Владычица Алиары, неожиданно подумав о том же, в панике отшатнулась.

— Я ж только за угол свернул, — тут же наябедничала Гончая, трепыхаясь в руках мужа, как попавший в сети мотылек, — только ручкой им помахал, чтоб спросить, как найти дорогу обратно, а они — сразу стрелять! И в кого?! В меня! Как будто я им гадость сделал! Будто маму их обозвал безмозглой крольчихой! Будто я вообще успел рот раскрыть! Таррэн, да пусти же меня!

— Нет, — неестественно ровно отозвался эльф. — Никаких больше прогулок. И никаких больше пряток, малыш. Достаточно того, что тебя поранили сегодня.

— Это нечестно!

— Прости меня, Бел. — К полной оторопи совета, Эланна вдруг прижала руки к груди и виновато опустила голову. — Прости, я не подумала…

— Это моя вина, госпожа, — немедленно выступил вперед побледневший рен Эверон и опустился перед ней на одно колено. — Это я не учел обстоятельств и не предупредил стражу. Я не подумал о ваших гостях и о том, что они могли пострадать. Я подвел вас и не сумел сберечь того, кого вы поручили охранять любой ценой…

Эльф поклонился, едва не ткнувшись лбом в ноги владычицы, и, высвободив родовой меч, оказавшийся действительно великанским, протянул ей.

— Позвольте мне искупить вину.

Это правда — он не справился, не оправдал возложенного доверия. Не уследил за мелким стервецом и тем самым подверг его риску. Он не отдал приказ страже на три дня раньше.

И никого не волнует тот факт, что проклятое крыло было наглухо закрыто с того момента, как чужаки сошли на Алиару. Никому нет дела, что рядом с мелким пакостником всегда находилось двое стражей внутреннего круга. Что именно они должны были неусыпно следить за каждым шагом, каждым вздохом, каждым телодвижением. Должны были не пускать в те уголки дворца, которые мальцу не положено было видеть. Однако они не сумели. Не перехватили лаонэ, когда была возможность. Уступили в коротком противостоянии этому зверю-телохранителю. На пару секунд оказались выбиты из колеи, и вот что из этого вышло…

Рен Эверон стиснул зубы.

Да, не его заслуга, что Белик выжил. Он не справился. Ошибся. А сейчас честь владычицы задета, так что у него остался лишь один способ загладить свою вину.

— Возьмите мою жизнь, госпожа, — бестрепетно произнес он, протягивая свой клинок. — Пусть она послужит искуплением моего проступка.

Леди Эланна замерла: законы рода она тоже прекрасно помнила, и с этой точки зрения поступок рена Эверона выглядел совершенно правильно. Однако ничего ведь не случилось. Никто не пострадал, кроме бедных стражников, не имевших никакого понятия, на что способны охотники-Стражи. Ничего страшного с Бел тоже не произошло, так что можно надеяться, что Таррэн не потребует смерти начальника дворцовой стражи. Весьма неплохого и, что немаловажно, преданного ей всей душой эльфа, единственная вина которою заключалась в том, что он совершенно не представлял, с чем имеет дело.

— Я виноват, моя госпожа, — твердо сказал эльф. — И готов понести за это наказание.

Леди Эланна в панике заметалась взглядом по залу. На лицах старейшин не отражалось абсолютно ничего. Гости не слишком понимали традиции Алиары, открывать правду было нельзя, а терять такого воина из-за какой-то глупости…

— Эй, — вдруг негромко фыркнула Белка. — А чего это он у тебя просит прощения?

Владычица недоуменно посмотрела на насупившуюся Гончую.

— Он, между прочим, не тебя подвел, а самым наглым образом нас подставил. Точнее, он сделал пакость лично мне, потому что не пожелал предупредить дураков на воротах, а я по его милости едва не вляпался. Но поскольку я являюсь полноправным Л’аэртэ, этот ушастый задел мой род. Соответственно, прощения он должен выпрашивать у Таррэна, а не у тебя! По-моему, это очевидно! Таррэн, ты согласен?

— Нет, — хмуро отозвался Таррэн, и рен Эверон с изумлением обернулся к темному лорду. — Глава рода — мой отец. Тебя в род принимал тоже он. А по закону лишь владыка имеет право говорить за всех Л’аэртэ. Леди Эланна?

Владычица величественно наклонила голову, скрывая проблеск надежды в отчаянно заблестевших глазах.

— Ллер Тирриниэль, прошу вас разрешить возникшее затруднение. Рен Эверон, поднимитесь.

Тиль, с трудом удержав на лице бесстрастное выражение, сузил алые глаза, пристально изучая эльфа. Тот, в свою очередь, выпрямился, опустил бесполезный клинок и замер, отчетливо понимая, что его жизнь висит на еще более тонком волоске, чем мгновение назад. Потому что владычица могла, нарушая каноны, велеть ему жить и дальше помнить о своем позоре. Она могла его помиловать, заставив сгорать от стыда, или же, наоборот, велеть умереть прямо тут, избавив от всяческих сомнений. Но вместо этого она отдала своего верного слугу в руки чужаков. Поправка: в руки смертельно опасных и оскорбленных чужаков. Магов. Смертоносных повелителей «Огня жизни», которые, как известно, отличаются быстротой принятия жестоких решений. Хотя… Умирать на самом деле не страшно. Главное, выдержать первую вспышку боли, а там уже будет проще — Белая Леди умеет прощать и всегда принимает души с улыбкой. К тому же он никогда ее не боялся: негоже воину пасовать перед женщиной. Пусть даже она и богиня смерти.

Владыка Л’аэртэ при виде упрямо сжавшего губы начальника стражи только хмыкнул про себя: гордец. Несносный, высокомерный, но преданный гордец. Правда, и глупец к тому же. Потому что наивно решил, что легко отделался.

— Леди Эланна, — с тщательно скрываемой усмешкой обратился Тиль к затаившей дыхание владычице. — Я благодарен вам за доверие и понимание наших законов. Однако в свете случившегося должен заметить, что в подобных ситуациях они немногим отличаются от ваших. Рен Сорен ал Эверон действительно допустил оплошность. И некоторое время назад я, возможно, согласился бы с его доводами, но в связи с тем, что ситуация разрешилась благополучно, считаю, что решение следует принимать исходя из других предпосылок.

Алиарцы удивленно переглянулись.

Тиль медленно повернулся:

— Бел?

— Чего? — мгновенно насторожилась Белка, правильно разглядев за его ласковой улыбкой хищный оскал. — А че сразу я-то? Почему ты у меня спрашиваешь?

— Как считаешь, эту оплошность можно расценить как обиду?

— Э-э-э… не знаю. А чью именно обиду?

— Твою, конечно, — еще ласковее улыбнулся темный владыка, и старейшин внезапно бросило в дрожь. — Ты для моего рода — самая большая драгоценность, значимость которой с годами только растет. Мы настолько дорожим тобой, что отныне твоя обида — это наша общая обида. Моя обида, малыш.

— Ну-у-у… — протянула она, ловя на себе отчаянные взгляды Эланны. — Что тебе сказать? По крайней мере на того типа, который бросил в меня нож, я точно обиделся. Так обиделся, что Стрегон очень неизящно вышиб ему мозги.

Элиар отвернулся, пряча усмешку, а перевертыши почему-то засмотрелись на рена Роинэ, которому вдруг стало неуютно. Золотые остались подчеркнуто бесстрастными, хотя, если присмотреться, веселые огоньки у них в глазах тоже можно было подметить. Однако присутствующим было не до таких мелочей — в зале происходило нечто настолько вопиющее, что они и думать забыли о чем-либо другом.

— А остальные? — терпеливо, как у ребенка, спросил Тиль. — К кому у тебя есть претензии?

Под остановившимися взглядами эльфов, в глазах которых проступила настоящая паника, Белка ненадолго задумалась.

— А что будет с теми, кто мне не понравится?

Тиль улыбнулся совсем зверски:

— Ничего хорошего.

— Правда? — Гончая все с той же задумчивостью оглядела эльфов, включая рена Эверона, главу совета, сам совет и пару десятков стражников вдоль полукруглых стен, до которых внезапно тоже дошло, что чужаки — настоящие безумцы.

Она озадаченно нахмурилась, выискивая в бледных лицах хоть какой-нибудь намек на неуважение, шаркнула ножкой, потерла подбородок, а затем со вздохом призналась:

— Да Торк его знает. Все они неприветливые, смурные какие-то и все время сердитые.