— Ты мне поддался. А так не честно и не интересно, — и в комнату ушла.

Рон чувствовал себя так гадко, словно его раздавили. Он пробовал отвлечься на цветы в саду, но смотрел на них и думал, что Лиза прекраснее, чем все герберы вместе. Попробовал заняться рутинными делами, долго полировал плиту, мыл полы, затеял стирку — но ничего не помогало.

За обедом она молчала. За ужином тоже молчала. Задумчиво накручивала свисающую прядку на палец, она всегда так делала, когда в себя уходила. А после ужина взяла книгу и ушла во двор, Лиза любила там вечером читать. И Рональд понял, что больше не может. Ну разве она много хочет? Всего лишь, чтобы он сказал вслух то, что девушка и так знает. Да пусть она потом рассмеется, пусть забавляется, какая разница? Ведь Грэгору Лиза до сих пор ничего не рассказала, значит, она хотя бы не задета, значит, и дальше будет молчать. А если все останется между ними, в тайне, то почему и нет? Зато она повеселеет и перестанет так смотреть. И самому же легче станет.

Он наспех перемыл посуду. Взял с дивана плед. Настроился, решился. Выдохнул, вдохнул. И пошел во двор.

Столкнулся с Лизой на крыльце. Снаружи стемнело, с неба смотрели звезды и огромная луна, сверчки пели из цветов. Вечер дышал прохладой. А девушка встала напротив и голову чуть-чуть склонила. Рон замешкался, засмотрелся, но решительности не растерял.

— Спасибо, Рональд, мне не надо. Я спать уже пошла, — сказала она, увидев плед в его руках.

— А, спать… Лиза, пообещайте, пожалуйста, что Грэгору ничего не скажете.

— Что — не скажу?

— Вот это. Лиза, ты мне очень нравишься. Очень сильно, — сказал Рон, с силой прижимая плед к груди и на всякий случай крепко зажмурив веки, чтобы не видеть, как она рассмеется.

— Ой, правда?.. — услышал он совсем не смех. Несмело приоткрыл глаза. — Спасибо, мне это так приятно… слышать.

И тут Рон понял, что она сама — растерялась. И что Лиза на самом деле смущена.

— И ты мне тоже очень нравишься, — вдруг добавила она, смотря в его глаза. Поднялась на ступеньку выше и поцеловала в щеку. — Спокойной ночи, Рональд. И Грэгору я ничего не расскажу, не переживай.

— А, а, а… — к такому он оказался совершенно не готов. Хотел что-нибудь сказать, но что тут скажешь, когда сердце в груди так сильно разошлось, что и дыхание перехватило, и голос онемел? То, что она вслух произнесла, не могло быть правдой, потому что такой волшебной правды не бывает никогда; а щека, говоря об обратном, огнем горела. Рональд стоял, судорожно вцепившись в плед, и боялся шелохнуться, чтобы не вспугнуть слишком хорошее мгновение; и с раскрытым ртом смотрел, как Лиза прошла мимо, открыла дверь, сделала шаг в дом — замерла — и напоследок обернулась.

И посмотрела хитро, как лисичка. И улыбнулась. Искренне, по-правде. И ямочки на щеках предназначались не чудовищу лесному, а ему. Ему. Ему!

— Он сказал! Сказал! Сам, сказал, Ярый, он подошел и сказал! — парила Лиза среди облаков на огромных белоснежных крыльях. Черного кота она бережно прижимала к себе, и кожей чувствовала его урчание.

— Сказал. Да, сказал, — подтвердил кот раз, наверное, двадцатый. Но девушка все никак не могла успокоиться, ее распирало от счастья, ей хотелось слышать подтверждение своих слов еще, и еще раз, и еще. — Ты справилась. Он сказал. Подошел и сказал. Так все и было, — прочитав намеренно открытые мысли, добавил кот.

— Я же правильно все сделала? Я не давила? Не давила, да?

— Давила. Причем сильно давила. На этот раз повезло, но если продолжишь в том же духе, то все испортишь.

— То есть? — пыл Лизы немного охладился.

— Он может откатиться назад и окончательно закрыться в себе. К нему нужен очень мягкий подход. Неторопливый. Ненавязчивый. А ты напираешь, как лавина.

— Что значит — «откатится назад»?

— А ты подумай, и поймешь.

— Ну Ярый!

— Девочка, хватит вопросов. Спустись с небес на землю. У нас много дел.

— Конечно, котик, — Лиза спикировала вниз, на зеленую поляну, сложила крылья за спиной. Хотела выпустить кота — но тот уткнулся мордочкой в подмышку, выпустил коготки и, мурлыча, мягкими лапами массировал плечо, щекотливо и приятно. Девушка непроизвольно улыбнулась. Большой контраст между тем, что представлял Ярый из себя снаружи и тем, каким он был внутри, ее сильно удивлял. Она погладила его по шерстке, почесала шею, пузо — кот урчал громче, сильнее, пока, полностью удовлетворенный, не спрыгнул вниз.

Вот только превратился он не в Ярого, а в Лизу. Вторая девушка потянулась и отошла в сторону. Потом вернулась. Развернулась на месте и опять пошла.

— Ярый, ты чем сейчас занят? — спросила Лиза, наблюдая за перемещениями второй самой себя по зеленой поляне.

— Хожу, — ответил он. — Почему ты меня так называешь?

— Но ты же Ярый, а не я. А тебя зовут Ярый. Ведь так?

— Верно. Я просто выгляжу. Как ты. И да, вы именно так меня и называете.

— А Ярый — это твое настоящее имя?

— Девочка. А твое имя — настоящее?

— Ну а какое же оно?

— Ты его сама выбирала? То, которое захотела?

— Нет.

— Ну вот, видишь. Так и у меня. То имя, что мне дали они — не мое.

— Кто — они?

— Люди из вашего мира. Когда они увидели меня в первый раз, то решили, что я зверь. Яростный. Злой. Так и прозвали. Ха.

— А какое твое настоящее имя?

— Как тебе хочется меня назвать?

— Эм… Кот?

— Хорошее имя.

— Ты запутал меня… И хватит в моем образе ходить, мне так не сосредоточиться никогда!

— Хороший образ. Мне нравится, — Лиза номер два игриво повела плечом; Лиза номер один сдвинула брови.

— А мне не нра… ну, то есть, нравится, но…. Да нечестно так! — совсем запуталась девушка. — Я думала, мы сегодня продолжим обучение, а ты не пойми чем занимаешься!

— Мы уже обучаемся. Образы. Сегодня мы разбираемся в образах. Садись и слушай.

Лиза послушно приземлилась на мягкое кресло, удобно расположилась и навострила уши.

— Итак. Запомни. Для того, чтобы чему-то научиться, тебе нужно понять, что ты — это не твой привычный образ. Не тот дом, в котором ты живешь. Не твоя оболочка. У души нет четкого образа, и обычно я выгляжу вот так…

Лиза номер два расплылась бесформенным облаком, которое распылилось по пространству и исчезло. После частицы сгруппировались, слились друг с другом — и перед Лизой предстал Ярый в привычном ей виде.

— У души нет ни формы, ни пола, ни возраста. То есть, ты можешь стать той, кем захочешь. Или никем. Все то, что ты видишь сейчас, девочка — это я. Трава под ногами. Кресло. Образ меня, который говорит с тобой. Это все — я, здесь везде я. Перед вами я предстаю в конкретных образах потому, что вам так привычнее. Вы привыкли придавать оболочке слишком большое значение, для вас вы — это она и есть. Возраст оболочки, вид оболочки, пол и происхождение оболочки, контакты с другими оболочками, оболочки, оболочки. Оболочки. Оболочки.

— Хватит.

— Увлекся. Поэтому вам сложно предстать здесь не теми, кем вы являетесь там. Я понятно объясняю?

Лиза кивнула.

— Образы бывают двух типов. Первые — бессознательные. Это ты. Твоя одежда. Крылья. Они не зависят от твоего сознательного желания. По бессознательным образам можно многое понять о человеке. Ты, например, приходишь всегда разная. Разного возраста, размера…

— Разного возраста?!

— Посмотри на себя.

Перед Лизой возникло большое овальное зеркало в резной раме. Точно такое же висело в гостиной. Девушка соскочила с кресла и подбежала к нему, внимательно всматриваясь в отражение. Опять та самая клетчатая рубашка, застегнутая на три нижние пуговицы; короткие штаны; волосы собраны в тугой пучок на затылке. Но она была молодая, своего возраста.

— Я такая же.

— Это сегодня ты помолодела. А вот такой ты была в прошлый раз, — изображение переключилось, и Лиза увидела себя примерно тридцатилетней. Пронзительный взгляд серьезных глаз, ни намека на детскость в лице, сформированная фигура. Картинка сменилась на день первого посещения, и Лиза увидела себя старухой.