— Прекрасная перспектива… Вот уж куда точно не собираюсь идти!
— А что, там неплохие деньги…
— Как-нибудь справлюсь. И ты мне вот что ещё скажи. Сама-то не испугалась, что я колдун?
Девушка фыркнула и даже отстранилась от меня, уставившись своими пылающими зелёным глазищами, в глубине которых выплясывали дьявольские танцы бесенята.
— Нет, конечно же нет! Чего мне бояться, теперь особенно? Ты хороший. Помог, взял под защиту, даже когда я не просила. Не стал пользоваться властью, хотя мог. Перед Правдой отказался от претензий, хотя опять же имел полное право на меня. Это же мечта! А попасть в клан колдуна, ну, многие же только мечтают об этом. Ты, может, ещё и вспомнишь всё. Вдруг выяснится, что ты из какого-нибудь известного рода?.. И тебя признают?.. Хотя, нет, не надо известного… У них там все браки расписаны… — Валерия увлеклась, продолжая одной ей понятные логические цепочки, и, казалось, я ей уже не нужен. Но всё же перехватила мой удивлённый взгляд, и сбилась: — Что?.. Что-то не так?
— А какое дело тебе до, прости, браков в моей предполагаемой семье?
— Ну… Так… Я тебе, всё-таки, не нравлюсь?..
Глаза моей собеседницы стали быстро набухать слезами, и пришлось спешно принимать меры к её утешению, уверяя, что ничего плохого не имел в виду и просто самому такие перспективы даже и не приходили в голову, попутно думая про себя, за что, мол, свалилось на голову такое «счастье».
Пережив и поборов бурю эмоций, почти что с громом и молниями, во всяком случае — с проливным дождём точно, мы ещё поболтали ни о чём, а потом я замолчал, размышляя о своём. Вернее, я думал об открывшихся перспективах, и пытался сложить все кусочки мозаики в нечто стройное и непротиворечивое. Но так было только до того момента, пока спокойное течение мыслей вдруг не прервала одна, заставившая похолодеть и болезненно сжаться всё внутри.
— Слушай… Ты же говорила, там, в деревне… Прорыв, или что случилось… Это мог сделать колдун.
— Ну да, говорила.
— А… — я задумался, не зная, как подвести, и какими словами выразить напугавшую меня догадку.
Валерия смотрела непонимающе, а потом, видимо, сама догадалась:
— Ах, так ты про то!.. Нет, подобное мог сотворить только очень сильный чародей. Точно не самоучка, который не осознаёт себя. Не переживай!
Я кивнул, якобы согласившись. Но довод меня, если честно, совсем не успокоил. Какое-то время никак не получалось отделаться от мысли, что хоть и поневоле, хоть и с исчезающе малой вероятностью, но всё же… Всё же, я сам мог оказаться истинной причиной гибели Гурта и всего населения деревни. Слова Валерии про «сильного колдуна» не убедили, ну совсем.
Ведь если принять одну безумную гипотезу, о существовании сверхъестественного, и о том, что я имею к нему отношение, то совсем недалеко и до другой. Которая терзает сердце одним своим существованием и осознанием того, что ничего уже не вернуть и не исправить.
Происходящее вновь стало казаться дурным сном, чьим-то розыгрышем. Мне требовалось хоть какое-то вещественное подтверждение. Не увидев нечто своими глазами, не потрогав своими руками, я не был готов принять его. С другой стороны, я прекрасно понимал, что нельзя отмахиваться от самой возможности существования чего-то только потому, что оно не укладывается в рамки привычного уклада и миропонимания.
И я бы соврал, сказав, что не рассматривал ситуацию и с положительной точки зрения. Ведь то, что сделано, уже сделано, прошлого не вернёшь. Надо жить будущим. А в нём не самый плохой вариант — оказаться колдуном, тем, кто представляет в этом мире какую-то реальную силу, а не просто мальчишкой-варваром, которого может обидеть каждый встречный. Соблазн немаленький, даже несмотря на все проистекающие из этого последствия.
Обкатав ситуацию со всех сторон, успокоившись и внутренне смирившись с возможными исходами, я пришёл к окончательному выводу — требуется всё как минимум проверить. Ведь пока остаюсь в неизвестности, покоя не будет, это наверняка.
Вечером, после машинально выполненных работ по разбитию лагеря, приготовлению еды и прочего, когда мы остались наконец наедине, я решительно пресёк все попытки Валерии опять склонить меня ко всевозможным непотребствам и игрищам, и попросил продолжить рассказ про эту непонятную «магию» и про тех, кто её пользует.
Девушка заметно расстроилась, но, выслушав мои доводы, всё же согласилась: как-никак, вопрос серьёзный. И, великодушно приняв в качестве компромисса мою руку на своей груди, продолжила проводить ликбез.
Из того, что я ещё не знал но знала моя спутница, осталось уже совсем не много, и это были всё больше слухи, «как люди говорят» и тому подобное. Но я жадно выпытывал любую мелочь, всё, что девушка только могла вспомнить, терпеливо раскладывая факты по полочкам, систематизируя, и серьёзно жалея, что некуда и нечем записать…
В конечном итоге, я уяснил себе несколько вещей — конечно, с некоторым допущением, что любой из постулатов может оказаться ложным. Само по себе, это колдовство — не есть что-то особенное, нет, это всего лишь перенаправление жизненных сил на выполнение некоей «внешней» работы. Нечто наподобие сокращения мышц, или мыслительного процесса, что-то, что совершается не физическим телом, а чем-то вроде его астрального отражения, и ровно так же может тренироваться, а также приводить к усталости и даже истощению.
Магические воздействия могут выполняться как «грубо», «голыми руками» — сырой силой, так и через «инструменты» — заготовленные заранее каналы и схемы, направляющие жизненные силы в нужную сторону, и придающие им необходимую форму. Второй подход, в частности, используется не обладающими способностями, которые могут только использовать зачарованные кем-то умеющим предметы.
По части «форм», которые принимает колдовство, я оказался слегка огорошен тем, что ни про какие фаерболы, молнии и прочее, Валерия не знает, и по её словам видимых спецэффектов у творимой волшбы обычно нет. Просто кто-то становится быстрее, сильнее, удачливее, на кого-то, наоборот, наваливается немощь, болезни, неуклюжесть или частичная слепота. Доспехи и защитные амулеты приобретают дополнительную прочность, способность отражать чужие чары, а оружие становится острее и пробивает наведённые вражескими чародеями невидимые барьеры. Даже сильный колдун, как правило, не способен убить мгновенно, проигрывая любому бойцу в рукопашной схватке.
Не было известно девушке ничего и о каких-либо ритуалах, произнесении заклинаний, жестах, рисовании пентаграмм, рун и прочего. Она очень удивилась этим моим предположениям, якобы с невидимыми сущностями можно работать таким образом. Магические посохи, волшебные палочки, свитки и прочее тоже оказались вещами тут если и известными, то не так широко, чтобы она где-то слышала о них.
Также выяснилось, что существуют некие условные градации чародеев по силе, что-то наподобие «ученик», «подмастерье», «младший колдун» и тому подобное, и по специализациям — кто-то лучше работает с сырой энергией, кто-то — специализируется на сложных и долго создаваемых конструкциях, кто-то — на зачаровании физических предметов, кто-то — на работе с живыми, не способными прибегать к магии самостоятельно.
И вот на этом, к сожалению, вся известная Валерии информация полностью исчерпывалась. Засыпать мне пришлось с неким чувством неудовлетворённости, и вовсе не из-за ворочающейся под боком девушки. Главные вопросы — как понять, колдун я или нет, и если да — то как использовать свои возможности, так и остались неотвеченными. Но цель, по крайней мере, стала ясна, пусть я и понятия не имел, как её достичь.
Глава 23
День проходил за днём, а у меня всё никак не получалось избавиться от навязчивой идеи. Если поначалу гипотетические способности к управлению сверхъестественным воспринимались скорее скептически, я хотел скорее подтвердить, что ничего не могу, на том успокоится и убедить Валерию, что она ошибается, но со временем невольно втянулся, и поймал себя на том, что стремлюсь уже получить именно положительный результат, едва ли сам в него не уверовав. Наш небольшой караван полз дальше и дальше вперёд, к неведомой мне цели, а я всё не оставлял безуспешных попыток укротить неведомое воображаемое колдунство. Больше всего это напоминало попытки шевелить ушами, хвостом, или какой-то ещё отсутствующей конечностью.