С учетом подговоренной няни, отсутствием постоянной работы и прочей грязи, которую на неё собирались вылить, её шансы выстоять в этом неравном бою заведомо равнялись нулю.

Вал просил не лезть на рожон, но как тяжело сдерживаться, когда внутри всё клокочет от несправедливости. Её сын, её ребёнок. Она не сделала ничего аморального. Да, изменила, но не убила и не украла. Почему, когда изменяет мужчина — это в большинстве случаев в порядке вещей. А когда женщина — так сразу тонны дерьма на голову? А как же разобраться в первопричинах? Почему именно так, а не иначе?

Да щас! Кому это интересно? Люди скорее осудят её за блудливость и нежелание воспевать хвалебные оды заботливому мужу, нежели станут вникать во всякие там первопричины.

Домой пришла в полном раздрае. А когда увидела в гараже машину мужа — так и вовсе вошла в зону турбулентности. Значит, не судьба проскользнуть незамеченной.

Ладно. Может, так даже лучше. Сейчас она на пределе, расшатана эмоциональными качелями, злоба так и пёрла из неё, отравляя всё вокруг противным привкусом желчи. Возможно, и получится дать достойный отпор, не вызвав подозрений. Однако…

Стоило переступить порог дома, как вся её решительности полетела в тартарары. Не потому, что передумала или испугалась. Отнюдь. Просто едва удержалась на ногах, увидев "сверкающее" гематомами лицо Глеба, и внутренне содрогнулась, столкнувшись с уничтожающим взглядом племянницы.

Вал сказал, что всего лишь разбил Глебу нос.

Всего лишь?

В его понимании заплывшие от отечности глаза, багровые мешки под ними же, наложенный на левой брови безобразный шов, рассеченный висок и устрашающе раздутая нижняя губа считались чем-то несущественным? «Всего лишь»?

Под ложечкой у Юли неприятно заныло.

— Наконец-то! — воскликнула раздраженно Марина, сосредоточив на ней свое внимание. — Сколько можно ждать? Вот, полюбуйся, — кивнула на Глеба, скрестив на груди дрожащие руки. — Красавец, правда? И это ещё Саша не видел.

— Марин, а давай ты успокоишься и свалишь к своему ненаглядному, — предложил рассержено Глеб, продолжая наблюдать за Юлей сквозь узенькую щель заплывшего глаза.

Девушка возмущенно засопела, негодуя по поводу столь беспардонного обращения. Глеб ведь не знал всей правды. Нельзя ей сейчас показываться Дудареву на глаза. Категорически. Но и стоять сложа руки, ожидая грядущего пздца, она тоже не собиралась.

И если бы раньше Юля обязательно стала на защиту племянницы, пристыдив мужа в отсутствии гостеприимности, то сейчас, когда узнала всю правду о её подлом поступке, даже и бровью не повела. Пускай проваливает, она и слова не скажет.

Раньше не воспринимала её чувства настолько серьёзно. Первая любовь зачастую временная, быстротечная. Тем более, когда тебе прямым текстом показывают на дверь. О какой любви вообще может идти речь? Всего ожидала в сторону Вала: и озлобленности, и горьких слёз, и разочарования. Но чтобы во так, исподтишка? Разве это любовь? Разве так добиваются расположения любимого человека — переспав с помощью запрещенных препаратов, а потом затаившись, ожидая первых признаков беременности?

Это не любовь. Это помешательство. Самое что ни на есть нездоровое помешательство. И это открытие заставило Юлю незаметно поежиться, невольно почувствовав себя в клетке с опасными хищниками.

— Что случилось? — Напряжение, повисшее в гостиной, сковало её пальцы до льдистых пиков. Сложнее всего было сыграть удивление, однако, Вал настолько постарался со своим «всего лишь», что Юля действительно ужаснулась, отобразив на лице нужный спектр эмоций.

— А то и случилось, — взбеленилась Марина, наплевав на недавний совет прикрыть варежку, — что твой муж подрался с Валом. Снова!

— Мари-и-ина! — прорычал предупреждающе Глеб, резво поднявшись с дивана.

— Что «Марина»? Обязательно нужно было писать заявление? Он и так… — запнулась, забегав по помещению глазками, — у нас и так натянутые отношения, а ты…

Была ли Юля поражена? Ещё бы. Сейчас только заявления не хватало для полного счастья. Вот тебе и первые звоночки. А Вал ещё убеждал её, что ничего страшного. Вот тебе и «ничего». То ли действительно страдал пофигизмом, то ли просто не хотел её расстраивать раньше времени.

— А знаешь, почему у вас натянутые отношения? — начал наступать на племянницу Глеб, сжав кулаки. — Тебе рассказать или?..

У Юли всё оборвалось внутри. Что он несет? Совсем рехнулся?

— Глеб, прекрати! — вклинилась между ними, надавив мужу на грудь ладонью.

— А что? Может, настало время кое-что прояснить?

Заткнись! Заткнись…

— Что прояснить? — навострила уши Марина, рассматривая попеременно то Юлю, то Глеба. — Вы так и будете молчать?

Не смей! Слышишь? Не прощу…

— Да так, Мариночка, — протянул с издевкой Глеб, упиваясь своей властью. — Это ведь только начало. То ли ещё будет.

— Глеб…

Умоляю… Молчи-молчи-молчи…

Не готова она ещё к столь разрушающей правде. Да, когда-нибудь Марина возненавидит её, проклянет, вычеркнет из своей жизни, но не сейчас, когда тема с разводом в подвешенном состоянии, а её собственное сознание едва ли не вопило об опасности, умоляя совладать со столь читабельным страхом, который в данном случае был совсем не к месту.

— Вы так и будете молчать! Юль, что он хотел этим сказать? — не унималась племянница, ожидая разрушающей правды.

Юля обреченно прикрыла глаза, снова испытав головокружение, и тихо проговорила:

— Он имел в виду проблемы на работе. У него с твоим Валом… — умолкла на полуслове, стараясь не вестись на провокации, не растрачивать и без этого скудный запас душевных сил, — давние разногласия. Глеб считает, что Вал нарушает закон и пытается любыми способами призвать его к ответственности, а Вал…

— Юлит, как только может, — пришел на помощь муж, продолжая изводить Юлю тяжелым взглядом. — Видишь, как хорошо ты осведомлена. Мне даже добавить нечего. Браво.

— И что? — нетерпеливо притопнула ногой девушка. — Это не повод для драки. Как вы не поймете! Я люблю его. Мы будем вместе, и ни тебе, — ткнула в Юлю пальцем, — ни тебе, — толкнула в плечо Осинского, — не помешать этому.

— Марин, вот ты сейчас реально не в курсе всей картины, — изменив интонацию на более угрожающую, резко заметил Глеб. — Давай, погуляй пока на улице с Сашкой, а мы тут с твоей тётей кое-что обсудим. Давай-давай, — поторопил её взмахом руки, подгоняя к выходу, — не заставляй меня звонить отцу раньше времени.

Захлебнувшись от возмущения, Военбург решила благоразумно промолчать и круто развернувшись, оставила супругов наедине.

Когда хлопнула входная дверь, Юля тихо выдохнула, дав напряженному телу команду расслабиться. Было что-то в Маринкином взгляде, что не смогла разобрать до конца: то ли обвинение, то ли презрение с осуждением. Если судить по недавней реакции, то можно сказать, что она не в курсе их связи с Валом, а если цепляться к каждой мелочи — то всё могло быть.

Глеб не позволил осмыслить до конца происходящее, сразу схватив её под локоть.

— Осторожно, любимая, неправдоподобно играешь, — зашипел ей в лицо распухшими губами. — Где же твоя забота, естественный страх? Разве так реагирует любящая жена?

Ошибался он. Юля как раз и испугалась. Если бы не её шок — Марина вряд ли бы отстала с такой легкостью. Значит, правдиво сыграла, убедительно. Да и было отчего застыть в дверях. Это не синяк и не разбитый нос — а самый настоящий мрак. На лице не было ни одного живого участка. Всё в кровоподтеках и гематомах.

Юля с трудом задавила в себе дикое желание зажмуриться. Пока пыталась высвободиться, лихорадочно соображала, как теперь быть и как отреагировать на произошедшее. Глеб прав, стоило проявить больше сострадания, но они-то оба знали, что такая реакция с её стороны была бы ложью.

— Считай это платой за мое увольнение, — ответила не менее агрессивно, почувствовав на коже давление. Пускай знает, что ей ни капельки его не жаль. — Я никогда не поверю, что Вал начал первым. И то, что ты сделал… у меня даже нет слов, насколько это мерзко.