— Увы.

Прежде чем Мичер успел спросить у него, что случилось, громкие удары в дверь сделали его вопрос излишним. Мичер непроизвольно рванулся в сторону, потом присел, вжал голову в плечи и обернулся. Возможно, самым жутким в ударах, заставивших книги на полках вздрогнуть, казалось то, что они были не настойчивыми, а тяжеловесными, размеренными и непреклонными. Они больше напоминали работу поршня, чем удары человеческих кулаков по дереву. Стук этот сделал для Мичера очевидным, что преследователи никогда не сдадутся, что они без сожаления его загонят и прикончат, что в их глазах (если под этими капюшонами были глаза) исход погони неизбежен. Все еще сидя на корточках, он посмотрел на хозяина магазина, как беспомощный ребенок смотрит на родителя.

— Поднимайтесь по лестнице, — шепнул человек, указывая на пятно тени на стене между двумя книжными шкафами, которое при ближайшем рассмотрении оказалось дверью. — Там найдете незапертую комнату. Зайдите в нее и запритесь.

Я спасусь? Мичер задал бы этот вопрос, если бы страх не лишил его голоса и если бы он не так боялся услышать ответ. Он ощупью прошел через комнату, чувствуя, как затхлый запах старых книг оседает на его легких, как ил, и положил руку на пятно темноты, которое было ручкой ведущей наверх двери. Открылась она легко и без скрипа, который он ожидал услышать. Он успел заметить лестницу (не более чем несколько полос тени другого оттенка), прежде чем дверь за ним со щелчком закрылась, забрав с собой последние остатки света.

Где-то в душе он обрадовался темноте. Ему захотелось сжаться, закрыть глаза и затеряться в ее складках. Превозмогая нежелание, он заставил себя поднять ногу, нащупать носком нижнюю ступеньку и начать подъем. Усталость уже была невыносимой, все суставы сверлила пронизывающая боль. Он пытался не думать о том, чем это закончится, удастся ли ему каким-то чудом не попасть в руки своих преследователей, оживить память и вернуться домой. Не зная почему, он превратился в беглеца, а у беглеца одна задача — бежать. Бежать до тех пор, пока не убежишь или пока тебя не поймают.

Быть может, вновь обретенный союзник поможет ему. Быть может, когда преследователи Мичера уйдут, они сядут вместе за стол, и владелец магазина ответит на все его вопросы. Что происходило внизу, Мичер не слышал. Он даже не слышал удары в дверь. Что, если владелец магазина сейчас разговаривает с людьми в капюшонах? Или они прошли дальше? Кто знает, может, они стучали вовсе не потому, что знали, где укрылся Мичер, а потому что стучали во все двери подряд, надеясь либо разбудить и расспросить здешних обитателей, либо вспугнуть его самого и заставить выбежать из укрытия.

Он понял, что дошел до конца лестницы, только когда занесенная правая нога не нашла очередной ступеньки. Он осторожно поставил ее рядом с левой и стал водить руками перед собой, пытаясь понять, куда идти дальше. Не встретив преграды, он двинулся вперед, шаркая подошвами по поверхности, похожей на шершавую древесину. Через несколько шагов он двинулся вправо и через пару секунд наткнулся на стену.

Прижимаясь руками к холодной неровной штукатурке, еще через несколько секунд он нащупал дверь. Поводив по ней пальцами, нашел ручку, которую пришлось несколько раз покрутить в разные стороны, чтобы стало понятно: дверь заперта.

Что там говорил хозяин магазина? «Ступайте наверх в незапертую комнату»? Что-то похожее. Это, очевидно, подразумевало, что здесь есть несколько комнат и лишь одна из них не заперта. Нужно просто найти ее, вот и все. Нужно действовать методично.

Вместо того чтобы перейти на другую сторону лестничной площадки, он решил на ощупь найти следующую дверь на своей стороне — так точно не пропустишь ни одной. Прищурившись в темноте и поняв, что различить что-либо все равно не удастся, он осторожно двинул вперед одну ногу, и почти сразу левая ладонь натолкнулась на выступающий край дверной рамы.

Рука сама дернулась вниз, нашла ручку, и на этот раз ее легкий поворот открыл дверь. Мичер вошел и тихонько притворил за собой дверь. Вспомнив наставление хозяина магазина, он нащупал нервно дрожащими пальцами ключ и с удовлетворением услышал щелчок, когда повернул его в замочной скважине по часовой стрелке.

Развернувшись лицом к комнате, он понял, что здесь было не так темно, как ему сначала показалось. Тусклое коричневатое свечение сочилось сквозь маленькое, заросшее грязью и пылью окно. Хоть это трудно было назвать светом, Мичер все же разглядел кровать со смятым одеялом и высокий прямоугольный шкаф. Но ребенка он не замечал, пока тот не зашептал.

Голова его повернулась так резко, что шею пронзила горячая и острая, как раскаленная спица, боль. Ребенок так вжался в противоположную от двери стену, что, пока Мичер не сфокусировал на нем зрение, он казался не более чем тенью, упавшей на неровную поверхность штукатурки. Решив, что его возня у двери могла испугать ребенка, заставить его убежать в дальний конец комнаты и в страхе прижаться к стене, Мичер двинулся к нему, намереваясь его успокоить, но скорее для того, чтобы он его не выдал, чем из-за желания действительно помочь. Однако, сделав всего четыре шага, он остановился.

Сперва он принял детский шепот за молитву или за попытку что-то сказать, но теперь, оказавшись ближе, понял, что ошибся. Ребенок шептал слова, которые он или какой-то другой ребенок в ужасе повторял в телефонную трубку, когда Мичер пытался позвонить с площади: «Нетпапанетпапанетпожалуйстаненадопожалуйстаперестаньпапанетпожалуйстанет».

Как будто ребенок думал, что, если их беспрерывно повторять, они приобретут силу заклинания. Как будто ими он высмеивал или проклинал его. Мичер почувствовал, что в нем закипает злость, даже нечто большее, чем злость, и сделал еще два шага по комнате. И только сейчас, когда он оказался в шести-восьми футах от ребенка, скудное освещение позволило ему рассмотреть детали, которые были скрыты от него до сих пор. И от того, что ему открылось, ноги его подкосились так резко, что он упал на колени.

Ребенок не прижимался спиной к стене. Он стоял лицом к стене, почти надменно повернувшись к нему спиной. Более того, как и у манекенов, как и у его преследователей, как у статуи на площади, на голову его был натянут мешок.

Вид этого мешка, черного полиэтиленового мешка, перевязанного липкой лентой, пробудил воспоминания Мичера. И теперь наконец он начал понимать, почему находился здесь. Он в мольбе протянул к ребенку руки.

— Прости, — прошептал он. — Прости меня. Пожалуйста. Пощади.

Медленно ребенок повернулся к нему. «Нетпапанетпапанетпожалуйстаненадо… пожалуйстаперестаньпапанетпожалуйста», — шептал он.

Словно получая удовольствие от происходящего, ребенок поднял руки и приложил ладони к черному полиэтилену, отчего тот скрипнул. Потом, продолжая шептать, он вдавил пальцы в полиэтилен и начал сдирать с лица мешок.

Линда Е. Ракер родилась в Бирмингеме, штат Алабама, и сейчас живет в Портленде, штат Орегон, но в скором времени намеревается собрать вещи и стать скиталицей, начать странствовать по другим частям света столько, сколько другие части света смогут ее выдержать.

Несколько лет назад она на время оставила сочинительство, чтобы получить высшее образование, и это каким-то необъяснимым образом привело к тому, что в этом году будут опубликованы несколько ее новых рассказов.

Ее произведения выходили в таких журналах, как «Третья альтернатива», его реинкарнации «Черный шум», «Сверхъестественные истории». Данный рассказ — ее второе появление в ежегоднике «Антология лучших современных рассказов ужасов».

«У этого рассказа два источника, — объясняет она. — Воображаемый диалог — который буквально написался сам собой — между одним любителем кино и его девушкой, решившими сыграть в глупую игру (мои друзья, которые читали этот рассказ, уверяют меня, что главного героя я списала со своего партнера); и деревенский дом моей бабушки в Джорджии, который в детстве казался мне жутким. Когда-то я даже придумала, что рядом с ним живет ведьма, и даже сейчас, когда заброшенный дом разрушается и постепенно сливается с окружающим его лесом, мне он кажется страшным, таинственным местом».