— Ну что, народ, давайте прощаться!

ВНЕЗАПНОЕ ПРИБАВЛЕНИЕ В НАШЕМ ОТРЯДЕ

Толпа нас провожала преогромная. Я сунула Гале свой телефон, всё-таки там бо́льшая часть контактов, и передала на время мой секретный… э-э-э… секрет. Попросила погулять пока, чтобы не испортить «сурпрыз». Последние договорённости — кто, что, когда и так далее. Всё записали — отныне гаджеты кончились! Блин, снова приучаться писа́ть — не люблю я это дело! Ну да ничего, привыкну.

Пока все были заняты прощанием, сзади разгорался спор.

— Что придумала-то?!!

— Папа! Мне уже шестнадцать! Я сама могу решать!!!

Андрей и Алёнка. Красные оба. И сердитые. Аля металась между ними (вот как можно метаться, стоя на месте? Можно, оказывается). Пыталась навести мир.

Так-так.

Появилось новое действующее лицо — благодушный страж порядка в чине капитана, с надкусанным куском мяса в руке, завёрнутым в черемшу.

— Граждане, в чём дело?

Наш сердитый Арамис поджал аристократичные губы:

— Ничего страшного, дочка просто погорячилась, сейчас мы поедем домой…

— Папа! Если ты меня не пустишь с ними — я одна уйду!

— Алёна!

Полицейский технично ввинтился в середину конфликта.

— Уважаемый, минуточку! — на свет извлеклась заламинированная инструкция, — И вы, мамаша, тоже, попрошу. Обратите внимание на пункт восемь. Мы можем приостановить только движение лиц до четырнадцати лет ввиду их несамостоятельности — до уточнения. Дети до четырнадцати — в сопровождении взрослых. Всем остальным гражданам препятствовать в переходе запрещено, мы для этого в том числе здесь находимся. Указ президента!

На лицах родителей отразилось отчаяние. Но товарищ капитан оказался ещё и психологом.

— Вы не расстраивайтесь. Посмотрите на это с другой точки зрения. Их таких молодых знаете сколько уже прошло? Некоторые даже без палаток, с рюкзаками одними. Побродят неделю, потом назад бегут, просят у родни продуктов. А кто и не приходит. Бог их знает, как они там… Здесь же люди сразу видно — взрослые, — капитан покосился на свой импровизированный бутерброд, — В лесу знают как себя вести. Уж голодать ваш ребёнок точно не будет.

Я смотрела на своих друзей. Да, могу их понять. Мои-то все при мне будут. А тут…

Капитан продолжал сеанс психотерапии. Я подошла ближе.

— Вот позавчера прошла компания. Человек пятнадцать. Одни малолетки. С гитарами, песни пели. Ушей поналепили себе.

— Эльфы? — поинтересовалась я.

— Ага, у девчонок волосы всякие… голубые да розовые. Детьми леса будем, говорят. Один топор на всю компанию, блин… Прибьётся ваша девочка к таким, будете переживать, как бы дурных людей не встретила. А тут нормальные, адекватные взрослые, тем более ваши знакомые, согласны её с собой взять, — капитан посмотрел на меня, — Вы же согласны?

А я вот не знала, согласны мы или нет. Лошадник — это здорово. Но, блин, мелкая, да своенравная. Воспитывать придётся, сразу видно. Стоит, надулась.

— Алёна, посмотри на меня, пожалуйста.

Глазищи-то…

— Я вот думаю, поручиться ли за тебя?

— Я очень хочу туда! Пожалста-пожалста-пожалста, возьмите меня с собой!

— Стоп! Ты понимаешь, что обратно выйти нет возможности?

— Да!!!

— Ты готова — бросить всё, к чему привыкла? Не будет интернета, телефона, телевизора даже? Другие люди рядом? Я?.. Я — человек сложный. Пойдёшь с нами — я буду фактически твоим командиром. И Вова. Нас слушаться придётся. М? Готова на такое?

Алёнка молчала, смотрела мимо нас в проём портала, и вдруг из глаз её начали литься слёзы. Мать твою, прямо целые ручьи!

— Я очень, очень хочу туда…

— Хорошо! — я протянула ей руку, — Говори: признаю тебя кельдой.

Заморгала.

— Что глазами хлопаешь? Повторяй: признаю тебя кельдой…

Алёнка осторожно взяла мою руку и прошептала:

— Признаю тебя кельдой…

— И даю слово быть верной твоему клану.

— И даю слово быть верной твоему клану!

— Ну вот и хорошо, на первый случай пойдёт. Потом полную версию сочиним. Давай, прощайся с родителями — и поехали. Через три дня мы с Вовой будем здесь. На счёт «увидеться» я не уверена, но вещи Алёнке можно будет передать. Аля, слышишь? Андрей? В ближайшую субботу, в восемь утра. Проспите — мы уйдём. Долго ждать тут нет возможности.

Алёнка замерла около меня, словно боясь, что я передумаю.

— Ну что, чудо наше? Приступай к своим обязанностям: бери лошадок — и через границу, вперёд!

Я позвала Галю с Кирей и обняла ещё разок:

— В субботу, в восемь, как штык!

— Ага.

Ну всё, понеслась!

ПЕРЕХОД

Новая Земля, сорок четвёртый день нового мира

Не сразу я осознала какой здесь воздух, ветер и всё такое. Первые несколько минут я видела только его. Пах он обалденно: лесом и костром, как я люблю. Наконец-то наобнимавшись как следует с мужем, я вернулась к самой черте, кивнула Гале и поманила свой сюрприз. Галюня открыла большую переноску, и он поковылял мне на встречу на толстых лохматых лапах.

Муж заглянул мне через плечо.

— Я вот думаю, милый. Назовём его Акташ?

Щенок был сгущёночно-белый, мохнатый, с толстыми лапами и умной мордочкой, слегка похожей на медвежью. Даже сейчас он уже тянул размером на нашу старенькую Ладку (которая была плодом любви русской спаниельки с неизвестным, как говорили дети, анонимным папашей) — а чего же, собственно, ожидать от алабая? Вестимо, вырастет в телка́.

Алабайчик обнюхал, а потом и облизал Вовины руки, вкусно пахнущие копчёной косулей. Вовка потрепал его по загривку и довольно засмеялся:

— Хорошее имя, сильное. Ну что, Акташ, поехали домой?

Мы быстро со всеми попрощались, ибо долгие проводы — лишние слёзы, и наш фургон тронулся вперёд.

— Смотрите! Светятся! — воскликнула Алёнка.

И правда, в траве, метрах в десяти от входа начали попадаться плоские, отсвечивающие голубоватым камни, словно остатки старой брусчатки. Дальше булыжники шли гуще, и вправду приобретая вид мощёной голубым камнем дороги. Широкая трёхметровая полоса загибалась дугой, примыкая к рамке портала, Дальний от границы миров край этой необычной дорожки так же постепенно разреживался, исчезая в траве.

— Буферная зона, — пояснил Вова, — переход из одного течения времени в другое.

Глаза непривычно резало, я сняла очки, чтобы проморгаться — и поняла, что они-то мне и мешают!

Боже! Нормальные глаза!

Эта мысль так меня поразила, что я столбом остановилась посреди поля.

Небо казалось опрокинутой пронзительно-синей чашей и хотелось орать и скакать от совершенно пьяного медового воздуха. Здесь, в стороне от портала и доносящегося городского шума, становилось слышно, как на лугу и в небольших, напитанных водой ложбинках гудит, стрекочет и квакает мелкая живность, успевая радоваться лету и буйству жизни. И мне хотелось так же заорать от избытка ощущений. И почему, собственно, я должна сдерживаться?

— Й-й-й-йа-ха-а-а-а-а!

Это мой мир, заветный, долгожданный! Мир, в котором мы будем счастливы, я уверена!

Скажете напыщенно и романтически? А вот ни фига! И вообще, с какой стати я должна подстраиваться под чужих тараканов? В моей голове рулят мои собственные! Сейчас конкретно они шли торжественной демонстрацией, с оркестром и фейерверками.

Я замерла посреди поля, раскинув руки, впитывая в себя ласковые лучи начинающего клониться к закату солнца — и говорила «спасибо» всем, кто стал виновником моего счастья. А вокруг носилась Василиса, и смешной толстый щенок старался поймать разноцветных светящихся бабочек.

Муж терпеливо стоял рядом и довольно улыбался в усы.

Из соседней рощицы подошли Светлана, Пашка и Димка. Мы договорились, что доедем до места, разгрузимся и с пустым фургоном вернёмся за ними — всё же барахла у них было до фига.

ДОРОГА К ДОМУ, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Сперва наша дорога… да какая ещё дорога — наше направление — шло по лугу. Крупные колёса накатывались на неровности, и всё шло сравнительно легко. Потом мы въехали в редколесье. Видно было, что Вова спланировал наш приезд, тщательно выбирал тропу и даже кое-где успел подчистить, но тем не менее по лесу мы изрядно замедлились. Вася скоро устала, и Алёнка посадила её к себе в седло. Бабушку пришлось подсадить в фургон, расчистив местечко в уголке, хотя она ворчала и хорохорилась. Чтобы было не скучно, озадачила её разбором семян. А поскольку там была целая здоровенная коробка, увлеклась бабушка надолго.