала от Грэгора, но у нее не получалось.

Она сидела и не могла понять, почему ей так нравится наблюдать за Роном и почему совсем не хочется никуда уходить. Рональд даже посуду мыл как-то по-особенному. Медленно, тщательно. Закатав рукава. Возможно, он терялся от присутствия Лизы, возможно, всегда так делал. Вот один рукав сполз и намочился в воде — Рон нахмурил брови и мокрой рукой закатал его обратно. На одежде остался влажный отпечаток ладони. Рональд покосился на девушку.

Она улыбалась.

Лиза вдруг отметила, что Рональд ничем не напоминает Тима. Тот был высокий, атлетичный, с карими глазами и черными, как уголь, волосами. Из хорошей и богатой семьи, аристократичный, самовлюбленный. Он уверенно прижимал ее к себе, нашептывая бессмысленные, витиеватые фразы, а она, глупая, таяла от них и делала все, что он просил. Теперь вспоминать его было противно. А смотреть на Рональда, полную противоположность бывшего любовника, напротив, было весьма приятно. Девушка никогда бы не подумала, что ей понравится обычный невольник с меченым лицом, но, вопреки всему, он ей нравился, и сильно. Правильно все Ярый говорил, глупо отрицать очевидное.

— Налить вам чай? — спросил Рон, в очередной раз покосившись на Лизу.

— Только если ты тоже будешь, — быстро сообразила девушка.

Рональд вытер руки полотенцем, взял две свежевымытые чашки, налил в них чай. Девушка задумчиво смотрела, как он насыпает себе две ложки сахара, а ей — неполную одну. Себе налил молока, а ей — холодной воды. Она только так любила. Но Лиза не помнила, чтобы она ему об этом говорила, следовательно, Рон наблюдал и сам запомнил. Динь-динь-динь — зазвенела ложечка, перемешивая сахар, а девушка попробовала представить в подобной ситуации Тима. Стал бы он наливать ей чай? Заметил бы, что ложечка нужна одна? Неполная? Такое и вообразить не получалось.

А Рональд? Он сейчас ухаживает за ней, потому что обязан, или ему в удовольствие делать что-то для нее? Это же он первый про чай заговорил. Вот как понять? А она сама? Нравится Рону? Как девушка?

Лиза поразилась своим мыслям. Еще недели две назад ее бы сильно задело знание о том, что кто-то из невольников рассматривает ее, как девушку, но сейчас все было по-другому. Она вдруг поняла, что жаждет узнать, что именно чувствует к ней Рональд. Наливает ли чай по чувству долга или ему в радость это делать. Она хотела нравиться ему. Но не спрашивать же напрямую? А если ответ «нет»? Если она накручивает, и только Рона рассмешит? А если — что еще хуже — он из вежливости соврет?

— Спасибо, — сказала Лиза, когда Рональд поставил перед ней чашку.

Она раньше никогда не благодарила невольников. Ей и в голову подобное не приходило. Но говорить «спасибо» Рону девушке понравилось, потому что она видела, что ему это приятно. Он на миг прикрывал глаза, терялся, и не знал, что ответить. Как, например, сейчас.

— А ты давно здесь живешь? — непринужденно завела она беседу, отхлебывая из чашки чай.

— Три года. Почти, — он сел на соседний стул. Обхватил чашку, с силой сдавил.

— А где тебя… как ты познакомился с Грэгором?

— Он меня в качестве оплаты попросил.

— А почему именно тебя?

— Из-за Ярого. Я принес ему поднос с едой, а потом он жестом указал на меня хозяину. Ну, и вот, я здесь.