— Я пойду внутрь, как отключусь — выдирайте болты, ясно?

— Сделаем!

Дальше всё уже было рутинно. Разрывы. Кровотечение. Исцеление. Подпитка. Вовремя вспомнила про себя, чтобы в обморок не брякнуться на выходе. Всё. Все молодцы.

СОБАЧЬЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

Мы шли через брод. Очень живописно. Впереди барон, в кровавых одеждах, но с бревном на плече, чисто Шварценеггер, только наше бревно в разы солиднее. На бревне сидела я. Да, прямо верхом! По-женски, конечно, изящно свесив ножки в одну сторону. Ну, я надеюсь, что изящно. За нами шагали очень воинственного вида мужики. Рядом хлюпал Акташ. Муж меня успокаивал, как мог:

— Любимая, это хорошо, что никто из них не выстрелил в сердце.

— Или в голову.

— В сердце! Это фатальнее. Если снайпер стреляет в сердце, контрольного в голову не надо. А вот наоборот — да! При выстреле в сердце у человека есть шанс выжить, только если он лежит на операционном столе — сразу!

— Мда. Я бы не добежала…

— А человек со стрелой в животе умирает семь часов, — утешил меня муж.

Мысли стали медленными и тупыми, как золотистые медовые капли.

— Прямо повезло нам.

В лагере Вова зашёл в наш домик переодеться, я, конечно же, пошла за ним и не смогла удержаться от возмущения. И как это бывает, психика начала лечить сама себя, цепляясь за что-то совсем второстепенное:

— Припёрлись, тоже мне! Мало того, что всё в крови, так ещё и хрен починишь! А, между прочим, футболка новая совсем была!

Вовка начал тихо смеяться. Я тоже. Мы сидели на топчане и ржали, как два дурака, до слёз. Ладно, отпустило.

В дверь постучали. Настойчиво. Ну, кто же у нас ещё отличается специфической деликатностью?

На крыльце стояла друида, а рядом — понурый Акташ.

— Он переживает, что не успел, — Андле, как всегда, без вступлений, сразу по существу, — Это плохо, — она так серьёзно на нас посмотрела, что сразу стало ясно, что это действительно плохо, без дураков, и нечего тут… — У собаки может начаться депрессия. Тем более для маленького плохо. Для психики.

Вот сейчас прямо всё стало понятно, да.

Я попыталась найти слова, аргументы какие-то:

— А разве он мог успеть?

Андле пожала плечами:

— Не думаю. Кто знает…

— Это вообще принципиально?

Никто, никто не умеет больше так смотреть. Со всеми этими… смыслами.

— Я начала работу с его сознанием. Нельзя обманывать. Это может его сломать.

Час от часу не легче!

— Ладно, хорошо… Допустим, нам надо проверить качество действий щенка, так? — Андле кивнула, хотя я спрашивала скорее так — мысли вслух, — И как мы сможем… это оценить?

Она на секунду задумалась:

— Я… могу видеть его сознание. Ты, как видящая души, можешь видеть меня. И можешь показать барону!

Фига себе, цепочка!

Вова решительно отшагнул назад внутрь комнаты и скомандовал всем:

— Так, заходи́те!

Мы закрыли дверь, сели кружком на полу, взялись за руки: друида-я-барон, Андле и Вова взяли Акташа за лапы. Каравай наоборот. Сюр какой-то. Ладно, поехали.

Вот, значит, как видят собаки.

Было тепло, жарко… картинка была поблёкшей, почти серо-белой, зато яркими струями, пятнами, шлейфами были видны запахи. Вон там, в кустах, запах от кошки, которая иногда приходит поиграть. Кошка уже убежала, а запах есть. Солнечно-жёлтыми пятнами, словно большие солнечные зайчики, в лесу выделяются маленькие люди, они ковыряют землю своими палками с плоскими концами. От палок пахнет жёлтым, железным, а от земли — терпким коричневым. Мимо прошёл хозяин. Акташ спал, но яркая, оранжевая полоса запаха от хозяина дотянулась до него сквозь сон, и он пошевелил хвостом. Серебряно пахла река. Она проглатывала оранжевый запах, но Акташ знал, что скоро хозяин вернётся, и продолжал ждать его сквозь дрёму.

Подошла девушка, которая приходит к нему каждый день и учит думать, остановилась на тропинке. От неё почему-то пахло тревожно, и Акташ стал прислушиваться сильнее. Сквозь шёпот реки донеслись чужие, незнакомые голоса. Хозяин с кем-то разговаривал.

Акташ знал ещё мало слов, и смысл ускользал от него, но интонации… Там несколько человек, и они угрожают! Щенок заворчал, окончательно просыпаясь. Они напали!!! Он вскочил, внутренним, инстинктивным знанием вспоминая, как нужно предупреждать людей об опасности — и залаял.

Андле переключила поток образов на человеческий:

— Дальше ты видела сама. Там, когда он барона тащил — лучше не смотреть, всё такое алое, аж крышу сносит…

Ну, что же, тогда так — я быстренько показала мужу «хвост» события, уже своими глазами.

— Молодец! Отличный пёс! Всё как надо сделал! — похвалил Вова Акташа, и его голос прокатился по ментальному плану как звук сверхзвукового самолёта.

Ну, я думаю, достаточно. Разрываем кольцо.

Ноги затекли у меня от ваших экзерсисов*…

*Не путать с экзорцизмом!

Экзерсис — это всего лишь упражнение.

Сродни штудии. Или школьному заданию.

Акташ сразу принялся скакать, повизгивать и облизывать Вовку. Счастья полные штаны!

— Так, господин барон! — строго сказала я воспитательским голосом, — Хочешь с собакеном обниматься — бери его и пошли! Там, между прочим, народ голодный сидит, ждёт. Обнимайтесь принародно хоть до посинения.

ПОДАВЯТСЯ!

Акташ доехал до столовой на ручках, что при его нынешнем весе было доступно далеко не всем — почитай, как куль с мукой таскать.

Наша бабушка, только что узнавшая последние новости, со слезами бросилась обнимать «Вовочку», спровоцировав женскую лавину, плачущую и причитающую. Этой силой невозможно было командовать и сложно было ей сопротивляться. Они усадили барона за новый стол, со всех сторон обставили вкуснятиной, а потом выстроились сзади полукругом и начали на него умиляться. Вова набрал в грудь воздуха… и смирился. Встал. Поднял кружку с ягодным чаем. И сказал:

— Захотят нас сожрать — подавятся!

Все начали хлопать, кричать, женщины снова плакали… Барон поднял руку и наступила тишина.

— Ну что, братья и сёстры. Вот нам первый раз с вами показали зубы. Хрен его знает, пятеро их было или двадцать. Ушли или по окрестным лесам шарятся? Поэтому сейчас так: пока светло, мужики, строим! Желательно острожек бы нам поскорее замкнуть. Женщины, дети — держаться ближе к лагерю, только группой. А вот вечером устроим совет, пора серьёзно заняться безопасностью. Безопасностью личной, нашего острога и острова в целом. Готовьте мысли. Девушки, вас это тоже касается! Я прошу подумать всех.

Стол был всего один, так что все за него всё равно бы не влезли, и барон своим словом велел посадить за стол детей — типа как символ нашего будущего. И меня.

Статусность, однако.

Потом Вове пришлось ещё раз пересказать событие. Надо ли говорить, что Акташ стал героем дня? Все старались подсунуть ему какую-нибудь вкусняшку. И, раз хозяин разрешил, к концу обеда он стал похож на бочонок, а Андле всерьёз начала тревожиться за его здоровье.

После обеда к нам подошёл суровый до невозможности Кадарчан.

— Барон Володя, прибраться надо, однако. Чтобы зверь не пришёл. Мешки давай.

— Какие мешки? — я высунулась из-за мужниной спины.

— Хорошие мешки давай. Прочные. Я видел — там чёрные прочные есть мешки.

— Для мусора, что ли?

— Давай для мусора. Куски пойду собирать. Дурных людей. По кустам посмотрю, всё сложу, чтоб меньше пахло.

Правда, это наш косяк — после этого нападения такой раздрай был, не до торжественных похорон врагов.

— Куда девать думаешь? — поинтересовался Вова.

— В город отправить надо, чтоб сразу дуракам охоту отбить сюда лазить! — Кадарчан был настроен очень воинственно, — До завтра в холод положу. Ямку сделаю. Спрячу.

— Добро́. Парней с собой возьми парочку.

— Максима возьму.

— И Эрсана.

— Хорошо.

— Кадарчан, арбалеты по кустам посмотри́те. Три мы нашли, ещё два улетело куда-то. И болты к ним если найдутся, приберите тоже.