— Мальчишки… какие же вы еще мальчишки! Седые, порубленные, убивавшие не раз и сами не единожды убитые… глупые, своенравные, упрямые… ну кто вам сказал, что вы мне безразличны?! Горе ты мое лохматое, — вдруг почему-то шмыгнула носом Белка. — Крови моей наглотался, волка напугал, сам перепугался до смерти… совсем с ума сошел! Стрегон! Мне всегда казалось, что у тебя больше соображения, чем у Лакра или Ивера! Да даже у Шира! А ты… какой же ты еще, прости, дурак!

Стрегон едва не отшатнулся, наткнувшись на два подозрительно блестящих голубых глаза, в которых стояло престранное выражение. Со стыдом снова уставился в землю, чувствуя себя последним мерзавцем. Но Гончая лишь прерывисто вздохнула, смахнула с ресниц непрошеные слезы и ласково взъерошила его макушку.

— Глупый волчонок. Я ж не помирать собралась, а всего лишь даю вам возможность доказать, что вы больше не нуждаетесь в моей опеке. Собственно, я ушла бы еще пять лет назад, но из-за вас шестерых мне пришлось задержаться.

Стрегон вскинул на нее неуверенный взгляд:

— Так ты от нас не уходишь?

— Нет, конечно, — хмыкнула Белка. — Кто, кроме меня, согласится вас терпеть? У кого хватит смелости вести вас за собой на охоте или пинать под мохнатый зад, когда вы скалите зубы? Просто вам пришла пора начать жить самостоятельно, а ко мне обращаться за советом, только когда сильно приспичит. Впрочем, стая именно так и жила последние шестнадцать лет. И ничего не изменится, если я официально объявлю, что в стае отныне будет только два вожака, и оба — полноценные перевертыши. А сама буду время от времени заглядывать и проверять, как вы там. Не обнаглели ли еще от безнаказанности? Не зарвались? Такой вариант вас устроит?

— Да, — блаженно зажмурился Стрегон, слыша благодарное урчание волка. — Хотя для нас все равно ничего не изменится, Бел: мы ни за что от тебя не откажемся. Так и знай.

— Да я уже поняла. Но вот именно поэтому-то мне придется заняться кое-чем другим. Причем прямо сейчас, пока появилась возможность. Ты как, готов к кардинальным переменам?

Полуэльф радостно встрепенулся, но наткнулся на снисходительный, по-матерински ласковый взгляд и с волнующей дрожью понял: это невероятно, немыслимо, невозможно… неужели она все-таки решилась?!

Белка усмехнулась и согласно наклонила голову.

Дождавшись, когда неизменно сопровождающий чужаков рен Эверон откланяется, Таррэн коснулся ручки двери и со стыдом подумал, что уже который вечер оставляет Белку одну. Он просидел целый день за надоевшим до оскомины столом, устал как собака, наспорился чуть ли не до хрипоты, и к ночи у него оставались силы лишь на то, чтобы добраться до спальни, рухнуть в постель и прикрыть глаза, обдумывая планы на завтра. Или же проторчать пару часов у отца, поспорить еще и с ним, а потом опять же упасть на чистые простыни и забыться до утра. Тогда как Белка… она этого не заслуживала. Вернее, она заслуживала гораздо большего внимания, чем он оказывал ей в эти дни.

Пройдя длинный зеленый коридор почти насквозь, но против ожиданий никого в нем не встретив, Таррэн запоздало удивился. Чутье подсказывало, что поблизости находился как минимум один бдительный перевертыш. И по меньшей мере десяток эльфов из свиты. Более того, он даже уловил, что золотые вместе с Ланниэлем сидят в соседней комнате и, стараясь не шуметь, азартно режутся в кости. Но все равно было непонятно, почему здесь сегодня так тихо!

Он озадаченно нахмурился, а потом толкнул последнюю дверь, увидел мирно спящую на кушетке Белку, доверчиво приткнувшегося у нее под боком белого волка и наконец сообразил, что к чему. А когда подметил, что зверь еще и уткнулся носом в ее живот, блаженно вдыхая аромат эльфийского меда, то неслышно вздохнул снова:

— Ну вы даете… не рано тебе, Белый?

Услышав голос хозяина, зверь бесшумно поднялся, нависнув над Гончей мохнатой горой. Поднял лобастую морду, на которой весьма необычно смотрелись голубые глаза. Неуверенно махнул хвостом, а затем смущенно прянул ушами, не слишком уверенный, что высокому лорду понравится его близость к Белке. Но потом понял, что Таррэн не рассержен, и активно потряс головой: нет, с единением ему точно не рано. Он давно чувствовал, что пора. К тому же на самом деле это было их второе единение, так что никаких сложностей не возникло. Он даже не успел растеряться, как все вокруг стало предельно четким и ясным. И вдруг пришло стойкое понимание того, что сегодня он наконец все сделал правильно.

— Ну смотри, — все с тем же сомнением отозвался Таррэн. — Давно уснула?

Волк снова качнул головой.

— А сам?

Зверь обнажил кончики белоснежных клыков, обозначив снисходительную улыбку.

— Как знаешь, — неожиданно успокоился Таррэн и, склонившись над супругой, бережно подхватил ее на руки.

Белка чуть нахмурилась, но почти сразу снова расслабилась. А когда он коснулся губами ее закрытых глаз, улыбнулась, даже во сне ощутив бесконечное море нежности, в которое он был готов окунуть ее в любое мгновение. На лице Гончей ненадолго проступило умильное выражение, а потом она уснула так крепко, что даже не пошевелилась, когда муж осторожно отнес ее в постель и заботливо укрыл одеялом.

Волк, проводив хозяина до спальни, понимающе усмехнулся: уж он-то знал, что если бы вместо мужа здесь оказался чужак, то еще у двери наткнулся бы на готовую к атаке хмеру. А если бы у этого дурака хватило смелости ее коснуться, то вряд ли он сумел бы сохранить свои конечности целыми. И это несмотря на то, что в последние годы Бел стала гораздо мягче, чем в то время, когда он впервые ее встретил.

— Ты прав, — тихо согласился Таррэн, выходя из спальни. — Рядом с детьми она всегда была такой. А когда появился Тор, снова изменилась. Настолько, что иногда и мне это кажется странным.

Перевертыш шумно выдохнул.

— Вы все уладили?

Волк неуловимо быстро кивнул.

— Значит, ты удержался? — снова спросил Таррэн, имея в виду руны, и зверь снова кивнул, на этот раз с гордостью. — Очень хорошо. Бел за тебя переживала.

Зверь виновато понурился, всем видом выражая раскаяние.

— Это не страшно, — неожиданно улыбнулся Таррэн, без опаски подходя к зверю. — Главное, что ты больше не поддашься ей. Она тебя ценит и только поэтому рискнула провести инициацию столь… резко.

Волк вопросительно прянул ушами.

— Она рисковала, — кивнул эльф, усевшись на кушетку. — Даже, я бы сказал, сильно рисковала. Но, если бы ты не принял ее кровь, мы бы не позволили тебе перекинуться. Во-первых, потому, что в тебе все же есть толика крови перворожденного. Помнишь Риглана? А во-вторых, оттого что ты недавно умирал… и во время инициации ты мог не вспомнить дорогу на ту сторону.

Белый ошарашенно плюхнулся на зад.

— Магия крови — штука непредсказуемая, — добавил Таррэн, пристально посмотрев на растерянного зверя. — После инициации ты мог не измениться, мог стать таким, как Риглан, или же на всю оставшуюся жизнь остаться под чарами подчинения. Но был шанс… совсем крохотный… что тебя удастся провести по самой грани. Заставить оказаться на краю прежней жизни, почти умереть, чтобы руны больше не воздействовали на разум… а потом вернуть уже в новом теле и с новыми силами. Для этого Эл тебя сперва усыпил, а лишь затем дал кровь. Но не простую, какую мы даем перевертышам, а смешанную с кровью настоящего волка. Нашего волка, из-за кордона. Понимаешь? Живую кровь абсолютно живого зверя, к которой мы добавили несколько полезных ингредиентов.

Волк оторопело моргнул, во все глаза уставившись на хозяина. Но тот и не думал шутить. Напротив, его лицо было предельно серьезным, а решительно поджатые губы говорили, что этот разговор он ведет отнюдь не по просьбе Белки, а скорее вопреки ее уговорам.

— Это было опасно, — подтвердил подозрения перевертыша Таррэн. — Но по-другому избавить тебя от воздействия рун было нельзя. Бел настаивала, чтобы сказать тебе об этом с самого начала, но отец и Эл рассудили, что так им будет проще работать.