Я обезглавил турка. Из его недр донесся тихий стон, и я вспомнил, что чудовищная фигура прячется во чреве Шахматиста. Я пробил деревянный живот и ощутил сладостное удовольствие, когда увидел кровь на кованом подсвечнике… Я ударил еще раз…

Почувствовав запах тлеющей ткани, я обернулся и увидел, что в охватившем меня безумии я разбросал горящие свечи. Одна из них упала на занавес позади алтаря, и тот вспыхнул.

Испуганное существо — сокращенное издание человека — отчаянно пыталось выбраться из ящика Мельцеля. Я еще раз опустил подсвечник, прямо на нечеловеческое лоскутное лицо. Существо застонало и обмякло. Я увидел, как два оставшихся пальца на карикатурном подобии руки разомкнулись. Шахматная фигура — резная деревянная пешка — выпала из них на горящую ткань алтаря.

Безымянный гроссмейстер отпустил мой разум после эндшпиля. Невидимый кукловод обрезал нити. Я перестал быть механизмом.

Развернувшись, я выбежал из охваченной пламенем Монументальной церкви. В портике я столкнулся с высоким белым видением. Это была мраморная стела с именами тех, кто погиб на этом месте в пылающем Ричмондском театре. Мне захотелось добавить еще одно имя к этому списку, имя моего отца Дэвида По.

Я проснулся, окруженный испарениями дистиллированного спирта. Оказалось, что я лежу на полу своей комнаты в доме миссис Яррингтон. Дверь на щеколде. Беспорядок моей одежды и дрожь в конечностях указывали на то, что я снова поддался пагубному пристрастию к алкоголю. Рубашка моя была пропитана бурбоном, рядом лежала разбитая бутылка.

На столе перед собой я увидел неправленую рукопись. Чернила еще не высохли. Я узнал свой почерк, но я как будто не владел собой, когда водил пером: буквы прыгали, чернильное пятно залило несколько абзацев, в некоторых местах перо прорвало бумагу.

Прочитав написанное, я увидел, что на этих страницах изложено рассказанное выше… Кроме этих последних абзацев. Но что я написал? Художественное произведение или репортаж? Рукопись полна деталей и подробностей, но память моя чиста, как лист бумаги. Я не помню ничего, что происходило со мной за последние часы.

Правда это или вымысел? Возможно ли, что все это, полностью или частично, пригрезилось мне или приснилось в ночном кошмаре? Или же все это явь, холодная действительность? Ходил ли я вечером в Монументальную церковь? Встречался ли с Автоматом Мельцеля? Человек внутри машины всего лишь выдавал себя за моего родителя Дэвида По? Или я убил собственного отца? Поджег ли я церковь?

В коридоре крики. Кто-то стучит в дверь. Доносятся голоса.

Я должен узнать, чего от меня хотят.

Ричард Кристиан Мэтесон — романист, автор рассказов, сценарист и продюсер. Он работал над сотнями эпизодов популярных телевизионных драматических и комедийных сериалов и в девятнадцать лет стал самым молодым писателем, когда-либо заключавшим контракт с «Юниверсал студиос».

В различных кино- и телевизионных проектах он сотрудничал с такими режиссерами и продюсерами, как Ричард Доннер, Мел Брукс, Джоэл Сильвер, Айван Рейтман, Стивен Спилберг. На сегодняшний день Мэтесон написал и продал двенадцать оригинальных киносценариев, что считается рекордом. Кроме того он является автором сценария более двадцати серий комедийных и драматических шоу телеканалов «Шоутайм», «Фокс», Эн-би-си, Эй-би-си, «Спайк» и Си-би-эс.

Не так давно Мэтесон написал три сценария для выходящего на «Шоутайм» сериала «Мастера ужаса» (первые два были сняты режиссером Тобом Хупером), а для сериала «Ночные кошмары и фантастические видения» телеканала Ти-эн-ти написал получившую одобрение критиков адаптацию рассказа Стивена Кинга «Поле боя», по которой был снят часовой эпизод с Уильямом Хертом в главной роли. Его решение написать сценарий без диалогов озадачило критиков. «Нью-Йорк таймс» назвала эпизод «маленьким шедевром». Сейчас он занят написанием сценариев для двух полнометражных фильмов и восьмичасового мини-сериала для режиссера Брайана Сингера.

Тридцать рассказов Мэтесона опубликованы в сборнике «Шрамы и другие особые приметы», предисловие к которому написал Стивен Кинг. «Дистопию», сборник из шестидесяти рассказов, предваряет введение Питера Страуба. Его дебютный роман «Создание» стал самой продаваемой книгой в твердой обложке издательства «Bantam», получил премию Брэма Стокера и стал выбором клуба «Книга месяца». Роман был переведен на несколько языков.

«В культуре, отравленной крайностями, — замечает Мэтесон, — серийные убийцы неизбежно становятся героями легенд. Позади каждого из них тянется жуткий шлейф из побочных жертв, тех еще живых людей, которые знали убийцу в повседневной жизни: дети, сотрудники, друзья, жены. Когда новости, похороны и смертные казни затмеваются свежими похищениями и зверствами, близкие серийного убийцы должны продолжать жить, несмотря на предательство, перевернувшее их мир. В рассказе „Делаю полки“ вы проведете время в обществе такого человека. Начался он с голой сюжетной линии, которая впоследствии обросла деталями, хоть и не многими. В общем, мне хотелось наполнить рассказ ощущением душевной травмы и опустошенности».

Вода со льдом. Бриллиант на белой скатерти.

Тощая женщина кашляет, прикрывая рот рукой.

За соседним столиком мальчик ест пирог и не мигая смотрит на меню в ее бледных руках.

Она просматривает прилагательные в названиях блюд. Представляет себе супы, мясо. Их темную сочность, пикантные соусы.

Все это наполняет ее ужасом.

Она продолжает изучать список. Пустой желудок сводит.

Может быть, салат без приправ?

Но помидоры! Повар разрежет их, обнажит влажные незащищенные семена, потечет сок.

Подходит официантка. Возможно, «блюдо дня»? Баранина без специй.

Желудок тощей женщины снова сжимается в спазме. Она представляет себе, как мертвая плоть ложится в ее рот, как в гроб. Ее начинает тошнить.

Почему она не услышала их?

Официантка наклоняет голову. Тощей женщине нужно еще минуту подумать. Официантка кивает; этот разговор повторяется изо дня в день.

Пара за соседним столиком изучает омара, изумляясь безжизненным клешням. Помощник официанта подметает шваброй, как метроном.

Тощая женщина смотрит на мальчика, поедающего пирог. Губы его окрасились соком ягод и посинели, как у мертвеца.

Электропилы, стук молотков.

Может быть, вермишель? Без приправ.

Но длинные нити похожи на светлые волосы…

Она снова пытается сделать глоток воды, но кубики льда уже растаяли; вода похожа на нагретую страхом слюну.

Его нежная улыбка; то, как он выписывал рецепты. Идеальный муж.

Официантка напоминает, что ей нужно есть. С каждым днем она теряет вес. Она такая красивая. Ведь уже год прошел. Она должна идти дальше. Тощая женщина слушает, кивает. Пытается не смотреть на мальчика.

«Делаю полки», как он говорил; дверь в подвал всегда заперта.

Тощая женщина поднимает глаза на официантку. Губная помада девушки напоминает об окровавленных ртах.

Она бежит между красными губами, по темному коридору, к запретной двери. За ней — музыка, оглушающая. Она прикладывает к двери ухо; слышит удары лезвий. Барабанит в дверь, пока та не поддается.

Видит двух мальчиков, подвешенных вниз головой к потолку, кричащих сквозь кляпы, наполовину освежеванных. Он поворачивается. Защитные очки испещрены красными точками. Черный резиновый фартук в пятнах. На печи позади него кипит суп со специями.

Тощая женщина говорит официантке, что потеряла аппетит.

Возможно, завтра.

Улыбка сползает с лица мальчика, когда он провожает ее взглядом до двери. Под бледной кожей проступают кости и вены.

Джефф Риман родился в Канаде, но большую часть жизни провел в Великобритании. Писатель является лауреатом премии Британской ассоциации научной фантастики, премии Артура Кларка, Мемориальной премии Джона В. Кэмпбелла, премии Джеймса Диптри-младшего и премии «Небьюла».