— А теперь привыкай к новой среде обитания, животное, — раздался его злорадный голос, когда я уже действительно начал привыкать, смотря на него через раскрывшиеся от яркости факелов глаза. — До самого суда, а впоследствии и полной сожалений старости ты не увидишь ничего, кроме этих стен. Больше никакого дневного света. Никаких удобств. Никаких убийств.

Без всяких сомнений, все это звучало и выглядело чрезвычайно устрашающе, мягко выражаясь. Переход от наслаждения завтраком к затратному сражению и в итоге к безнадежной точке в виде заключения. Без каких-либо предпосылок или моральной подготовки. И даже не знаю, как бы я себя повел. Если бы не одна обнадеживающая мысль, пришедшая ко мне после долгих размышлений еще во время транспортировки в эту крысиную дыру.

«Я нужен Тьме живым. Никто не найдет спрятанные с ценным грузом мешки без меня. Но более того, она не оставит подыхать цель, за которой был выслан аж целый отряд, в самой глубокой и отдаленной заднице мира. Вдалеке от своей ярости».

И хоть зловещая репутация лидера синдиката и неизбежные пытки от его солдат — ненамного более заманчивая перспектива, это был мой единственный шанс расставить все на прежние места. Но посидеть в заключении пару дней впервые в жизни придется в любом случае. Вряд ли фиолетовые успели все организовать и реализовать за те два дня, что мы с кнутом и его сопровождающей колонной перемещались сюда. Остается выдержать этот холод и не подкинуть ненароком главному детективу навязчивую идею, что меня скоро заберут. Мало ли, какая очередная тактическая идея может взбрести в эту смышленую и упрямую голову.

Но вот самозапрет на забаву и отстаивание правоты был вовсе не обязательным. Как и запрет на попытку завладеть тем, что я с трудом, но все же разглядел на его экипировке. Сделав шаг к решетке и вглядевшись в скрытое тенью лицо Дайлера, я наконец ответил все тем же несгибаемым голосом Изувера, поддержав вброшенный им уровень патетики:

— Я справлюсь, благодарю за предупреждение. Но вот тебе, мой друг, я не завидую. Лучше бы заканчивал с самодовольным злорадством и подготовился бы сам. К прежней, тошнотворной среде общества. Без моего надзора все блудницы, совратители, изменщицы, богатые смердяи и другие ублюдки вернутся к истокам. До самой смерти ты не увидишь должного завтрашнего дня для человечества. А все из-за того, что закопал последнего их проводника туда. Но слушай, ты ведь всего лишь делал свою законную работу, не так ли? Это оправдывает любые действия, как заверяет книга, и неважно насколько неправильным все логически обернется в итоге.

— Уох. Вот это ответственная у тебя там должность, — незамедлительно парировал он спокойным голосом. — И что это за должный завтрашний день такой, путь к которому уложен изувеченными трупами невинных людей, пусть даже и не самых порядочных?

Я улыбнулся, ведь Дайлер не только был расположен на обещающий быть долгим разговор, что непременно развеет тоску от времени ожидания Тьмы, но и оказался неплохим собеседником. Ситуация пока что в его власти, и будет он разговорчивее, чем тот захлебывающийся укором мужлан на противоположной башне. Самое время сесть на холодный, но все же пол, и дать отдых ногам, которые плелись сюда мелкими шажками по бесчисленным лестницам, напомнив еще и о колотой ране на бедре. Детектив в вычищенном обмундировании не последовал моему примеру, но мне это как раз было и не нужно. Опустив предплечья на колени, я продолжил:

— Будущее, в котором не существует таких развратных персон. И все остальные даже не задумываются сделать то, что приведет к любому из этих блевотных путей. Пусть страхом, пусть убийствами, но я добьюсь этой цели. Если, конечно, выберусь отсюда.

Последнее я промямлил с нарочитой неуверенностью и тут же поднял глаза, чтобы словить реакцию. Дайлер положил руки на пояс и даже встал полубоком, наконец подставив часть лица под прямой свет факелов. Но зловещей самоуверенной улыбки на нем не было. Вместо нее я разглядел задумчивость. И судя по следующим словам, проговоренным с явным недоумением, она была посвящена вовсе не моему скорому побегу:

— Мир живет без природных катаклизмов, войн, эпидемий и голода вот уже несколько сотен лет. И ты действительно считаешь такие вещи как разврат его нынешней основной проблемой? А как же преступники? Монстры в человеческом обличье, проявляющие губительную активность здесь с самого мироздания. Хотя кого это я вообще спрашиваю.

— А, — довольно протянул я, — так вот в чем дело. У каждого свои монстры, и ты, к счастью, не исключение… Ну, будь моя девушка преступницей, а не исчадием разврата и лжи, я занимался бы сейчас скорпионоподобными не на полставки. Но даже в этом случае уж точно не твоим детским способом. Не ставил бы непослушных закону сорванцов в темный угол.

— Ты серьезно? — насмешливо бросил он. — Это же самая первая моя теория о тебе, и она оказалась правдой?.. Ожидал что-нибудь вроде психической травмы детства, несчастного случая с головой или, может даже, служения безумной вере. Но это? Одно неудачное любовное приключение по молодости? Даже не знаю, стоит ли теперь выдавать трем сотням близких ушедших первопричину их горя.

— Не суди наперед. Это было лишь последней обжигающей искрой к уже заполненному горючим колодцу. Но если подумать шире, то в каждой перечисленной версии что-то является правдой, — в сидячих размышлениях я захотел по привычке опустить шею, но потом вспомнил, что мне нельзя сводить глаз с собеседника, дабы не упустить возможный момент его подхода к решетке. — Как насчет тебя? Кто или что поставило детектива на дорогу, приведшую к моему дерьмовому положению?

Дайлер повременил с ответом, наверняка дав себе время подумать, достоин ли я его откровения. Как неожиданно резко вернулся к прежнему положению, опять скрыв лицо темнотой, и чуть ли не сквозь зубы прорычал ответ на мой вопрос:

— Разве еще не очевидно? Такие, как ты. Что по собственной воле уничтожают в себе все человеческое и становятся чудовищами. Всегда выбирают легкий путь, и неважно, кто из-за этого пострадает. Главное, чтобы они получили выгоду или даже удовольствие на свою больную голову. И никто даже не подумает вернуться на правильную дорогу. Меня бесит, что такое явление в людях вообще возможно, не говоря даже о его распространенности. Но что еще более страшно, так это то, что вы имеете наглость существовать по соседству с действительно хорошими и невинными людьми.

Я поднял брови, натянул на лицо ухмылку и даже встал, лязгнув кандалами. Почти ничего не пришлось выдумывать: разговор и так забрел в нужное мне русло куда раньше намеченного. Оставалось только добить. Окончательно разозлить, дабы он отдался во власть эмоциям, заглушил привычную трезвость рассудка и сделал ко мне последний необходимый шаг.

— Вы все так серьезно и негативно относитесь к моему ремеслу только потому, что сейчас мирное время. Люди привыкли к покою, безопасности и видят позабытые убийства как нечто зверское. И обществу не важно, что эти вынужденные смерти были им же и заслужены. Оно расслабилось, разжирело, нашло себе новые аморальные преступления, до которых твой священный закон еще не дорос. Преступники в умеренном количестве порой тоже бывают нужны. Чтобы устрашать и сдерживать этот нескончаемый поток разврата.

Детектив улыбнулся, неспешно посмотрел на двух внимательно слушающих нас охранников и вернул взгляд на меня.

— Ты — сын императора, который не рад законности таких вещей как блуд. И идешь бездумно убивать одного развратного человека за другим… — Дайлер постучал десятью пальцами по поясу с кнутами и через несколько секунд продолжил: — А почему бы не дождаться наследственного становления на трон и сделать ее незаконной? Начать с Империи, а потом может распространиться и на другие страны. Не будет легким путем тоже. Кто знает, сколько протестов и подосланных наемных убийц будет на старте. Знаешь, я думаю, почему? Это всего лишь оправдание твоей мании убивать и мстить другим девушкам. Дабы окончательно не свихнуться.