Трудность с гоблинами была в том, что они сочетали сообразительность человека с бесстыдством грызунов. Они прятались, стараясь не попадаться на глаза, но отнюдь не были трусами. Просто они понимали, что один, трое или шестеро из них против меча Бинка не устоят, а чтобы собраться в более крупную стаю и напасть всем одновременно, здесь не хватало места. Поэтому они держались в стороне, но и не отставали.

— Думаю, они знают, что это я освободил демона, и теперь хотят отомстить мне за эго, — пробормотал Бинк. — И я не могу их за это винить.

— Ты поступил так, как считал правильным, — возмутилась нимфа.

Он обнял ее за тонкую талию:

— А ты поступаешь так, как ты считаешь правильным, и помогаешь мне выйти на поверхность, хотя мы оба прекрасно знаем, что я был не прав. Я разрушил магию Ксанфа.

— Нет, ты был прав, — сказала она, — ты сочувствовал демону и…

Он крепко прижат ее к себе.

— Спасибо тебе за то, что ты сказала. Ты не возражаешь, если я… — Он осекся. — Совсем забыл! Я же больше не влюблен в тебя!

— Но я не возражаю в любом случае, — сказала она.

Но Бинк уже смутился и отпустил ее. Послышался злобный кудахтающий смех гоблина. Бинк подобрал камень и швырнул его на смех, но, конечно же, промахнулся.

Бинк подобрал несколько камней и вооружился ими против гоблинов. Он кидал камень каждый раз, как видел гоблина. Вскоре его броски стали очень меткими, и гоблины отступили подальше. Камни имеют собственную магию, не имеющую ничего общего с исчезнувшей: они острые и твердые, к тому же всегда под рукой, а рука Бинка сильнее рута любого из гоблинов. И все же совсем они не отстали. Борегар был прав — таких смелых и упорных гоблинов Бинк еще не встречал.

Бинк устал, и ему очень хотелось отдохнуть, но на это он не осмеливался. Если присядешь отдохнуть, запросто уснешь, а это, в свою очередь, приведет к непоправимому. Конечно, он мог оставить нимфу на страже, пока спит, но она, в конце концов, всего лишь нимфа, девушка; и Бинк боялся, что в этой ситуации гоблины сумеют ее перехитрить. Ее участь в руках гоблинов, скорее всего, окажется хуже, чем его собственная.

Он украдкой взглянул на Самоцветик. На ней уже сказались тяготы пути. Ее волосы утратили былой блеск и свисали тусклыми прядями. Она чем-то напоминала ему Хамелеошу, но отнюдь не в ее прекрасной фазе.

Они еле тащились, но все-таки продвигались вперед. Однако у самой поверхности подъем стал еще труднее.

— Выходов в верхний мир совсем немного, — сказала Самоцветик, хватая ртом воздух. — Это наилучший, но я не знаю, как ты сумеешь до него добраться без веревок или крыльев.

Бинк тоже не знал. Будь это самый удобный путь, талант Кромби указал бы на него, когда они еще шли сюда. В трещине над их головами уже виднелось синее дневное небо, но стены пещеры, нависая над путниками, сходились у трещины — мокрые и скользкие. Без магии по таким стенам не залезешь.

— Мы не можем оставаться здесь долго, — тревожно сказала нимфа. — Около выхода растет путана, и ее корни могут соблазниться. — Пораженная, она резко замолчала, — Никак не могу отвыкнуть! Без магии…

Так вот почему талант Кромби не показал на этот вход, сообразил Бинк. Древопутана! Но дурная магия исчезла вместе с хорошей.

— Пошли! — крикнул он.

Бинк нашел корни путаны и отодрал от скалы, обрубая их там, где они не поддавались. Он быстро связал из них прочную узловатую веревку. Корни дерева были сильными, они предназначались для того, чтобы быстро поймать и удержать добычу. Сомнений быть не должно: эта веревка выдержит его вес!

— Но как мы закрепим ее наверху? — тревожно спросила нимфа.

— Один из главных корней пересекает трещину в самом узком месте, — сказан Бинк. — Видишь, вон там, — указал он на торчащий корень.

Она взглянула туда, куда он показал.

— Надо же, я никогда раньше его не замечала! Я здесь была раз двадцать, дразнила пугану и гадала, каков мир там, наверху. Я тогда должна была прятать драгоценные камни… — Природа нимфы опять взяла верх, — Прямо нет слов, какой ты наблюдательный.

— А ты, прямо нет слов, как любишь похвалить. Не беспокойся, на этот раз ты увидишь верхний мир. Я не покину тебя, пока ты не попадешь в хорошие руки и не окажешься там, на поверхности, в полной безопасности. Может, ты останешься в деревне Магической Пыли.

Она отвернулась от него, ничего не ответив. Бинк взглянул на нее, щурясь от дыма, исходящего от тлеющего жгута, который она все еще держала в руках:

— Я что-нибудь не так сказал?

Она взглянула на него, и в ее глазах внезапно засветилась решимость:

— Бинк, ты помнишь, как мы впервые встретились?

Он засмеялся.

— Как я могу такое забыть? Ты была такой прекрасной, а я таким грязным… ну прямо как сейчас мы оба! И я только что выпил… — Он пожал плечами, стараясь не затрагивать щекотливую тему любовного зелья, — Знаешь, мне даже грустно, что все это кончилось. Ты ужасно милая нимфа, и без твоей помощи…

— Ты меня тогда любил, а я тебя нет, — сказала она. — Ты был хитрым, а я была простушкой. Ты подманил меня поближе, а потом схватил и поцеловал.

Бинк покраснел:

— Извини, Самоцветик. Я… такого больше не случится.

— Это ты так думаешь, — сказала она, обхватила его руками и страстно и крепко поцеловала в полуоткрытые губы.

И несмотря на то что она была вся в грязи, ощущение оказалось великолепным. Бинку даже почудилось, что он опять попал под действие любовного зелья. Раньше он любил Самоцветик, не зная ее, теперь он хорошо знал ее, понимал пределы ее возможностей, свойственных всем нимфам, и очень уважал ее за то, что она изо всех сил старалась расширить эти пределы; и теперь она ему не просто нравилась. В тени искусственной влюбленности выросли настоящие чувства, и эти чувства останутся навсегда. Что бы подумала Хамелеоша, увидев эти объятия?

Самоцветик разомкнула руки.

— Теперь все наоборот, — сказала она, — теперь я намного сложнее, чем была еще несколько часов назад, а ты стал гораздо проще. А сейчас займись-ка своей веревкой.

Что она этим хотела сказать? Пораженный Бинк привязал к концу веревки камень, чтобы сделать этот конец достаточно тяжелым, и швырнул его вверх, стараясь попасть в торчащий корень. Из-за веса веревки камень даже не поднялся на нужную высоту. Бинк попробовал снова, на этот раз бросив посильнее, но все равно веревка оказалась слишком тяжелой. Камень тащил за собой веревку, но чем выше поднимался камень, тем тяжелее становилась веревка и тем медленнее она тянулась за камнем. Наконец Бинк смотал веревку в клубок и весь его швырнул вверх; на этот раз веревка долетела до корня, но не зацепилась за него. Однако это уже был хоть какой-то успех, и, сделав еще несколько попыток, Бинк добился своего. Камень начал падать, таща веревку за собой. Веревка зацепилась, прежде чем камень успел спуститься до пределов досягаемости, но несколько рывков за другой конец освободили ее. Бинк связал концы, и веревка образовала петлю, которая не могла сорваться с корня.

— Я вылезу первым, а потом ты сядешь в петлю, и я вытащу тебя наверх, — сказал он нимфе. Он знал, что самой ей ни за что не забраться, для этого ее руки слишком слабы, — Раздуй посильнее факел, чтобы гоблины побоялись подойти к тебе близко.

Она кивнула. Бинк несколько раз глубоко вздохнул и почувствовал, как его измученное тело собирается для последнего усилия. Затем он ухватился за веревку и полез.

Сначала подъем показался ему не таким трудным, как он ожидал, но потом положение ухудшилось. Его руки довольно быстро устали, так как они и до этого уже много поработали. Он обхватил ногами веревку и повис, стараясь дать возможность отдохнуть рукам, но силы возвращались очень медленно. Вот бы сейчас оздоровительного эликсира! Но внизу ждала Самоцветик, а вместе с ней — крысы и гоблины, и он не мог позволить себе слишком долгий отдых. Измученный, он начал подниматься — все более и более слабыми рывками. Его дыхание участилось, в голове появилась странная легкость, руки выше локтей словно превратились в затопленные бревна, но он продолжал лезть все выше и выше.