— Правда, — подыграл ей Глеб и, вздохнув, обвёл глазами учиненную им же разруху. — Всё так, как говорит мама.

— Я всё слы-шал… ты кри-чал на ма-му, — стоял на своем Саша, уткнувшись лицом в Юлин живот.

Глеб встретился с ней взглядом и увидел, как она сдвинула плечами, мол, выкручивайся. Нужно было раньше думать. Только проблема в том, что у него сейчас в голове было пусто. Ни одной разумной идеи, которая бы помогла успокоить испуганного мальца.

— Сынок, — присела на корточки перед сыном Юля, вытирая с пухлых щёчек катившиеся градом слёзы. — Папа не хотел. Смотри, — раскинула руки, борясь со скребущимися на душе чёрными кошками, — я цела и невредима. Папа тоже цел. Просто… я… — опустила голову, не зная, что и придумать. Глеб молчал, тоже не особо фонтанируя идеями, — просто оказалось, что наш стол сломался и вот, — повернула сына к выбитой из-под столешницы ножке, — он упал и вместе с ним вся наша еда. Конечно, папа рассердился, но уверяю тебя, у него и в мыслях не было сделать мне больно или обидеть.

Она произнесла это настолько пылко, что и сама поверила. Саша покосился на свои сандалики и брезгливо поморщился, только сейчас заметив их состояние. А ещё он обратил внимание на валяющиеся на полу осколки и хотел, было, спросить и на сей счёт, однако Юля подхватила его на руки и не дав опомниться, понесла в гостиную, на ходу снимая с него испачканную обувь.

— Ты разрешаешь мне вернуться на кухню и убрать ту бяку, на которую ты только что наступил или мне остаться с тобой?

В это время по телевизору шел вечерний показ мультфильмов, и Юля надеялась, что сын быстро переключится на любимых героев, позволив её не только прибраться, но и приготовить заново ужин.

— Побудь со мной немножко, — попросил он жалобно, освобождая для неё на диване место.

Пришлось остаться, причем, с превеликим удовольствием. Не слишком ей и хотелось разгребать учиненный мужем погром, пускай даже и чувствуя за собой вину. Но ещё больше ей не хотелось попадаться на глаза, прекрасно зная, что разговор ещё не закончен.

Пока смотрели «Том и Джерри» Юля прижимала к себе вздрагивающее периодически тело и, вдыхая родной аромат, боролась с рвущимися наружу рыданиями. Душили они её, царапали горло перекрывая дыхание, но нужно было держать «форму» и всячески демонстрировать хорошее настроение. Когда же Сашка неожиданно уснул, навалившись на неё всем весом, она укрыла его пледом и, скрипя душой, вернулась на кухню.

Глеб сидел на угловом диване, уставившись в одну точку, и никак не отреагировал на её появление.

Достала мусорное ведро, веник, совок и взялась за уборку, всячески игнорируя его присутствие. Да, она виновата, что не рассказала о деньгах стразу, но разве продемонстрированная недавно реакция не подтвердила лишний раз её опасения?

«Ах, Света… Лучше бы ты поблагодарила лично».

Когда осколки и разбросанное рагу были ликвидированы, настал черёд влажной уборки.

Давящая тишина разрывала перепонки, громыхая в ушах барабанной дробью. Чувствовала на себе тяжелый укоризненный взгляд, однако прикусив изнури щеку, упрямо мыла пол, не собираясь оправдываться за содеянное. Она не сделала ничего плохого.

— Юль?.. — устал играть в молчанку Глеб, отодвигая сломанный стол под стену. — Давай поговорим?

— О чем? — смахнула тыльной стороной ладони набежавшую слезу, продолжая усердно тереть шваброй пол. — О том, что солгала? Так я уже всё объяснила. Или ты хочешь извиниться?

Послышался протяжный вздох. Ясно. Ну конечно, какие извинения, когда именно она причина всех бедствий. Размечталась. Где Глеб, а где извинения!

— Что с нами происходит, Юль? Ты стала чужой, и я чувствую, как с каждым днем ты отдаляешься от семьи, и меня это жутко бесит. Хорошо, не спорю, вспылил. Но давай решим как-то эту проблему? Давай обратимся к психологу? Я согласен. Я так же признаю, что проблема есть и готов получить помощь специалиста. Но и ты меня пойми, Юль. Когда я прямо в лоб сказал ему, что он неравнодушен к тебе, он даже не стал отрицать. Как мне после этого относиться к тебе, к нему? Как реагировать на твою ложь?

Господи, сколько вопросов и ни на один она сейчас не в силах ответить, потому что не смотря на только что продемонстрированный всплеск негативных эмоций, Глеб был прав. Зная его вспыльчивость, привычку держать всё под контролем — это была пускай и неожиданная реакция, но вполне объяснимая. Её не пугала разбитая посуда и растрощенная мебель. Её испугала вспыхнувшая в глазах мужа ненависть.

— Я всего лишь попросила денег, — смахнула со лба упавшую прядь и добавила холодно: — Не для себя и не для тебя.

— Хорошо, допустим. Но ты могла пойти к Студинскому, например или к кому-нибудь другому, раз уж такая сердобольная. Но только не к Дудареву.

— Господи-и-и, — швырнула швабру, чувствуя, что сейчас взвоет. — Причем тут Дударев? Проблема в нас, понимаешь? В тебе и во мне. В том, что не слышим друг друга, не пытаемся понять.

— Причем? Да всё было нормально, пока не появился он, — упрямо гнул свое Глеб, поднявшись с дивана. — Раньше ты вела себя по-другому и реагировала на всё иначе. Там, — ткнул пальцем в направлении коридора, — спит наш сын, и дороже его у меня нет никого в мире. Я готов пересмотреть свое поведение и отношение к некоторым вещам, но если и ты пойдешь мне навстречу. Не надо, Юль, не надо рушить наши жизни из-за него. Он никто, понимаешь? Никто! Не поступай так с нами.

Юля смотрела перед собой, вслушиваясь в затихающие шаги, и только когда хлопнула входная дверь, медленно сползла по стенке на пол, закрыв лицо руками. Переломить себя она уже не сможет. Ни один психолог не способен возродить потухшее пламя любви, тем более, когда на его месте уже вовсю полыхает самый настоящий пожар.

Глухие рыдания сдавили грудь, вырвавшись наружу немым стоном. Причем тут Вал? Разве в нем дело? Она смотрела на Глеба и понимала, что нет… нет и всё тут… Что-то сломалось в ней, ещё давным-давно и сейчас, сколько не возвращайся к тому единому «мы» — уже ничто не будет так, как прежде.

Иногда мы спрашиваем себя: «Почему я не сделала этого раньше? Ведь если бы сделала — сейчас бы не было так больно, не было о чем жалеть. Возможно, я даже стала бы чуточку счастливее». Но теперь уже слишком поздно. Нужно было не махать кулаками, а сесть и спокойно поговорить. Не орать — а прислушаться. Не бояться сделать больно или обидеть — а искать безболезненные точки соприкосновения. Ведь наша смелость и сила воли — это уже половина счастья.

Вот только жизнь всегда будет ставить нас перед выбором. Иногда, сколько бы нам не давалось времени, мы так и не сможем его сделать. А иногда, как бы сложно нам ни было, выбор всё равно придется сделать, даже если он будет не в нашу пользу. Главное — не пытаться идти против себя, наплевав на собственные чувства и душу.

— Мам, а сколько тебе лет? — приподнялся с подушки Саша, когда Юля закончила читать сказку.

Она отложила книгу на прикроватную тумбочку, сверилась со временем на наручных часах, и внимательно посмотрела на сына, пытаясь понять причину возникшего вопроса. Зачастую сын задавал вопросы исключительно по книге, а тут, ни с того ни с сего, вдруг заинтересовался её возрастом. Интересно.

— Тридцать пять, а что?

— Ясно-о-о… — протянул задумчиво. — Значит, когда мне будет десять, тебе буде-е-ет…

— Сорок, — подсказала, тоже приподнявшись. Сосредоточенное личико сына вызывало попеременно, то умиление, то беспокойство. События понедельника не прошли для него бесследно. Теперь, чтобы он уснул, Юле приходилось оставаться с ним, если не до утра, то на полночи точно. Например, позавчера пришлось просидеть у его изголовья едва ли не до рассвета, во вторник — до часу ночи. В среду её планы чуточку изменились, и теперь она с неким волнением посматривала на часы, искренне надеясь, что сегодня её сынишка уснет раньше обычного, по крайней мере, она всячески этому способствовала. — Саш, а к чему сейчас эти подсчёты? — прилегла обратно на подушку, подложив под щеку ладонь.