Когда всё погрузилось в выжидающую тишину, Тюрин продолжил свою речь, громко, чеканя каждое слово:

— Перед Правдой! Мы, сыновья гор из рода Огненной Бороды, в составе Тюрина, сына Глаина, наследника Каменного Престола рода!..

Шагнув вперёд, гном сделал тот самый, знакомый мне уже давным-давно жест призыва «Правды». Близко посаженные глаза подгорного жителя, смотревшие на меня не отрываясь, казалось, высверливают дыры, физически ощущалась некая исходящая от гнома сила. И, судя по происхождению, было понятно, откуда она взялась — явно этот не-человек сызмальства приучен командовать.

Тем временем, Тюрин продолжал:

— …в составе Барина, сына Верина, Главного Летописца рода!

Рыжебородый матерщинник, непривычно серьёзный и молчаливый, тоже осенил себя знаком. А я еле сдержал удивление — никогда бы не заподозрил в этом шумном балагуре, забияке и любителе сквернословия того, кто хотя бы умеет держать в своих толстых пальцах перо… А он, оказывается, не просто умеет, а отвечает за это у целого гномьего клана!

— …в составе Волина, сына Двалина, Главного Воеводы рода!..

Во всех смыслах самый крупный из гномов — светловолосый обладатель устрашающей физиономии, «украшенной» жутким шрамом, а также вплетённых в бороду красных лент, громового голоса и неиссякаемой жизнерадостности, повторил ритуал.

— …в составе Берина, сына Всталина, Старшего Искателя Правды рода!..

К первым троим присоединился гном в смешных круглых очках, редко говорящий, и потому так и оставшийся для меня тайной за семью печатями.

— …в составе Мерина, сына Толина, Старшего Рунознатца рода!..

Несложные действия по призыву «Правды» выполнил самый частый собеседник и протеже Барина, черноволосый, с очень простой и открытой физиономией, выглядящий сильно моложе и мельче своих товарищей.

— …в составе Коина, сына Морина, Старшего Купца рода!..

Последним Тюрин назвал старшего члена команды, или, во всяком случае, внешне похожего на такового — седого как лунь, с изборождёнными морщинами лицом, но всё ещё бодрого, быстрого и выносливого.

— …решили — человек, именующий себя Фенрисом, отныне может считать себя другом рода Огненной Бороды!

Говоря последнюю фразу, наследник Каменного Престола подошёл ко мне и протянул какую-то каменную штуковину, похожую на ту бирку, что досталась мне от кузнеца, после чего замолк, и стало внезапно тихо. Мне показалось даже, будто слышу, как бьётся собственное сердце.

А ещё я почувствовал неловкость от тянущейся всё дольше и дольше паузы, но что в таких ситуациях положено говорить, не имел даже малейшего понятия. Осознавая, что риск каким-то образом ошибиться слишком велик, я поспешил сознаться в своей некомпетентности — уж лучше так, чем топтаться по чужим обычаям, настраивая против себя этих нежданно-негаданно приобретённых друзей.

— Я… Очень благодарен роду Огненной Бороды. За оказанное… Доверие. Но я просто не знаю, что у вас положено в таких случаях говорить и делать. Боюсь как-то невольно ошибиться, задеть чувства гномов… Если объясните всё, какие нужны ритуалы, фразы… Я это сделаю!

— А ничего не нужно, человек. Род, в лице нас шестерых, принял тебя!

Гномы внезапно утратили всю свою серьёзность, наперебой кинувшись поздравлять. Как тогда, когда меня привели от лекаря. Я попытался спастись, но безуспешно, и, наверное, только чудом рёбра остались целы после всех этих медвежьих объятий. Откуда-то появился рог и бурдюк, который наполняло нечто крепко-алкогольное, коротышки начали что-то напевать, сначала тихо, потом всё громче и громче…

Во время всего этого безобразия Валерия тихонько жалась ко мне, смотря по сторонам ошалелыми глазами. Из рога с напитком, протянутого мне и которым я посчитал правильным поделиться с девушкой, пригубила только чуть, но этого с лихвой хватило, чтобы щёки её начали пылать красным, а глаза заблестели и чуть-чуть потеряли фокусировку. Рекс носился туда-сюда, не понимая, что происходит, и, казалось, вот-вот начнёт лаять, мол: «Люди добрые, да это что ж это деется-то! Что творится! Мне моего хозяина как, надо спасать, или это двуногие просто играют, как неразумные щенята?».

Пострел, который тоже наворачивал круги над поляной, внезапно уселся мне на плечо. Уже слегка нетрезвый, я повернулся к птице, со значением косящей на меня своим умным глазом. Запустив руку в карман, протянул на ладони щепотку зерна, из запаса, специально отложенного именно для этих целей утром. Угостив пернатого, ещё и пригладил его перья.

— Как же жалко, что ты не умеешь говорить, птиц!

В тот момент мне было действительно невообразимо грустно оттого, что Гуртов выкормыш бессловесный.

А потом я отрубился.

— Пиастры! Пиастры!

Что за вопли? Самочувствие мерзкое и без того, а тут ещё и этот противный голос над ухом. Незнакомый голос…

Резко распахиваю глаза и подрываюсь, пытаясь сесть. В свете последних событий незнакомый голос может идти только в связке с очень нехорошими событиями. Одно лишь осознание этого превращает кровь в жидкий лёд, который с трудом проталкивается по сосудам лихорадочно колотящимся сердцем.

Но голова адски кружится, и вместо того, чтобы принять частично вертикальное положение, я заваливаюсь на бок. Запоздало приходит гениальная и совершенно логичная мысль, что сначала-то надо было попробовать оглядеться из-под опущенных ресниц, притворяясь спящим, или вообще просто полежать и послушать. Но теперь уже поздно…

— Птица Говорун, отличается умом и сообразительностью!..

Голос продолжает скрипеть где-то рядом. А у меня наконец-то получается сфокусировать взгляд и распознать картинку вокруг.

Повозка, видимо, одна из наших. Я внутри. Собственно, ситуация привычна, уже было совершенно так же после ранения. Только надо мной сидела Валерия… А, собственно, вот и она. Не рядом, а на том месте, где должен находиться я сам — управляет волами. Вроде, в порядке, и не выглядит чем-то обеспокоенной или расстроенной. Меня сразу отпускает. Судя по всему, неприятностей прямо сейчас у нас нет.

— Самка человека!.. Хозяин гнезда проснулся и чистит пёрышки!

После этого, наконец, получается понять и откуда слышу этот голос. Поворачиваю голову… Вот же он. Пострел, мерзкая курица. Да, это точно он. Только когда наш птиц научился говорить?!

Поток сумбурных мыслей прерывает Валерия, налетевшая на меня, будто тысячу лет не виделись. Столь бурное выражение эмоций это, конечно, приятно и тешит самолюбие, но зачем тормошить-то так, мне и без того туго…

— Волчик! Очнулся!.. Негодяй!.. Ох и перепугал опять!

— Спокойней, женщина, спокойней! Если не хочешь, чтобы прямо на тебя… Кое-что сделал. Сколько я был в отключке?..

— Не долго. Око сдвинулось не больше чем на три пальца.

— Хорошо. Как у нас дела? Всё в порядке?

— Да, едем дальше.

— А что случилось-то со мной вообще?

— Так то тебя надо спрашивать. Видимо, перебрал гномьего пойла… Стоял, стоял, а потом возьми, да и шмякнись на землю. Даже никто не успел подхватить.

— Мда. Интересненько… А что с нашим Постерлом?

— Пострел… Он всё это время несёт какую-то чушь, не затыкаясь. Ты почему молчал раньше, что он говорящий?

— Так он никогда и не был говорящим.

— Да? А что он тогда сейчас делает, если не говорит?..

Я специально ничего не отвечаю и прислушиваюсь к самозабвенному монологу в исполнении птыца, который и правда трещит без умолку, судя по всему, совершенно не беспокоясь от отсутствия внимания со стороны аудитории.

— Капитан!.. Судно по правому борту!.. На абордаж!.. Пиастры!.. Вака хороший!.. Дайте мне девочку! Ну дайте же девочку! Хотя бы мальчика! Собачку, кошечку…

— Ох ты ж… Это какой-то поток сознания. Его можно как-нибудь?..

— Нет, мы пытались. Ничего с ним не сделать, орёт и орёт… Такой его трепотни на несколько гномьих обозов хватит.

— …Эй, цыпочка, иди ко мне!.. Дай помну твои мягкие пёрышки!.. У тебя ещё не было настоящего самца, я покажу…