— Сосед, салам.

Умар отвечает, но инстинктивно отступает к сараю: от этого «салама» добра не жди — почти полтора года Джафар «гулял» у Алхаса.

— Я пришел домой, — продолжает Джафар. — Что мне будет?

— Заходи, — бросает Умар. — А можешь и не заходить — я уже десять раз говорил твоей Суре — сам явится, ничего не будет.

Джафар все же перескакивает через невысокий плетень. Умар оглядывает соседа с ног до головы — нет, не особенно он изменился, только вот на лице полоса свежезапекшейся крови. Почти как у него самого. Только у Умара шрам тянется от левого глаза к подбородку, а у Джафара от правого уха.

— Знакомая метка, — улыбается Умар. — От Алхаса память?

— От его помощника, Ерофея. Но за мной не пропадет.

— За что же он тебя разделал?

— Не отдавал винтовку. Иди, говорит, домой так. А чего я так пойду? Винтовка моя, еще от Деникина.

Умар не все понимает. Он ставит топор к стенке сарая и приглашает соседа в дом. Они усаживаются.

— Выходит, Джафар, ты не сам смылся из банды, не улизнул тайком, а ушел с согласия начальства? Даже Ерофей знал?

Джафар растерянно молчит. Вот это влип.

— А где же винтовка? Пойди-ка принеси ее. Ведь тебе банда мстить не будет, ты вроде как освобожден… Или на побывке? Как это у вас считается?

Джафар приносит винтовку, высыпает сотню патронов, выкладывает на стол три лимонки и пистолет старинного образца. Полное разоружение. Садится.

— Теперь слушай, запоминай…

Он рассказывает о приезде Шеретлукова, о решении отправить кое-кого на зиму и весну домой, о задании — ждать сигнала весной. А как начнется — оставить в аулах только сторонников Улагая. В банде же зазимуют самые отпетые негодяи, профессиональные уголовники, матерые контрреволюционеры. Те, кому возвращаться невозможно. Многие, как и он, уже давно хотели вернуться домой, но боялись Алхаса. Теперь они клянутся Шеретлукову чем угодно, лишь бы расстаться с бандой.

Белла вносит завтрак: пшенную кашу, подливку, распространяющую пряный аромат, кипяток, кувшин молока.

— Кебляг, — приглашает Умар. — Угощайся, сосед.

Джафар наливает в чашку кипяток, добавляет молока и дует изо всех сил. Признаться, он думал, что новый старшина живет побогаче. А он остается таким же бедным, каким был.

— Какие еще новости? — спрашивает Умар, уплетая кашу с подливкой. — Давай, Джафар, выкладывай, не останавливайся посреди дороги.

— Ничего существенного. Недавно случайно услыхал разговор Шеретлукова с Алхасом… Нас это мало касается.

Когда приехав Шеретлуков, все решили, что он привез важные новости: Джафар знаком с ездовым Шеретлукова. Ездовой расселся под окном Алхаса, Джафар и подсел к нему. Шеретлуков сказал, будто Улагай намерен перетянуть на свою сторону всех черкесов, которые служат Советской власти в Екатеринодаре. Не удастся? Как бы не так — каждому будет предложен выбор: согласие или смерть. Скоро начнется. Для начала решили прирезать семью какого-то корнета Махмуда, остальные задумаются, особенно те, у кого семьи в аулах.

— А связной не говорил, где сейчас штаб Улагая?

— Не говорил, а я не спрашивал.

— Жаль…

— Думаю, в горах, где казаки, там они все собираются.

Важные новости, надо немедленно передать их в город. Умар направляется к дому Едыгова — здесь лучше всего вести разговор, который не следовало бы слышать слабому на язык Магомету. Возле Совета его окликает Гучипс.

— Не проходи, — говорит он. — Жду тебя целый час.

— Ты забыл, где я живу? — ухмыляется Умар.

— По делу я никогда не хожу на дом. Если все начнут по делам ходить к старшине домой, у него не хватит перца на подливки.

Так, подшучивая, они заходят в сельсовет.

— Садись, — приглашает Умар. У него уже это вошло в привычку. Он и женщин, к их великому удивлению, приглашает сесть. Некоторые после этого забывают, зачем они явились. Конечно, ни одна еще не осмелилась сесть в присутствии председателя.

— Слушаю, — с нарочитой торжественностью произносит Умар, когда его друг усаживается.

— Пришел узнать, — произносит Гучипс, — какая у нас власть?

Умар смеется — этот Гучипс всегда что-нибудь придумает. Надо же — чуть ли не с полуночи торчит у сельсовета, чтобы узнать то, что ему и без того отлично известно.

— Я серьезно, Умар, — настаивает на своем Гучипс. — Какая у нас в ауле сейчас власть?

Шутка как чай — лучше всего ее заваривать один раз.

— Не морочь голову, Гучипс, — обижается Умар. — Спроси у людей, узнаешь.

— Я слышал: при новой власти детей учить будут, всех, не только богатых. Почему же не учат?

Входит Ильяс.

— Вот Ильяс должен знать, — добавляет Гучипс. — Говорят, Ленин обещал, что все дети будут учиться.

— Это и Буденный говорил, — подтверждает Ильяс.

— Почему же у нас не учат?

— А где учить? И кто будет учить? — Умар машет рукой. — Ни медресе, ни учителей.

— Пусть хотя бы мулла учит. Домов пустых хватает. Взять хотя бы дом Салеха, там можно скачки устраивать, не только учить.

Заходят и другие. Прислушавшись к разговору, вставляют свое слово. Постепенно начинается спор. В основном он вертится вокруг вопроса, кого учить — одних мальчиков или девочек тоже.

— Зачем девочкам грамота? — доказывает Индар. — Они и без того отлично сготовят лищипс.

С ним согласны многие — женщина есть женщина, она должна знать свое место.

— Выходит, — горячится Ильяс, — если у меня одни дочки, в семье грамотного человека не будет?

— Посоветуй Дарихан рожать сыновей, — шутит кто- то. — Мы не виноваты, что ты плохо старался.

— У кого нет сыновей, тот пусть учит дочь, — предлагает Гучипс. Ему важно, чтобы за школу были все, тогда ее, может быть, откроют.

Большинство согласно с Гучипсом.

— Ну что ж, — заключает Умар, — давайте соберем сход и поговорим о школе, ведь это дело не простое, потребуются деньги.

Умар и Ильяс направляются в дом Едыгова, осматривают готовые к бою пулеметы, винтовки, проходят в комнату Марата. Здесь Умар сообщает им то, что узнал от соседа.

— Хитро придумали, — удрученно констатирует Мурат. — Вроде банды нет, а она есть, только довольствуется за наш счет.

— Ничего страшного, — вмешивается Ильяс. — Это к лучшему.

Мурат бросает на него недоуменный взгляд.

— Нам такая позиция на руку, — убежденно доказывает Ильяс. — Подумайте: в банде сейчас человек сто— полтораста, из них из аулов — человек пятьдесят, остальные— из станиц. Явятся, и что? Будут сидеть, как зайцы. И пусть сидят. А к весне, может, и одумаются. И куда пойдут, если мы банду зимой уничтожим? Вспомним, кто сейчас у Алхаса из наших? Сафербий — раз, Айса — два. Да еще, говорят, корнет Едыгов из тюрьмы убежал. Вот и все.

— Ну что ж… — повеселел Умар. — С ними справимся.

Ждать гостей пришлось недолго. На следующее же утро в Совет явились Сафербий и Айса — оба с винтовками. Умар поздравил их с удачным побегом, отпустил домой. Днем нашел время проведать каждого, постарался вызвать на откровенный разговор. Сафербий, поколебавшись, сообщил, что явился с заданием ждать весны. Айса на все корки стал крыть Алхаса, Ерофея, грозился изрубить их на мелкие части, просился в отряд. О Шеротлукове — ни слова. Во время разговора преданно смотрел в глаза, лицо его выражало крайнее огорчение — уж так жалеет, что попал в банду, так жалеет…

Умар с трудом сдержался, чтобы не бросить ему в глаза: двуличная собака, только и ждешь, чтобы я повернулся спиной. Вышел с твердым намерением арестовать его. Ильясу и Мурату едва удалось отговорить его от этого рискованного шага.

— Ладно, — не без колебаний согласился он. — Надо выполнять обещание. Посмотрим, что он станет делать.

Умар торопится со сходом. Кроме вопроса о школе хочет поговорить и о дровах. Сейчас что получается? Отправится человек в лес, его перехватит Ерофей: «Вези овечку, вернем лошадей. И молчи, а то в следующий раз кишки вон». Кое-кому удается избежать встречи с бандитами, но многие уже лишились части своего добра. Добро — черт с ним, но ведь они таким образом невольно банду подкармливают. И он задумал отправиться в лес по дрова всем аулом с оружием в руках. Люди будут обеспечены топливом до самой весны, а Алхас пусть сам себе корм добывает.