Вовка протянул руку. На коже не было даже следов.

— Да это не та рука!.. А мама как?

— Ну, нá другую, — усы у мужа смешно встопорщились, — Матушка твоя спит, вроде жар отступил, — на второй руке тоже не было никаких следов, зато мои руки были винтажного чёрно-зелёного цвета.

— Ой, блин, есть вода?

— Четыре ведра.

— Какой ты молодец!

Я успела помыться и переодеться, когда куча одеял зашевелилась и села. Из недр показалось хмурое лицо и пара разгребающихся рук.

— Мам, ты как? С лица прям спáла.

— Да ты знаешь, странно как-то… — она безуспешно дёргала сразу два обмотавших её одеяла, — Помоги-ка!

В четыре руки мы кое-как извлекли её из кокона.

Да-а-а…

— Знаешь что, мам, в таком виде нельзя ходить. Пошли, я тебе что-нибудь из своего подберу.

— Пошли… — бабушка как-то нерешительно повернула к фургону, поддерживая руками внезапно ставшие огромными свои одежды. Да и бабушкой её язык как-то не поворачивался называть. Седина стянулась к вискам, волосы вновь стали жгуче-чёрными, лицо разгладилось и самое главное — от её девяноста пяти килограмм осталось едва ли семьдесят, а может и меньше.

Похудела она, короче, килограмм на тридцать. И помолодела лет на пятнадцать-двадцать.

В фургоне на двери (со стороны комнаты, конечно) висело ростовое зеркало, которое полностью овладело бабой Галей как минимум на полчаса.

Внутри было уже сумеречно, я было хотела раскочегарить керосинку, но вспомнила про новый Васин дар и решительно пустила его в дело.

— Оля, ты посмотри, — мама широко развела руки с зажатой в них одеждой, — как парашюты!

Она охала и крутилась, так и сяк обматывая себя ставшей непомерно просторной блузкой. В конце концов я махнула рукой, показала коробки со своей одеждой и пошла ужинать. Желудок уже давно недовольно урчал.

Через пятнадцать минут помолодевшая бабушка гордо продефилировала перед нами в камуфляжных спортивных штанишках и пёстрой футболке.

— М? М? Ну, как я!

— Гульчачак Нугмановна — отпад! — Вова для убедительности поднял вверх большой палец.

— И главное! — мама повернулась ко мне, улыбаясь странной, стянутой вниз улыбкой. Увидев, что я растерянно хлопаю глазами, она торжествующе выкрикнула, — Зубы выросли!

— Да ну?!

— Да, и сбоку тоже! — она торжественно цыкнула зубом, — Всё! Могу замуж выходить!

— Я думаю, вы теперь женихов лопатой отгонять будете! — продолжил дипломатическую линию Вова.

— Так это… мама, — Миша, как всегда, начал со вступлением, помогая себе фирменно присогнутым пальцем, — У тебя седина тоже исчезла!

— Да?! — теперь настала моя очередь бежать в повозку и крутиться перед зеркалом, — Вася! Иди посвети мне, а то я ничего не вижу!

В общем, мы решили, что на сегодня нам уже хватит ощущений, и вечер провели тихо-мирно. Бабушка с Васей в фургоне меряли мой гардероб, Алёнка по моей просьбе учила Мишу ухаживать за лошадьми, а мы с Вовой сидели в обнимку у костра, привалившись друг к другу смотрели на искры и строили планы.

Сегодня я не готова была никуда его отпускать.

ДОРОГА, ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Новая Земля, дорога к острову, сорок шестой день нового мира

Утром я проснулась и начала шарить руками вокруг подушки.

— Любимая, ты чего?

— Да не помню — куда очки положила…

Муж тихо засмеялся:

— Проснись, какие очки?

Я села и почесала в макушке. Действительно — какие очки? Вот что значит: многолетний рефлекс!

Лес был… офигенным! Пронизанным косыми солнечными лучами и наполненным пением птиц. Для ночёвки в лесу утро было непривычно тёплым. Кто когда-нибудь жил в палатке в резко континентальном климате, меня поймёт. Перепады температур у нас в Иркутске огромные. Днём плюс тридцать — ночью плюс десять, вполне. А тут… ну, слегка свежо.

— Знаешь, милый, — поделилась я внезапно посетившим меня соображением, — или мы находимся гораздо ближе к океану, чем Иркутск, или в другой климатической зоне. Утро тёплое какое.

— Согласен, — Вова повесил котелки над костром, — Знаешь что, пойдём, пока закипает — хочу кое-что проверить.

Мы отошли метров двести от лагеря. Вовка оглядывал деревья, словно искал что-то или примеривался.

— А что ты… — я не успела договорить, как он подошёл к молодой, сантиметров двенадцать в диаметре осине и вырвал её из земли. Я смогла сказать только, — …А?

Вовка наступил на тянущийся за стволом корень и оборвал его. Примерился ко второй:

— Так, ещё раз! — я хлопала глазами и не могла подобрать челюсть, а муж выдёргивал одну осину за другой, как морковки! — Ну вот. Сегодня веселее поедем.

— Вовка! — запищала я и повисла у него на шее, — Это же дар, ты понимаешь?! Чудо!

— Ага. По-моему, это после вчерашней ямы.

— Точно! — новая мысль пронзила моё сознание, — А я? Я, значит, теперь — лекарь?

— Ну, типа того. Скорее, целитель — так будет правильнее.

— Офиге-е-е-еть!

И наш дневной переход, действительно, оказался гораздо более лёгким, чем вчера, хотя участок был изрядно заросшим и за день мы дважды перешли речки вброд. Сегодня для нас практически не осталось работы, поскольку тонкие и средние деревья Вова выдирал и сразу откидывал, а более толстые попадающиеся — подрубал несколькими ударами и сам же оттаскивал.

Я наблюдала за ним, и мне казалось, что он не только не устаёт — наоборот, движения становились всё более лёгкими, и к обеду уже даже средние деревья он откидывал играючи.

Ближе к вечеру лес поредел и стал перемежаться большими полянами. Вова объявил, что самый жопный кусок закончился, завтра часть пойдёт по открытому месту, а потом лесом, но там распадок практический чистый — тем более, что он готовился нас встречать и все неудобные деревья успел убрать, так что поедем с ветерком!

Километров до трёх в час, должно быть, разгонимся, ха!

ТЯГОСТНО НА ДУШЕ

Новая Земля, всё та же дорога, сорок седьмой день нового мира (четвёртый день от входа в портал) // На Старой Земле (СтЗ) всего лишь второй четверг августа, не прошло и суток от моего перехода

Странное было внутри ощущение. Мы двигались уже два часа, пора было сделать небольшой перерыв. Светило солнце. В кустах жизнерадостно орали птицы. Но внутри зрело чувство, что мы приближаемся к чему-то нехорошему. А ещё — что я опаздываю. Конкретно я. Блин. Интуиция у меня и в старом мире работала железно, каждый раз, когда пренебрегала предчувствиями — жалела об этом.

Я срочно поделилась ощущениями с мужем. Бабушку с Васей спрятали в фургончик. Защита так себе, но всё же… Теперь можно немного ускориться.

Вова прямо-таки сканировал пространство. Он вообще за этот месяц стал… первобытный что ли. Мишка шёл сзади, Алёнка с конём в поводу — рядом. Похоже, испугалась. Да уж, в случае чего толку с них будет немного.

Всё утро мы ползли по луговинам, перемежающимся редкими полосками деревьев или кустов, а теперь снова вступали в лес, спускавшийся с двух пологих сопок к узкой расчищенной полосе распадка. Если бы не сочная трава под ногами, это было бы похоже на обычную просёлочную дорогу в лесу, где-то в старом мире — и от этого почему-то мне стало ещё тревожнее.

Прошло минут двадцать. Вот оно! То, что стихли птицы, смогла заметить даже я. А потом упало два дерева сразу — спереди и сзади, прямо как в кино. И из кустов раздался треск и радостные кровожадные крики. Навстречу которым смазанным пятном метнулся Вова.

В экстремальных ситуациях муж может двигаться очень быстро. Мог, когда ему было сорок пять. Но теперь он был на двадцать лет моложе. И теперь у него был дар силы…

Всё произошло в считанные секунды. Шестеро уродов оказались обездвижены в разной степени тяжести, некоторые насовсем. Но чувство тревоги не прошло, наоборот, сделалось более сильным и пульсирующим и даже приобрело ощущение направления.