После небольшой паузы Норин решительно сказала:

— Да, я слышу тебя, мама.

— И ты обещаешь, что не пойдешь туда?

— Да, обещаю, мама.

— Ты ведь знаешь, что тогда он его обязательно убьет?

Не сразу девушка отозвалась:

— Да, я знаю. Но вот что я тебе хочу сказать, мама. Если бы у меня сейчас был нож, а не ведро с помоями, я бы всадила его в отца. Не сомневайся.

— Ох, Норин, не надо так говорить. Ведь он любит тебя, поэтому и ведет себя так.

— Ха, любит! Он не меня любит, мама, и не из-за этого бесится, и ты это знаешь. Наверное, он чересчур хорошо думал о себе, когда был молодой. Разве мог он простить, что кто-то от него отказался. До сих пор не может. Ты знаешь, что это такое?

— Хватит, хватит. Лучше слушай.

— Я слушаю, мама.

— Когда доедешь до Ньюкасла, найми коляску и поезжай на Гарден Крессент, дом номер два. Там гостиница, держит его миссис Снайт. Запомни, Снайт. Ох, если бы только я могла подсунуть что-нибудь под дверь.

— Не беспокойся, мам. Я все запомнила.

— И не пиши мне сюда, девочка. Напиши ему и скажи, что пусть не пытается тебя найти — ты начинаешь новую жизнь; и ради того, чтобы он остался в живых, тебе придется его забыть. Вбей это себе в голову, дочка.

— Если я попрошу его уехать со мной, он согласится, мама.

— Да спустись ты с облаков, детка! Как он сможет где-то еще зарабатывать на жизнь?

— Ему не нужно, у него есть деньги.

— Когда он достигнет совершеннолетия. И вообще — это сложные дела. Мне кажется, кошелек в руках мамаши. А сыночка она всю жизнь опекала.

— Он совсем не слабак, мама. Ты его не знаешь.

— Ладно, он не слабак, но ведь он почти слеп. И сколько, ты думаешь, продлиться ваш роман, если жить придется в дыре и голодать? Ты же разумная девочка, всегда была такой. Его воспитали как джентльмена. Ты-то сможешь пережить трудности и продолжать любить, но мужчины — они другие, поверь мне. Я знаю. Все как один, от мала до велика только и умеют выпендриваться. Ох, дочка, — в голосе Люси послышались слезы, — выбрось его из головы. В мире полно других, которые готовы тебя полюбить, только помани. Ты молода, все пройдет.

Ответа не последовало. Люси тяжело поднялась на ноги и некоторое время стояла, прислонившись к двери и закрыв глаза. Затем она снова проговорила в замочную скважину:

— Надень на себя как можно больше чистого нижнего белья. — Потом она открыла дверцу шкафа, стоящего на лестничной клетке, где висела одежда дочери. Покатая крыша в спальне Норин не позволяла загромождать комнату мебелью. Люси достала из шкафа пальто, спустилась вниз и начала готовиться к побегу дочери.

Вернувшись домой, Симон Бентвуд вылезал из коляски замедленно и плавно. Люси наблюдала за ним в кухонное окно. Она хорошо знала, что причиной тому не только его больная спина, но и изрядная доля принятого внутрь спиртного.

Относительно последнего она имела точные сведения — Эдди, появившись в кухне, шепотом сообщил:

— Он не очень много выпил, мама: три пинты и две рюмки виски. Я подсматривал в окно. Видимо, дело в спине, он с трудом сел в коляску.

Люси ничего не ответила сыну. Стоя, она ждала, когда войдет муж. Увидев Симона, она сразу поняла, что его мучают сильные боли. Это было заметно по тому, как он переставлял ноги. Без слов она наблюдала, как муж снял пальто и шляпу, сел и уставился на пустой стол.

— В чем дело? — грозно спросил он, поднимая глаза на Люси.

Она спокойно ответила:

— Пока дочь не вымоется и не будет нормально накормлена, я еду в этом доме готовить не буду. Она ничего не ела с утра, в комнате воняет, помойное ведро переполнено. Если ты не прекратишь все это, она скоро умрет от лихорадки.

Симон мрачно смотрел на жену. Потом вполне спокойно и устало сказал:

— Она могла бы выйти оттуда сейчас же, если бы дала мне слово. А пока она этого не сделает, пусть сидит там. Мне никто не указ. Ты слышишь, Люси? Мне никто не указ. Я ее отец — могу делать все, что захочу.

Она склонила голову и не возражала. Потом спросила:

— Но чистое ведро ты мог бы ей принести? — Симон не ответил, тогда она пригляделась к нему и предложила: — Если тебе трудно подниматься по лестнице, давай я отнесу.

Это предложение заставило Симона буквально вскочить со стула. Выпрямившись, он рявкнул:

— Принеси мне ведро!

Люси тут же направилась в посудомойню и принесла чистое ведро, но когда она протянула его мужу, тот сказал:

— Отдай мальчишке.

К такому ходу событий она не была готова, но передала ведро Эдди. Отец кивнул на дверь и пошел вслед за сыном по лестнице. Он догнал его не сразу — Симон поднимался, ставя обе ноги на одну ступеньку, а потом уже переступал на следующую.

И вот он стоит перед дверью. Вот он медленно опускает руку в карман и достает ключ, и вот уже ключ в замке. Симон немного помедлил, повернул ключ и толкнул дверь. Затем он выхватил ведро у Эдди и, сделав три шага в комнату, остановился перед дочерью. Лицо девушки было бледным, щеки запали, губы кривились, но глаза блестели.

Симон вздохнул, громко откашлялся и спросил:

— Ну как, пришла в себя?

Норин молчала. Вид у нее был весьма угрожающим. Тогда отец приказал сыну:

— Зайди и возьми ведро, парень.

Норин быстро взглянула на мать, стоящую на лестничной площадке, быстро наклонилась, схватила ведро, как раз когда мальчик к нему приблизился, и закричала:

— Посторонись! — В тот же момент она с размаху выплеснула вонючее содержимое в лицо стоящему перед ней отцу.

Симон разгадал ее намерение на пару секунд позже, чем надо. Он уже протянул руку, но поток грязи и нечистот ослепил его. Он дико заорал, сделал шаг назад, и, размахивая руками в надежде за что-то уцепиться, упал навзничь и остался лежать, издавая мучительные стоны.

Норин даже не видела, как он упал, потому что выбежала из комнаты, пронеслась мимо матери и устремилась вниз по лестнице. Люси тоже не кинулась на помощь мужу. Она торопилась вслед за дочерью, повторяя:

— Не забудь адрес. Возьми пальто.

Норин не стала тратить время на лишние слова. Как беглый узник, (собственно, она им и была) девушка пересекла гостиную, выпрыгнула в окно и помчалась к старому сараю, где должен был лежать ее пропуск на свободу. Ни за что бы Люси не помогла обрести эту свободу своей дочери, знай она, что та носит под сердцем.

— Мама, мама, пожалуйста, прекрати. Бесполезно меня отговаривать. Я обязательно туда пойду и выясню, что с ней происходит. Я согласился с тобой на прошлой неделе, когда ты просила меня подождать. Я снова уступил тебе на этой неделе и опять ждал. Но больше я ждать не могу. Она бы нашла способ дать мне знать, я уверен, если, конечно, только ее не связали по рукам и ногам. Норин сильная и решительная.

Тилли устало опустилась на диван, достала из кармана платок и вытерла пот со лба.

На дворе стояла жара. Последние две недели июня были летними по-настоящему: ни дождинки, солнце светило вовсю, а ночи не приносили прохлады.

Все окна на первом этаже были распахнуты, но от этого не было легче.

Тилли облизнула губы, взяла со стола стакан шербета и отпила несколько глотков. Поставив стакан на стол, она сказала:

— Ты одного почему-то не хочешь понять, Вилли. Симон Бентвуд вполне способен убить. И он сделает это, но не отдаст тебе свою дочь. Его не остановят все возможные последствия.

— Мама, — Вилли наклонился к ней, — почему ты учила меня бороться? — Тилли молча смотрела на сына, и тогда он перешел почти что на крик: — Давай, признавайся, почему ты хотела научить меня защищаться?

— Не кричи на меня, Вилли! — Осадила она Вилли и поймала себя на мысли, что никогда раньше ей не приходилось так строго разговаривать с сыном — всего несколько недель назад он был самым уравновешенным человеком в мире. — Вилли, ты имеешь дело с сумасшедшим. Пойми, наконец! Неужели ты не замечаешь, что Симон Бентвуд совсем тронулся умом? — Тилли схватила сына за запястье. — Обещай мне только одну вещь: подожди, пока Стив что-нибудь не разузнает. Ты ведь сам вчера говорил, что он обещал поспрашивать.