Он подошел к кирпичной стене и осторожно вынул кирпич, расположенный как раз на уровне человеческого роста. Получилась дыра, через которую в комнатушку проникал свет из соседнего чердачного помещения. С другой стороны дыра была замаскирована частой решеткой, сливавшейся по цвету с обоями. Моревер, таким образом, мог видеть и слышать все, что происходило в соседней комнате. Он начал внимательно вглядываться и вслушиваться, ибо как раз для этого он и явился в старый дом.
Для пущей конспирации знаменательное собрание проходило под самой крышей. Как мы уже сказали, приглашенных было немного: герцогиня де Немур, недавно прибывшая в Блуа; затем трое братьев — герцог де Гиз, герцог де Майенн и кардинал. Кроме того, герцог де Бурбон и герцогиня де Монпансье. Словом, семейный совет…
Похоже, Моревер немного опоздал — совещание уже заканчивалось. Герцогиня де Немур, кардинал де Бурбон, герцог де Майенн и кардинал де Гиз распрощались и удалились. Остались лишь герцог де Гиз и Мария де Монпансье. Герцог подошел к двери на противоположном конце чердака, распахнул ее и произнес:
— Прощу вас, господа, входите…
Вошло несколько дворян, среди которых Моревер заметил Бюсси-Леклерка, Менвиля, Буа-Дофина, Эспинака и еще кое-кого из свиты Гиза.
— Все собрались? — спросил герцог.
— Моревера не хватает, — ответил Менвиль.
— Моревера я и не приглашала! — воскликнула герцогиня де Монпансье. — И пароля я ему не сообщала. Он вообще в последние дни ведет себя как-то странно. Не спускайте с него глаз, господа!..
Менвиль недовольно нахмурил брови. Не то чтобы он хотел возразить, но в предательство Моревера не верил. Более того, он сам неосторожно сообщил Мореверу, которого считал приятелем, пароли и отзывы. Однако Менвиль ничего не сказал и поостерегся выказывать свое беспокойство.
— Господа, — начал герцог де Гиз, — мы получили сведения из замка. Похоже, у Его Величества появились неясные подозрения. Он больше не доверяет моей клятве.
Кое-кто из присутствующих усмехнулся.
— Итак, что же нам в этом случае предпринять? — продолжал герцог.
Вперед выступил один из заговорщиков:
— Господа, я имел разговор с дю Га. Вы его знаете, он честолюбив, но осторожен. Сейчас он служит королю, но если обстоятельства переменятся… Так вот, дю Га как бы невзначай произнес слова, которые, на мой взгляд, очень важны и которые следует принять во внимание.
— Что же это за слова, Нейи?
— Вот они, монсеньор, — с волнением в голосе ответил Нейи. — «Скажите вашему герцогу (именно так выразился дю Га), скажите ему, что он должен уехать в Париж. Под Рождество на берегах Луары холодновато; можно схватить простуду!.. « Вот что сказал мне дю Га.
— И вы заключили…
— И я заключил, что Валуа не только подозревает вас… Он хочет упредить удар…
— Кто выходит из игры — проигрывает! — сердито заметила герцогиня де Монпансье, нервно поигрывая золотыми ножничками.
— Но простите, мадам, — возразил Нейи, — если наш великий вождь герцог де Гиз погибнет только из-за того, что проявит сейчас нетерпение, наше дело погибнет вместе с ним. Что будет с Католической Лигой? Что станет со всеми нами? Монсеньор, я осмеливаюсь настаивать. Умоляю: завтра же покиньте Блуа. Сердце подсказывает мне, что вы в смертельной опасности.
— Нейи, — спокойно ответил герцог, — даже если смерть заглянет мне прямо в лицо, я все равно отсюда не уеду. Понадобится драться — будем драться! Так даже лучше, клянусь Пресвятой Девой! Скажу прямо, я тоже чувствую: Валуа что-то подозревает. Но, я уверен, он не осмелится ничего предпринять… по крайней мере, ничего такого, что бы угрожало моей жизни!
— Но вы же замышляете покушение на его жизнь! Почему он не может сделать то же самое?
— Он не осмелится! — твердо повторил Гиз.
Непоколебимая уверенность в собственных силах звучала в словах герцога.
— Господа, — обратился он к собравшимся, — я могу рассчитывать на вас?
— До самой смерти! — ответил взволнованный Бюсси-Леклерк.
— До самой смерти! — эхом откликнулись остальные.
— Раз так, сообщаю вам, что я назначил день и час. Ничто не спасет Валуа. Он погибнет двадцать третьего декабря в десять часов вечера. Ничто его не спасет… разве только прямое вмешательство Господа Бога…
Слова Гиза звучали величаво и торжественно, так что сердца его приближенных наполнились трепетом.
Только теперь заговорщики почувствовали всю грандиозность собственных замыслов. До сих пор во время своих собраний они много говорили, но мало принимали конкретных решений. Сегодня они узнали точную дату — двадцать третье декабря — и точный час — десять вечера. Смерть Валуа вот-вот должна была стать реальностью.
— А сейчас о том, как мы будем действовать, — продолжал герцог. — С братьями я уже договорился. Каждый же из вас, господа, возглавит роту дворян; списки вам сейчас раздадут…
Герцогиня де Монпансье вручила каждому из присутствующих листы с именами участников заговора.
— Господа, — опять заговорил Лотарингец, — прошу вас внимательно изучить все имена и вычеркнуть тех, кто, на ваш взгляд, не готов умереть ради нашего дела. Итак, у каждого из вас под началом окажется человек тридцать-сорок. Вечером двадцать третьего декабря вы прикажете им собраться к восьми часам, причем для каждой группы будет определено особое место. О том, где будем собираться, мы пока не договорились. Место сбора будет сообщено вам в урочный день, двадцать третьего декабря, в полдень…
Собравшиеся слушали молча; чувствовалось, что они напряжены и внимательны. Голос герцога де Гиза звучал торжественно и зловеще. Глава заговорщиков продолжал:
— Атаковать будем с трех сторон. Первую группу поведет кардинал, вторую Майенн, а третью — я сам. Мы двинемся на замок… — Тут Генрих де Гиз иронически усмехнулся. — Как вы знаете, осуществление нашего плана теперь не представляет труда. Ключи от замка находятся в моем распоряжении, так что войти будет просто. Ну а потом…
— Убить! Убить всех! — с отвратительной улыбкой воскликнул Бюсси-Леклерк. — Клянусь рогами дьявола, мы устроим в замке хорошую бойню!
Моревер все слышал и видел. Поняв по последним словам герцога де Гиза, что собрание вот-вот завершится, он аккуратно и бесшумно вернул на место кирпич, завернулся в плащ и вышел. У входа он сказал пароль, и его беспрепятственно выпустили.
Улицы города были пустынны. Моревер заторопился к гостинице. Попав туда по приставной лестнице, так что никто его не заметил, он, не зажигая свечей, нырнул в постель и стал прислушиваться к шагам в коридоре.
Он правильно сделал, что поторопился. Собрание закончилось всего через несколько минут после его ухода, и заговорщики разошлись. Менвиль, выйдя из старинного особняка, бегом понесся в гостиницу, где квартировал Моревер.
Он ворвался туда, перебудил всех и потребовал, чтобы хозяин проводил его в комнату Моревера. Дверь была не заперта. Менвиль рывком распахнул ее и бросил взгляд на постель. Он был уверен, что Моревера в комнате не обнаружит. Но его приятель был на месте, более того — спал сном праведника.
Менвиль осторожно прикрыл за собой дверь и на цыпочках подошел к постели. Похоже, Моревер заснул давно. Дышал он глубоко и ровно.
«И что это им в голову взбрело, что Моревер может нас предать? — подумал раздосадованный Менвиль. — Зачем ему предавать герцога де Гиза? Из какой корысти? Спит как убитый… А я-то бежал сюда со всех ног… хотел застать его врасплох… Бедный Моревер! В конце концов мы с ним друзья, он нередко оказывал мне услуги. Жаль, если с ним что-нибудь случится…»
— Эй, Моревер!
Моревер не стал ждать, пока его окликнут еще раз, и немедленно открыл глаза. Он очень ловко изобразил человека, которого неожиданно разбудили.
— А, это ты, Менвиль? Что стряслось? Опять тебе деньги среди ночи понадобились?.. Проигрался, что ли? Возьми там, на каминной доске, кошелек… только не все… и убирайся к черту, я спать хочу!
— Моревер, — спросил Менвиль, — почему ты не явился на собрание?
