Четверо бандитов залегли под стенами крайних домов – причем, один как раз возле того, где сладко дремал очередной наблюдатель. Восемь человек, во главе с Алисом, пригибаясь побежали к дому Шагрота. Дощатые ставни на окнах были закрыты. А вот дверь оказалась не запертой… Когда Кызя покидала родной дом, ей было не до замков и засовов. Но Алис, разумеется, об этом не знал, поэтому насторожился и, обернувшись к своим, приложил палец к губам. Потом крутанул двумя пальцами в воздухе – дескать, разберитесь по парам. Ачаду встал рядом с Алисом, сжимая рукоять ножа.

Грузный лидер осторожно толкнул дверь. Та, не скрипнув, отворилась. Неуклюжий внешне Алис со звериной грацией скользнул в дом. Ачаду, перестав дышать, шагнул за ним. Внутри было темно, и Учитель сразу потерял Алиса из виду. А тому, привыкшему к лесному полумраку, достаточно было и света из щелястых ставен, чтобы быстро убедиться в отсутствии людей. Он вернулся в первую комнату и увидел посреди нее силуэт Ачаду с беспомощно вытянутыми руками.

– Здесь нет никого, – шепнул он Учителю. – Иди, посмотри в сараях возле дома – может, твой парень там. А сюда позови моих людей, мы пока поработаем.

– Но почему здесь никого нет? Куда же все делись? – зашептал Ачаду. – Это точно дом главаря?

– Точно. А почему нет – откуда я знаю? У Шагрота забот много. Может – торгует, может – ворует…

– А если Хепсу не будет в сараях?

– Ты сначала посмотри. А нет – что я могу сделать?

– Тогда надо осмотреть соседние дома!..

– Ну уж нет, так мы не договаривались! Положить десяток своих людей ради одного мальчишки – невыгодная сделка.

– Ладно, – буркнул Ачаду и стал пробираться к серому пятну открытой двери.

В сараях тоже было пусто. Ачаду обследовал все четыре постройки, пока бандиты хозяйничали в доме Шагрота, и стоял теперь посреди двора, растерянно озираясь.

Он не знал, что теперь делать. Все здравые мысли вытекли из головы, словно вода из дырявой фляги. Нездравые, впрочем, тоже. В мозгу пульсировало лишь одно: «Хепсу надо найти! Хепсу надо спасти!»

Ачаду зарычал, развернулся на пятке и с размаху пнул воздух. «Где же Хепсу? Где?! Ведь должен же кто-то это знать!» Как уже не раз случалось с Учителем в последнее время, рычащая ярость стиснула мозг, смяла когтистой лапищей остатки разума, выдавливая наружу звериные инстинкты. И эти инстинкты погнали Ачаду к соседнему дому. Там должны быть люди, там могла быть добыча! Он не собирался ее есть, он жаждал ее допросить, но какая, собственно, разница? Инстинкты голодного хищника гнали Учителя вперед, заглушив чувства осторожности и страха. Это был бешеный хищник, а потому наиболее опасный – для всех и для себя.

Он не помнил, как ворвался в соседний дом, как вцепился в ткань черной хламиды выскочившего из темноты мужчины, как повалил того на пол и, колотя затылком о дощатый пол, орал, брызжа слюной: «Где Хепсу?! Где мальчик?!» Не помнил он и того, как из той же темноты вынырнули еще две фигуры, и только многоцветная вспышка в глазах осталась с ним до тех пор, пока он не смог раскрыть их снова.

Затылок пульсировал болью. Ломило связанные за спиной локти. Ноги тоже были стянуты веревкой, и ниже колен Ачаду их почти не чувствовал. Разлепив тяжелые веки, он посмотрел на грудь. Дусос был с ним. Потом Ачаду обвел взглядом вокруг.

Он лежал на кучке травы в дощатом сарае, сквозь щели которого пробивалось достаточно света, чтобы увидеть эту пожухшую траву. Ничего больше в сарае не было. Он словно и предназначался для таких вот никчемных пленников. То, что он не более чем никчемный, Ачаду сказал себе сразу, едва пришел в себя. Нет, даже не так: тупой, бесполезный, безмозглый!.. Правильная, очень точная характеристика: безмозглый! И не стоит ни на кого обижаться. Так оно и есть. Неужели разумный человек стал бы творить такое?! Ладно бы он рисковал только собой! Но ведь наверняка пострадали и люди Алиса! Может быть, даже погибли… Что из того, что они бандиты? Они тоже хотели жить, они доверились ему, решились ему помочь!.. А что теперь? Он подвел их, а о судьбе Хепсу так ничего и не узнал.

Ачаду застонал. Не от боли, от презрения к себе. И от животного страха перед наступающим безумием. Ведь объяснить то, что с ним происходит все чаще и чаще, можно только этим – он сходит с ума! Приступы неконтролируемой ярости – лишь первые предвестники сумасшествия. Скоро начнутся видения, мир исказится, измышления потеряют смысл… Вот тогда он и впрямь окажется за краем. За краем всего. Может быть, это жестокая плата за его нелепую идею заглянуть за край земли?

Скрип двери полоснул по затылку ржавым зазубренным лезвием. Высокий желтоволосый мужчина в красной длинной рубахе ворвался в сарай и склонился над Учителем, целясь маленьким носом в перекошенное болью лицо.

– Где?! – закричал он почти так же, как орал недавно Ачаду. – Где моя дочь?! Отвечай! – Мужчина замахнулся, и Учитель невольно зажмурился, приготовившись к новой порции боли. Но удара не последовало, и Ачаду, не открывая глаз, ответил:

– Я не знаю, о чем ты говоришь…

– Не знаешь?! Ты пришел за моей дочерью и не знаешь этого? Ты даже боишься посмотреть мне в глаза!

Ачаду стало стыдно. Казалось бы, что тут такого? Ну, закрыл глаза от страха перед болью… Разве не приходилось делать этого раньше? Но сейчас почему-то все выглядело иначе. Теперь перед ним стоял враг. А показывать слабость врагу, тем более – страх перед ним, оказалось ох как стыдно!

Учитель открыл глаза и даже попытался сесть. Сказал:

– Не боюсь. Просто мне больно. А вот ты, похоже, меня боишься, Шагрот.

– Откуда ты знаешь мое имя? И с чего ты взял, бесполезный, что я тебя боюсь?

– Я ведь шел к тебе, потому и узнал твое имя. А раз ты связал меня, значит, боишься.

– Меня просто оторопь берет от твоих рассуждений, – усмехнулся Шагрот. Но все-таки вынул нож и перерезал веревки. Пока Ачаду разминал руки и пытался шевелить пальцами ног, главарь банды продолжал говорить: – Я мало чего, и уж тем более – кого, боюсь в этой жизни. Тем более маложивущих! Я привык вас продавать, а не бояться. А вот люблю я лишь свою дочь. Даже не моргну, если ради нее придется убивать людей.

– Охотно верю, – кивнул Ачаду. – Можешь начать с меня. Только это ничего не даст. Я не видел твоей дочери. А вот ты украл моего ученика. Верни его, или…

– Или что? – Шагрот опять склонился над Учителем. – Ненавижу пустые угрозы! Ими кидаются лишь слабаки. Сильный не говорит – он делает. А ты сделать не можешь ни-че-го! Но я предоставлю тебе возможность поговорить. Только говорить ты будешь о моей дочери. Где она?! – Бандит сорвался на крик и вновь замахнулся. Только теперь в его руке был нож.

Ачаду невольно моргнул, но закрывать глаза не стал. Да он уже и не боялся. По говорливости Шагрота он понял, что убивать его тот пока не собирается. Как сам же и сказал: «Сильный не говорит – он делает».

– Я не произнесу больше ни слова, – посмотрел в глаза бандиту Ачаду, – пока ты не скажешь, что стало с мальчиком.

– Ты предлагаешь торг? – деланно удивился Шагрот и убрал нож. – Хорошо. Я это люблю. Торговля – моя стихия! Итак, я говорю где мальчик, ты говоришь где девочка. Идет?

«Что делать? – подумал Учитель. – Согласиться? Пусть он скажет про Хепсу, а потом соврать о девочке? Но где гарантия, что не соврет этот жулик?.. И вообще… Ложь порождает новую ложь – это он постоянно твердил ученикам…»

– Надеюсь, ты будешь честен, – сказал Ачаду, – и скажешь правду? И готов выслушать правду в ответ?

Шагрот вздрогнул. Последние слова маложивущего кольнули зловещей двусмысленностью.

Удивительно, но в голове торговца людьми сейчас протекал почти дословный монолог, он задавал себе те же вопросы, что и Учитель до этого. Даже о порождении лжи ложью он подумал. И сказал:

– Да, я скажу правду. Жду того же в ответ… – Голос его в конце все-таки дрогнул. Он поморщился и уже привычно жестко закончил: – Мальчишку я продал. Теперь он собственность умников, на острове Тыпо.