— Нисколько! — Чувствуя, что разговор принял опасные обороты, Юля выглянула в окно и с содроганием увидела, что солнце-то почти село. О том, под какую раздачу попадет по возвращению, даже думать не хотелось. Единственное, что внушало хоть какую-то надежду — было присутствие в доме родни. Вряд ли Глеб закатит скандал при них.

— Ну-ну, — холодно улыбнулся Вал, тоже рассматривая опускающиеся на город сумерки.

— Вал, мне пора домой, — ловко ушла от скользкой темы, открывая дверцу. Сейчас именно тот момент, когда стоило попрощаться, иначе добром их разговор не закончится.

— Сиди! — Дударев рванул её за плечо, вынуждая остаться на месте. — Я подвезу.

— Нет-нет, — испуганно сбросила его руку, выскакивая на улицу. — Лучше не рисковать. Мало ли кто увидит. Опасно.

Вал, было, хотел потянуться следом и сорвать с губ прощальный поцелуй, но в последний момент передумал, прекрасно понимая, что ей сейчас не до нежностей. Мало, ничтожно мало времени было отведено на общение. Так и не успел надышаться её запахом, насладиться близостью.

— Я так понимаю, на связь ты сегодня не выйдешь?

Юля виновато улыбнулась, заглядывая к нему в салон.

— Сегодня точно нет. Скорее, завтра во время обеденного перерыва.

— Хорошо, буду ждать. И ещё… — ткнул в неё указательным пальцем, нахмурив брови, но Юля и так всё поняла.

— Я обязательно позвоню, не волнуйся, — помахала на прощание, спеша поскорее оказаться дома.

Сколько шла по проспекту, столько и оглядывалась, улыбаясь, словно школьница. Вал так и не уехал, ожидая, пока она свернет во дворы, сокращая путь.

Шла быстро, местами переходя на бег. Ладно, допустим, соврать она сможет: можно сказать, что Зыкиной не оказалось дома и пришлось подождать её возвращения. Юли и дома-то не было от силы час, может, чуть больше. Не четвертуют же?

«Сегодня — точно нет, — успокоило её расшатанные нервы подсознание. — А вот завтра…»

«А завтра будет новый день, — отмахнулась беспечно, пытаясь сдержать распирающую от быстрого шага грудь. — Мне бы ночь пережить и заявление подать — всё остальное мелочи. Выдержу как-нибудь!»

Пришлось отмахнуться от зародившегося ещё с самого утра плохого предчувствия и перейти на бег, репетируя заготовленное оправдание.

Когда свернула к себе на улицу — сумерки уже вовсю господствовали над городом. Прижав к груди купленную в Турции сумочку, Юля рвано выдохнула и уже собиралась достать из кармашка ключи от калитки, как неожиданно услышала сзади приближающиеся шаги.

Кому они принадлежат — смогла определить только тогда, когда её больно схватили за руку и, круто развернув, залепили звонкую пощечину.

Удар получился весьма ощутимым. На губе тут же проступила капелька крови, вызвав на языке металлический привкус.

— Что ж ты за тварь такая? — процедила Марина, швыряя в родственницу одну за другой молнии. Мало ей, видите ли, было физической расправы. Хотелось ещё и за волосы оттаскать, чтобы дошло окончательно: нехрен трогать чужих мужчин. Так и подмывало набросится на тётку с кулаками, лишь бы не считывать с её лица недоуменное выражение. Сука. И у неё ещё хватило наглости смотреть на Марину, словно ничего не произошло!? — Как тебя вообще земля носит?

Пребывая в минутной дезориентации, Юля прижала к вспыхнувшей щеке прохладную ладонь, обалдело уставившись на племянницу. Мало того, что пощечина получилась болезненной, вызвав неконтролируемый прилив жара, так ещё и неожиданной.

— Марин, ты чего? — слизнула вязкую каплю, обретая ясность мысли. Военбург слегка пошатывалась, что натолкнуло на мысль о её нетрезвости. Ну, правильно, удрала из дому, налакалась где-то и теперь море по колено. Трезвой вряд ли бы хватило смелости залепить пощечину, а так, да, всё можно. Не то, чтобы удивилась такой подаче, где-то в глубине души даже ожидала. Чего греха таить, причин для этого было предостаточно, но не сегодня — уж точно.

— Ты прикалываешься? — рассмеялась девушка, повысив голос. — Это как ТЫ могла?! От кого, от кого, но от тебя я такой подлости не ожидала.

Внутри у Юли похолодело. Бросив быстрый взгляд на открытые окна, испуганно метнулась к девушке, спеша прикрыть, пока ещё не поздно, её грязный рот, но та ловко увильнула в сторону, продолжая оглушать не пойми откуда взявшимися придирками.

— Да уж… кто бы мог подумать, — зашлась она противным смехом, сохраняя стойкость благодаря высокому забору. — Мало того, что оказалась слаба на передок, так и ещё и моего… — пошатнулась, продолжая хвататься за штакетник, — жениха увела.

Во дворе залаял Бакс. Юля уже не то, что похолодела, обмерла, испытывая нехватку воздуха. Вроде всё было хорошо, по крайней мере, они договорились, что мах на мах, но потом… чё-ё-ёрт… потом она сказала, что ей пофиг, что Марина может пойти и обо всем рассказать матери. Вот дура… Понадеялась, называется. Лучше бы наплела в три короба, выдумала какого-нибудь Валерона, глядишь, и обошлось бы всё.

— Успокойся, — понизила голос до шепота, придав тихому звучанию уверенные нотки. — Никто твоего Вала не уводил. С чего ты вообще взяла, что мы вместе? Марин, давай так… ты сейчас возьмешь себя в руки, и мы нормально поговорим. Что скажешь? — сделала несмелый шаг в её направлении, всё ещё надеясь на адекватность племянницы.

— Да пошла ты со своими предложениями, знаешь куда! — ударилась та в истерику, переполошив в округе всех собак.

— Марин, послушай, — предприняла Юля последнюю попытку достучаться, — я ещё раз повторяю, что никто с…

— Заткнись!.. — слава богу, перешла пускай и на полный презрения, но всё-таки шепот. — Не смей! — пригрозила пальцем, захлебываясь в водовороте эмоций. — Меня тошнит от тебя. Ты… лживая сука! Я к тебе со всей душой, — всхлипнула, хватая ртом воздух, — Ты же мне как сестра была… Как мама… Я доверилась тебе, открылась, а ты… Знала ведь, как я люблю его, что жить без него не могу и всё равно трахалась с ним, раздвигала ноги, а потом смотрела мне в глаза. Тварь!

Да, всё заслужено и справедливо, так, как и должно было быть, но как же неприятно, больно и стыдно. Каждое слово медицинским скальпелем вспарывало нутро, лишая способности нормально дышать. Вот то состояние, чувство приближающейся беды, которое не отпускало её сердце с самого утра. Это оно шептало не идти к Дудареву, удерживало возле общежития, сдавливало ребра необъяснимым напряжением и страхом, когда смотрела с восторгом в тёмно-серые глаза.

Марина всё видела. Случайно или преднамеренно — не имело разницы. Важно, что теперь на её руках были неоспоримые доказательства, сыграть против которых, пустив в защиту даже самые шаткие оправдания было уже невозможно.

— Эй! — крикнула Военбург со всей силы и, привстав на носочках, попыталась заглянуть во двор. — Кто хочет посмотреть на возвращение поблядушки — все сюда!

Юля обмерла в прямом смысле слова. Онемение началось с ног и постепенно переместилось выше, норовя парализовать весь кровоток.

Господи… Стояла перед когда-то близким, родным человечком и не могла собрать себя в одно целое. Боль племянницы была и её болью. И как бы ни успокаивала себя, что Марина сама допустила ошибку, она ведь предупреждала её ещё с самого начала, а пробудившееся чувство вины перекрыло все доводы, затмив продуманную расчётливость племянницы обострённой совестью. Не только Маринке было плохо. Она тоже горела в аду. Каждодневно. Час за часом, минута за минутой. Но кого это волновало?

— Прости… — надавила зубами на образовавшуюся на губе рану, тем самым сдерживая разрастающуюся по телу дрожь, и опустила глаза, не имея больше сил считывать устремленное в её сторону презрение. — Мне… — запнулась, прислушиваясь к ощущениям. Было ли ей жаль? Очень. Но слова застревали в горле, раня чувствительные стенки острыми краями. — Я не хотела… правда, не хотела, чтобы всё так получилось. Поверь, я бы никогда не сделала тебе больно… Но умоляю, прошу тебя, давай ты успокоишься, Глеб не должен узнать…