Эфраим отсчитал нужное количество людей; в их число попал и Сути, у которого бригадир забрал багаж.

– Пей и спускайся.

Еще раньше мастер изготовил для этих нужд нечто вроде салазок, однако они сломались на середине склона, и теперь пришлось спускать блоки на веревках. Пятеро мужчин держали толстый трос, натянутый горизонтально, чтобы не дать камням скатываться по склону слишком быстро. Если бы удалось починить салазки, то в этом маневре не было бы нужды, однако мастер не успел этого сделать, и предложение Эфраима пришлось ему весьма кстати.

При спуске шестого блока, который ударился о трос с большой силой, произошло несчастье. Усталые люди не сумели затормозить падение камня, отчего трос спружинил с такой силой, что их разбросало в разные стороны. Не успел увернуться только один пожилой рабочий: он упал на салазки головой вниз. Падая, он пытался удержаться, ухватив за руку Сути, которого товарищи изо всех сил тянули назад.

Несчастный закричал, но его вопль быстро оборвался: упавший блок его буквально сплющил и, покатившись дальше, разбился с оглушительным грохотом.

Мастер заплакал.

– Но половину работы мы все же сделали, – успокоил его Эфраим.

21

Стоя на выступе скалы, гордо держа голову, увенчанную длинными изогнутыми рогами и обрамленную короткой бородой, горный козел задумчиво глядел на шагавших под солнцем людей. На языке иероглифов это животное было олицетворением спокойного благородства, которое дается лишь тем существам, что живут по божественным законам.

– Вот он! – завопил один из рабочих. – Убейте его!

– Заткнись, дурак, – оборвал его Эфраим. – Это священное животное. Если мы прикоснемся к нему, то погибнем все.

Величественный самец стремительно поднялся по склону и в один прыжок исчез по ту сторону скалы.

Пять дней тяжелого перехода измучили людей, один лишь Эфраим казался таким же свежим, как и в начале пути. Сути старался держаться; ослепительная, потусторонняя красота пейзажа придавала ему сил. Ни грубость начальника, ни изнурительные условия путешествия не ослабили его решимости.

Бородатый верзила приказал людям подтянуться и взобрался на камень, чтобы лучше видеть своих босяков.

– Пустыня бесконечна, – громогласно объявил он. – И вы в ней всего лишь жалкие букашки. Вы постоянно жалуетесь на жажду, и стонете, словно бессильные старухи. Вы недостойны звания рудокопов, которые добираются до самых кишок земли. И все же я привел вас сюда, где залегает металл, который стоит больше ваших жизней. Когда вы станете рыть эту гору, вы будете причинять ей страдания, и она постарается отомстить, заглатывая ваши тела. Таков удел невезучих! А сейчас разбивайте лагерь: завтра на заре приступаем к работе.

Рабочие начали с палатки, которая предназначалась для старшего: она была так тяжела, что тащить ее пришлось впятером. Ее разворачивали и ставили под бдительным взглядом Эфраима – в самом центре лагеря. Потом готовили еду, смачивали землю вокруг лагеря, чтобы избежать пыли, и, наконец, утолили жажду водой из бурдюков, сохранявших ее свежесть. Драгоценной влаги было вдоволь благодаря вырытому возле рудника колодцу.

Из состояния дремоты Сути вывел сильный удар в бок.

– Вставай, – приказал Эфраим.

Сдержав гнев, молодой человек поднялся.

– За всеми, кто пришел сюда, водятся грешки. А что ты скажешь о себе?

– Это никого не касается.

– Выкладывай.

– Оставь меня в покое.

– Не люблю скрытных.

– Я уклонился от работы.

– Где?

– В моей деревне возле Фив. Меня хотели увезти в Мемфис на рытье канала, а я предпочел бежать и попытать счастья здесь.

– Ты мне не нравишься. Думаю, ты врешь.

– Я хочу разбогатеть. И никто мне не может помешать, даже ты.

– Не зли меня, раздавлю. Давай-ка померяемся силой.

Эфраим выбрал третейского судью, который должен будет развести соперников в случае, если один из них укусит другого; все остальные приемы были разрешены.

Бородач налетел на Сути как ураган, обхватил его поперек тела, поднял и, повертев в воздухе, отбросил на несколько метров.

Расцарапанный, с ушибленным плечом, молодой человек поднялся. Уперев руки в бока, Эфраим презрительно наблюдал за ним. Рабочие смеялись.

– Нападай, если не боишься.

Эфраим держался самоуверенно, однако на этот раз его протянутые к сопернику длинные руки работали вхолостую. Удачно увернувшись, его соперник приободрился. Он понял, что, полагаясь лишь на свою силу, Эфраим не знал других приемов. Хотя Сути не верил в существование богов, он все же поблагодарил их за свои детские годы, которые научили его драться. Раз за разом он уклонялся от беспорядочных наскоков соперника, который злился все сильнее, растрачивая силу и теряя способность соображать. Молодой человек не имел права на ошибку: если он попадется в железные объятия Эфраима, тот его раздавит. Опережая его в скорости, он удачно поставил сопернику подножку, и, когда тот потерял равновесие и зашатался, Сути, собрав все силы, применил захват за шею. Эфраим тяжело рухнул вниз, Сути сел верхом ему на затылок – соперник был полностью в его власти. Поняв это, он стукнул кулаком по земле, признавая свое поражение.

– Ты молодец, малыш!

– Надо было свернуть тебе шею.

– Если ты убьешь меня, стражники пустыни тебя не пощадят.

– Плевать. Ты будешь не первый, кого я отправил в преисподнюю.

Эфраим струхнул.

– Чего ты хочешь?

– Поклянись, что перестанешь мучить людей.

Рудокопы больше не смеялись. Прислушиваясь, они подошли ближе.

– Клянусь именем бога Мина!

– И перед лицом Хатхор, властительницы Запада. Повтори!

– И перед лицом Хатхор, властительницы Запада, клянусь!

Сути ослабил хватку. Клятва, данная в присутствии такого количества свидетелей, не могла быть нарушена. Если Эфраим отступит от своего слова, он покроет свое имя позором до конца дней и будет обречен на забвение. Рабочие бурно выражали свою радость и поздравляли Сути. Когда страсти улеглись, Сути твердо сказал:

– Главный здесь – Эфраим. Он один знает рудники, здешние тропы и места, где есть вода. Без него нам в долину не вернуться. Мы должны его слушаться, он обещал держать данное слово – значит, все будет хорошо.

Потрясенный бородач положил руку на плечо Сути.

– Ты не только сильный, малыш, но еще и умный. И, отведя его в сторону, добавил: – Я недооценил тебя.

– Я хочу разбогатеть.

– Мы можем подружиться.

– При условии, что это будет отвечать моим интересам.

– Это вполне возможно, малыш.

* * *

Носилыцицы даров в париках в виде шиньонов, подвязанных лентами, одетые в белые платья на одной бретельке, лежащей между обнаженных грудей, и передники, украшенные ромбовидной сеткой из жемчужин, одна за другой медленно входили во дворец царевны Хаттусы. Они были так молоды и прекрасны, что Денес почувствовал, как у него закипает кровь. Бывая в отъезде, он каждый раз изменял госпоже Нанефер, но делал это чрезвычайно ловко и аккуратно. Любой скандал мог нанести ущерб его репутации, поэтому никаких постоянных любовниц у него не было: судовладелец довольствовался краткими интрижками. Время от времени он считал необходимым спать со своей женой, однако известная всему свету холодность Нанефер оправдывала его внебрачные похождения.

Распорядитель гарема вышел за ним в сад. Денес хотел было попросить у него девочку, однако решил не делать этого: гарем был хозяйственным ведомством, и на первом месте там был труд, а не распутство. Судовладелец отправился к супруге Рамсеса на официальную аудиенцию, которую исхлопотал для решения своих деловых вопросов. Она приняла его в зале с четырьмя колоннами, стенами, выкрашенными светло-желтой краской, и мозаичным полом из зеленой и красной плитки.

Хаттуса сидела в кресле из эбенового дерева с позолоченными подлокотниками и ножками. У нее были черные глаза, очень белая кожа, вытянутые, тонкие кисти рук – очарование породистой азиатки: в жилах Хаттусы текла хеттская кровь. Денес держался настороженно.