Господи, как же тяжело принимать решения, брать на себя ответственность, когда со всех сторон как не одно, так другое. Вал с такой готовностью вызвался помочь разрубить удерживающий её канат, что стало интересно: а как же Сашка? Сможет ли он полюбить его, принять, как родного? Успокаивать себя популярным изречениям, будто по-настоящему любящий мужчина способен принять женщину с любым багажом, было бы глупостью. И одновременно с этим… никакие доводы рассудка не смогли помочь, не облегчили внутреннего состояния. Не стало ей легче, наблюдая за расхаживающим вдоль тротуара обозленным Дударевым. Несколько раз порывалась выйти к нему, но брошенный в её сторону предупреждающий взгляд пригвождал обратно к сидению. Бесился. Не хотел видеть её рядом. А что она такого спросила?

Внедорожник качнуло от ощутимых ударов ногой об покрышку. Вал сгонял свою злость, не обращая внимания на прохожих.

— С-с-сука… — послышалось сквозь оставленную приоткрытой дверь. Юля вжалась в спинку кресла, вцепилась пальцами в кожаную обивку и не сводила с Дударева глаз.

Засадив ногой в последний раз, он растёр ладонями лицо и, постояв так несколько секунд, запрыгнул в салон, ухватившись руками за руль.

Юля осторожно покосилась на него, не зная, как реагировать на подобный всплеск агрессии. И представить не могла, что он так вспылит.

Спустя минуту внедорожник плавно влился в автомобильный поток. Но вместо того, чтобы дать ответ на заданный вопрос, Вал снова потянулся к бардачку, порылся там наощупь, не отрывая глаз от дороги, и в итоге достал… сотовый телефон. Небольшой такой, серебристый, с аккуратными прозрачными кнопочками.

— Держи, — вручил ей мобильный, сумев-таки выровнять дыхание, — будешь звонить, когда посчитаешь нужным.

Юля уставилась на Дударева, полностью растерявшись. И как это понимать?

— Я не могу его взять.

— Можешь и возьмешь, — произнес с нажимом. — Я хочу, чтобы ты всегда была на связи и звонила мне в любое время.

— Но, Вал… — покрутила в руках дорогую штукенцию, не представляя, как будет объясняться перед Глебом. Вчера собиралась продать кольца, не имея за душой ни рубля, а сегодня заявится домой с дорогой мобилкой.

— Мне всё равно, как ты объяснишь его появление, — словно не слыша тревожной интонации, перебил её Вал, остановившись неподалеку от дошкольного учреждения. — Хочешь, прячь, хочешь, придумай что-нибудь, но я должен знать, что ты в порядке. — Заглушил двигатель, и пока она обескуражено смотрела по сторонам, переваривая услышанное, подался к ней всем корпусом, обхватив растерянное лицо слегка шероховатыми ладонями. — Клянусь, я не угрожал Глебу, — произнес с жаром, чувствуя, как зашумело в ушах от неутоленного желания. С трудом оторвал взгляд от манящих губ и сосредоточился на настороженной зелени широко распахнутых глаз. — Виноват, не стоило давать выход эмоциям, но я не жалею. Я весь вечер мечтал поставить его на место. Всё что он получил — было заслужено. Можешь считать меня кем угодно, можешь не доверять, опасаться, но я бы никогда не прибег к угрозам на глазах у ребёнка.

И она верила. Невозможно не поверить, когда на тебя смотрят… так проникновенно, пылко, открыто. Это улыбка может быть обманчивой, на лице — присутствовать искусная маска, но глаза… они никогда не лгут.

— Что он тебе сказал? — расстроилась, чувствуя себя использованной.

— Не важно, — улыбнулся Вал, не собираясь внедряться в подробности. А мог. Ведь по сути, всё было в точности да наоборот. Эту ему угрожали расправой и предупреждали держаться подальше. Промолчал. Ни к чему это сейчас, и так наговорил предостаточно.

— Глеб ревнует меня к тебе, — прошептала Юля едва слышно, будто её могут услышать. — Не знаю как, но он в курсе. Предупредил, чтобы я не подходила к тебе даже на пушечный выстрел. Вал, я боюсь.

— Тс-с-с… — прижал её голову к своей груди, успокаивающе поглаживая волнистые локоны. — Не надо бояться, всё будет хорошо. Ты главное, поменьше слушай своего у*бана и если возникнут проблемы — сразу звони мне, договорились?

Вал замер, ожидая ответа, и когда она кивнула, властно впился в её затылок пальцами, отчего по позвоночнику прокатилась остро-сладкая дрожь предвкушения.

И не понятно, кого успокаивал больше: себя или её. По ходу, Осинский не только ему предъявил заинтересованность женой. Вот ушлепок. Ты посмотри, как завернул. Но и обвинить мудака в стремлении защитить свое — язык не поворачивался. Как бы он сам поступил на его месте?

Да ну нахер!

Такое и представить страшно. Убил бы не задумываясь.

Как же его сейчас плющило, если бы кто только знал. От ситуации этой грёбанной, от сложившихся обстоятельств, которые не позволяли взять любимую женщину за руку и повести за собой. Получить то, о чем бредил не одну ночь. И так сегодня надавил, прессанул, едва не заставляя бросить семью. Ясный хрен, будет бояться, не доверять, переживать. Привык всегда всё брать нахрапом, а тут нужно было время и умение выжидать. Да только как тут набраться терпения, когда вело от одного только её запаха? Льнула к нему доверчиво, обнимала за шею, будто хваталась за спасательный круг, а его ещё больше крыло. Какое ожидание? Какое, к херам собачим, понимание? Отвезти бы её сейчас в первую попавшуюся гостиницу и подмять под себя, получив долгожданное освобождение.

Вздохнул, вспомнив, где они находятся, и что ему тоже не мешало вернуться на работу. Но, блдь, как же не хотелось её отпускать.

Юля прикрыла от наслаждения глаза, чувствуя доминирование сильного и уверенного в себе мужчины настолько остро, что сорвавшийся с губ тихий выдох превратился в призывный стон, тут же поглотившийся мужскими губами.

Сначала он слизал его с поверхности её губ, очертив их мягкий контур, а затем протиснулся в сладкие глубины рта, вступил с её языком в страстный поединок. Словно по щелчку набросились друг на друга, наслаждаясь последними минутами близости, и так же по щелчку отпрянули, прижавшись каждый к своей двери.

Юля накрыла разгоряченные щёки прохладными ладонями, пытаясь успокоиться. Вал в который раз за утро потянулся к сигаретам, будучи на грани от скопившегося в паху давления.

— Я пойду, — пролепетала Юля, поправляя блузку. Переживала, что тонкая кружевная ткань бюстгальтера не справится с торчащими сосками, продемонстрировав всему миру её состояние.

Вал проследил за её маневрами и с шумом втянул в себя воздух.

— Иди. Телефон не забудь! — кивнул на оставленный на сидении мобильный, и мысленно взвыл, стараясь не зацикливаться на мелькнувшей перед глазами аппетитной заднице.

— Я позвоню, когда будет возможность, — заглянула в салон Юля на прощание, не подозревая о царивших в его душе демонах.

— Буду ждать, — дернул кадыком, едва сдерживаясь, чтобы не затянуть её обратно в машину и рванув с места, увезти как можно дальше из этого города.

— Пока! — хлопнула дверцей, разделив их миры на две части.

— Угу, — ответил безэмоционально, наблюдая за удаляющейся фигуркой, и вдруг навалился на руль, уткнувшись лбом в кожаный чехол. — Твою ж ма-а-ать, — засадил кулаком по бедру, и прикусив от боли губу, надрывно промычал в пустоту. Ещё и минуты не прошло после её ухода, а его уже ломало.

Точка невозврата начала свой отчёт и уже ничто не будет так, как прежде. И дело вовсе не в поцелуе. Ну… не только в нем. Целоваться можно где угодно и с кем угодно, даже с незнакомым человеком, даже не любя. Но если в момент соприкосновения губ вспыхнули чувства — это уже серьёзно.

Говорят: бес попутал. Если бы… Если бы всё ограничивалось только одним физическим влечением — было бы проще. Но когда к сексуальной тяге подключается сердце — это сродни взрывоопасной смеси. Становится пофиг и на вопящие об опасности мозги, и на то, что будет завтра. Повышенная температура тела, рваное дыхание, потяжелевшая грудь, влажное белье — вот что имело значение в тот момент. Только чудом пришла в себя, колоссальным усилием воли смогла переключиться на реальность, вспомнив, кто она, что она. Почему именно так, а не иначе.