– Боже мой! – выругался я про себя, – не убий его.

Едва-едва. Подскакивая на сидении, набитом персиковыми косточками, с истерзанными ягодицами, вцепившись обеими руками в рулевое колесо, я чувствовал, что мокрая мостовая доделает дело. Грузовичок вылетел на тротуар и снес Лере, словно кеглю. Тот рухнул на крыло, метнув на капот чемоданчик, из которого вывалилось содержимое. Я подал назад, словно он меня оттолкнул. Он остался лежать у тротуара, стеная, что есть мочи. Я нажал на газ. Едва не задев при повороте на площади Валуа будто из-под земли выскочившую легковушку, припустил, набирая скорость, подальше от этого нездорового места, как лихач, с рождения занимающийся авторалли.

Я бросил тачку на улице Лувр, перед центральным управлением прямых налогов, и, пожелав, чтобы ни один из этих господ не оказался ею скомпрометирован, нырнул в жирующую толпу и пропустил несколько целебных капель в баре на улице Пируэт. У меня было впечатление, что пируэты я совершил престранные...

Когда ко мне вернулось самообладание, я еще немного подождал, а затем из телефонной кабины бистро позвонил в гостиницу на улице Валуа. На этот раз клерк бодрствовал, словно на него напала тьма блох.

– Снова я вас беспокою, – извинился я. – Нестор Бурма. Я хотел бы поговорить с господином Лере, если он еще не уехал.

– Он в госпитале, – ответил тот. – С подобными постояльцами всегда одни хлопоты.

Я разыграл удивление.

– В гос... Что вы такое говорите?

– Он как раз выходил от нас, когда в него врезалась машина. Наверняка, вел ее какой-нибудь алкаш. Послушайте, сударь... Таков мир. По ночам здесь едва ли одна машина проезжает раз в три часа; а с пьяницей за рулем – разве что две за год. Эти загородные, честное слово! Похоже, они поступают так нарочно.

– И серьезно пострадал?

– Могло быть хуже. Например, машина могла бы разнести витрину. К счастью, этого не случилось. Истинное чудо!

– Я спрашиваю про Лере. Меня он волнует больше, чем витрина.

– Э-э-э... Ах да! Господин Лере... Конечно... Тоже истинное чудо. На первый взгляд, изрядно помят, но не думаю, что смертельно... Во всяком случае, надеюсь...

Я тоже надеялся. И, не насилуя себя, с большей искренностью, чем этот ученик торговца сновидениями.

– Гм... так вы говорите, он в госпитале...

– Я вызвал полицейских с улицы Добрых Детей. Они его увезли...

Он говорил раздраженным до крайности тоном. Ему было по горло достаточно этой истории:

– ... Предполагаю, не в кутузку, – продолжил он.

– С ними никогда ничего неизвестно, – заметил я. – Ну что ж. Спасибо. Спокойной ночи.

Из бистро я отправился в участок на улице Добрых Детей. Еще с тех времен, когда бомба анархиста Эмиля Анри разнесла помещение, отправив с дюжину этих добрых детей принимать посмертные награждения из рук префекта полиции, там были всегда настроены несколько настороженно к посетителям, но я рискнул. Все прошло без сучка и задоринки. Я представился, воспользовавшись вместо удостоверения дружбой с комиссаром Флоримоном Фару, сказал, что был знаком с Луи Лере, о несчастном случае с которым только что узнал и т. д. Добрые дети успокоили меня на его счет. "За более подробными сведениями соблаговолите обратиться в Центральную больницу... " Для проформы я призвал полицейских срочно поймать мне машину и смылся. Я был слишком утомлен, чтобы добираться до своего дома, это далеко. А помещение моего агентства со всегда свободным диваном находилось в двух шагах, на улице Пти-Шан. Туда я и отправился. Позвонил в Центральную больницу. Без слишком больших трудностей получил известия о раненом. Его состояние не внушало беспокойства. Через пару дней он поднимется на ноги. Я поблагодарил, разделся и скользнул под одеяло. Едва сомкнув глаза, заснул.

Явившись кдевяти часам на работу, моя секретарша Элен разбудила меня взрывами громкого хохота.

– Привет, шеф, – протрубила она. – Решили как следует выспаться?

– Что-то в этом роде, – зевнул я. – Ты меня не поцелуешь?

Она улыбнулась:

– Никогда не целую пьянчужек... Гм... Наверное, не ошибусь, если скажу, что добраться до дома вы были не в состоянии, как явствует из вашего присутствия здесь, не так ли?

Я снова зевнул:

– Что-то в этом роде. Вам бы следовало работать у детектива.

– Иначе говоря, вы нашли своего Лере?

– Что-то в этом роде. Вы не хотите поднять ставни?

Она подчинилась. Плохо отмытый, тусклый день проник в комнату.

– Туман? – спросил я.

– Что-то в этом роде, – ответила она. – Но не холодно...

Закрыв окна, она вернулась ко мне, присматриваясь:

– Ну и вид! Что с вашей головой? Очевидно, гуляли вместе?

– Конечно, голова со мной, знаете ли, не расстается.

– Я говорю о Лере. Он вас снова развращал?

– Что-то в этом роде.

– Надеюсь, вы его усадили в поезд? Или что-то в этом роде?

Я ухмыльнулся:

– А вот и нет. Он в больнице.

Элен широко раскрыла прекрасные удивленные глаза:

– А ведь жена вам платит, чтоб вы его оберегали! Но что случилось? Драка? Его придушил рыночный силач?

– Глупейший несчастный случай. Похоже, его сбил какой-то лихач. Меня при этом не было. Думаю, следует предупредить его жену. Вы пошлете телеграмму. В успокоительном духе. Закажите также телефонный разговор. Я хочу и сам ее успокоить. В телеграмме постарайтесь ее убедить, что ей не следует срываться с места. Здесь, в Париже, в ней пока что не нуждаются.

Элен нахмурила брови:

– Он хотя бы жив?

– Конечно. Ну что вы себе вообразили? Приготовьте-ка нам кофе, пока я одеваюсь.

Она исчезла в крошечной кухоньке. И скоро вернулась, неся на подносе две чашки, полные ароматной черной жидкости. Сделав несколько глотков кофе, она продолжала рассуждать:

– Не воображаю, чтобы вы кого бы то ни было могли пришить, – сказала она. – Но, согласитесь, что вас часто видишь работающим в непосредственной близости от трупов, или что-то в этом роде, как вы выражаетесь. Это крайне любопытно.

– Вам следовало бы отпустить усы, – сказал я, поставив чашку. – Вы уже говорите как Флоримон Фару, Вы поразительно на него похожи... Он мне выдал подобное не позже, чем этой ночью.

– Так я и думала. Шеф, кем был тот покойник? Он был там специально ради вас?

– Какой покойник? Она пожала плечами:

– На Центральном рынке нашли убитого мужчину. Вы разве не знали?

– Да нет.

– Вот видите. Некий... забыла имя...

– Ларпан. Этьен Ларпан. Ну вот, видите. Я все знаю... но не с такой распухшей головой.

– Вроде бы именно он – похититель известной картины Рафаэля из Лувра.

– А! Этого я не знал. Газеты пишут?

– Нет. Это, конечно же, произошло поздней ночью и не успевало попасть в утренние выпуски. Я слышала по радио в сводке новостей.

Я включил радиоприемник. Донесся голос Катрин Соваж, поющей «Остров святого Людовика». Я приглушил звук.

– Что еще они передали?

– Я не прислушивалась, но, кажется, это все.

– Подождем. В полуденном выпуске "Сумерек" Марк Кове что-нибудь состряпает... Будьте добры, передайте по телефону текст телеграммы г-же Лере, хорошо?

Она прошла в кабинет.

Я последовал за ней, чтобы проглядеть почту. В общей груде лежало и письмо от Роже Заваттера, одного из моих агентов, сейчас находившегося на передней линии. Он писал:

Пишу вам на бумаге клиента (вы заметили, каково ее качество?)...

Бумага действительно была роскошной, с водяным знаком в виде силуэта яхты, увенчанной инициалами П. К. В верхнем левом углу тот же корабль повторялся в виде гравюры, окруженной выведенным ярко-красными буквами названием «Красный цветок Таити».

...чтобы вам сообщить, что по-прежнему сообщать не о чем, разве что о том, что клиент спятил. Но ничего серьезного. Во всяком случае, на горизонте врагов не видно, ни по правому, ни по левому борту, а я останусь телохранителем этого типа до конца моих дней. Мы будем в Париже 13 или 14...