Здесь Мольтке пришел к выводу, что французы концентрируют свои главные силы для наступления через Лотарингию между Мецем и Вогезами. Мольтке насторожился, но уже 17 августа он не счел концентрацию французских сил в Лотарингии угрожающей, и «план Шлеффена» снова стал главной стратегической схемой.

22 августа Клюк рванулся к Монсу, пересекая канал, ускоряя движение на север. 23 августа противостоявший немцам на Маасе генерал Ланрезак, стоявший во главе 5-й армии, отступил. Перед фон Клюком (160 тысяч) стоял британский экспедиционный корпус (70 тысяч), о существовании которого Клюк узнал 20 августа из газет. Немцы порядочно устали — 240 километров за 11 дней, — и их силы были растянуты по бельгийским дорогам. В результате первый день участия английской армии в боевых действиях показал решимость англичан, но он же продемонстрировал физическое превосходство немцев. Девятичасовое сражение задержало продвижение фон Клюка на день. Жофр, при всем своем крестьянском упорстве, должен был признать 24 августа, что армия «обречена на оборонительные действия». К чести Жофра нужно сказать, что он достаточно быстро начал учиться искусству обороны. К этому времени французская армия в бессмысленных наступлениях в Лотарингии — да и повсюду на Западном фронте — потеряла уже 140 тысяч солдат из общего числа 1250 тысяч. Президент Пуанкаре записал в дневнике: «Мы должны согласиться на отступление и оккупацию. Так исчезли иллюзии последних двух недель. Теперь будущее Франции зависит от ее способности сопротивляться». Именно в этот день немцы почувствовали огромный прилив самоуверенности. На севере они вступили на территорию Франции. Вера в «план Шлиффена» никогда не была более абсолютной.

Немцы вышли во фланг основным силам французов на 120-километровом фронте на севере Франции. Миллионные силы вторжения ворвались в Северную Францию и начали движение с севера к Парижу, где и разыгрались решающие события. Париж был под ударом. Запад призвал Петроград изменить согласованные сроки и максимально ускорить выступление русских войск.

Возникший в короткие августовские дни Восточный фронт простирался на полторы тысячи километров между Мемелем на Балтике и Буковиной в предгорьях Карпат. В начавшейся войне с колоссом Германией и пятидесятидвухмиллионной Австро-Венгрией Россия должна была либо ликвидировать свой уязвимый огромный польский выступ, либо перехватить инициативу у эффективных немцев. Две страшные угрозы ждали русскую армию: выдвинутая на восток Восточная Пруссия с севера и галицийские укрепления австро-венгерской армии на юге. Не блокировав эти две угрозы, русская армии находилась под постоянной угрозой удара с флангов.

Главнокомандующий русских войск — великий князь Николай Николаевич — убедился, что Германия концентрирует свои силы против Франции к 6 августа.

Французское правительство теперь уже не просто ожидало заранее согласованных действий — оно прямо обратилось к России предпринять все возможные действия против Германии. «История должна признать интенсивные лояльные усилия, предпринятые царем и его генералами с целью осуществить наступление с величайшей возможной силой» {23} . 10 августа ставка приказывает Северо-Западному фронту: «Германия направила свои главные силы против Франции, оставив против нас меньшую часть своих сил… Необходимо в силу союзнических обязательств поддержать французов ввиду готовящегося против них главного удара германцев… Армиям Северо-западного фронта необходимо теперь же подготовиться к тому, чтобы в ближайшее время, осенив себя крестным знамением, перейти в спокойное и планомерное наступление» {24}.

Первостепенной целью русского наступления стала Восточная Пруссия — страна озер и болот, ставшая пашней Германии, благодаря удивительному трудолюбию немцев, применивших искусный дренаж и опоясавших эту страну туманов и лесов сетью дорог. Военной особенностью Восточной Пруссии была линия выдвинутых вперед укреплений, получивших название «линии Ангерап». За ней подлинным щитом Берлина были четыре германские крепости — Кенигсберг, Тори, Позен и Бреслау, в каждой из которых после мобилизации было до сорока тысяч войск. Соединяющие их дороги были памятником железнодорожного искусства — эти дороги позволяли перемещать большие контингенты войск в кратчайшее время.

Изменение русского стратегического плана — ускорение развертывания войск — противоречило мнению профессионалов. Приказ о наступлении в Восточной Пруссии издал командующий северо-западным фронтом генерал Жилинский (которого британский генерал Айронсайд охарактеризовал как «скорее штабного офицера, чем полевого командира» {25} и чей дальневосточный опыт не впечатлял никого). (Повторим: данный приказ был результатом рискованного обещания, данного Жилинским генералу Жофру во время визита в Париж в 1913 г.: Россия выставит на пятнадцатый день войны 800 тысяч солдат для наступления против Германии. Окружавшие Жилинского эксперты выступали тогда против столь определенного обещания.) Французскому военному атташе генералу Лагишу Жилинский в сердцах сказал: «История проклянет меня, но я отдал приказ двигаться вперед» {26}.

Итак, Жилинский изначально сам считал, что неподготовленное наступление в Восточной Пруссии обречено на верную неудачу, потому что русские войска были разбросаны и перемещение с целью их концентрации встретит много препятствий. Местность была пересечена лесами, реками и. озерами, «разжавшими» кулак наступающих армий. Армия еще не была организована, а местность, с ее лесами и болотами, была своего рода губкой, впитывающей в себя войска. Начальник штаба русской армии генерал Янушкевич разделял мнение Жилинского и отговаривал великого князя Николая Николаевича от наступления.

Но перед Россией стоял, высший вопрос сохранения солидарности с Западом, и Россия принесла жертву. Вот мнение британского посла Бьюкенена: «Если бы Россия считалась только со своими интересами, это не был бы для нее наилучший способ действия, но ей приходилось считаться со своими союзниками. Наступление германской армии на западе вызвало необходимость отвлечь ее на восток. Поэтому первоначальный план был соответствующим образом изменен, и 17 августа, на следующий день после окончания мобилизации, армии генералов Ренненкампфа и Самсонова начали наступление на Восточную Пруссию… Россия, — пишет Бьюкенен, — не могла оставаться глухой к голосу союзника, столица которого оказалась под угрозой» {27}.

Под общим командованием генерала Жилинского, чей штаб находился в Белостоке, русские — первая (Ренненкампф) и вторая (Самсонов) армии — вступили на германскую территорию 17 августа силой 410 батальонов, 232 кавалерийских эскадронов и 1392 пушек против 224 батальонов пехоты, 128 эскадронов и 1130 пушек немцев. Идея заключалась в том, чтобы двумя огромными клещами, создаваемыми первой и второй русскими армиями, окружить войска генерал-полковника фон Притвица, защищавшего Восточную Пруссию. Первая армия Ренненкампфа выступила прямо на запад — сквозь любимые кайзером охотничьи угодья Роминтернского леса прямо в центр юнкерской Пруссии, а Самсонов должен был проделать серповидное движение и сомкнуться с ней с юга примерно в районе Мазурских озер. Тогда дорога на Берлин была бы открыта.

Это был весьма смелый замысел, но он требовал четкой координации всех участвующих в нем сторон. Однако Жилинский, столь блестящий в придворном окружении и служивший больше за столом начальника, а не в полевых условиях, не знал, как вести наступательные бои. Он оказался бесталанным и беспечным организатором и сразу же допустил несколько грубых ошибок. Прежде всего, он не обеспечил надежную связь с обеими выступившими армиями. Он оставил артиллерию в безнадежно устаревших крепостях. Дивизии резерва никак не были связаны с вступившими в боевое соприкосновение войсками. Немцы знали, что войска Раннепкампфа превосходят их по численности, но они также знали, что у русских нет под рукой готовых к бою резервов.

Тогдашние генералы не предполагали, что 70% потерь в наступившей войне будет приходиться на орудийный огонь. В состав русской дивизии входили шесть батарей легких орудий, а в состав германской дивизии — 12 батарей (из них 3 батареи тяжелых орудий). «Огневая сила германской пехотной дивизии в среднем равнялась огневой силе более чем полутора русских пехотных дивизий» {28}.