В клубе было темно и тихо. И никого, кроме меня. Наверное, уже наступил рассвет. Такое ждущее безмолвие, которое наступает в зданиях, когда люди расходятся по домам. Как будто, когда мы уходим, дома начинают жить своей жизнью, если только мы оставляем их с миром. Я потрясла головой и постаралась сосредоточиться. Что-нибудь почувствовать. Мне хотелось только одного – добраться до дому и заснуть. И молиться, чтобы не видеть снов.

На двери был приклеен листок:

“Ваше оружие за баром. Мастер привезла и его. Роберт”.

Я засунула на место оба пистолета и ножи. Того, которым я ткнула Винтера и Обри, не было. Винтер умер? Может быть. Обри мертв? Надеюсь. Обычно, чтобы выжить после удара в сердце, нужно быть мастером вампиров, но с ходячим трупом со стажем пятьсот лет я еще этого удара не пробовала. Если они вынули нож, он мог оказаться достаточно силен, чтобы выжить. Надо позвонить Кэтрин. Да, но что ей сказать? Уезжай из города, за тобой охотится вампир. Вряд ли она поверит. Блин.

Я вышла в неяркий белый свет утра. Улица была пуста, ее омывал легкий летний ветерок. Жара еще не поднялась. Было почти прохладно. Где моя машина? Шаги я услышала на секунду раньше слов:

– Не двигайся. Ты у меня на мушке.

Я без приглашения заложила руки за голову.

– Доброе утро, Эдуард.

– Доброе утро, Анита, – ответил он. – Пожалуйста, стой совершенно неподвижно.

Он подошел ко мне, приставив пистолет к позвоночнику. Быстро обшарил меня с головы до ног. Эдуард всегда исключает случайности, именно поэтому он еще жив. Отступив на шаг, он сказал:

– Теперь можешь повернуться.

Мой “файрстар” был заткнут за его ремень, браунинг болтался в левой руке. Что он сделал с ножами – не знаю.

Он улыбнулся очаровательной мальчишеской улыбкой, твердо держа пистолет направленным в мою грудь.

– Хватит прятаться, Анита. Где Николаос? – спросил он.

Я сделала глубокий вдох и полный выдох. Подумала было обвинить его в убийствах вампиров, но момент не казался подходящим. Может быть, потом, когда он не будет держать меня на мушке.

– Можно мне опустить руки? – спросила я.

Он слегка кивнул.

Я медленно опустила руки.

– Хочу внести ясность. Эдуард Я дам тебе информацию, но не потому, что тебя боюсь. Я хочу ее смерти. И хочу в этом участвовать.

Он улыбнулся еще шире, сверкнув главами от радости.

– Что случилось этой ночью?

Я посмотрела вниз на тротуар, потом подняла взгляд. Глядя в упор в его голубые глаза, я сказала:

– Она убила Филиппа.

Он очень внимательно смотрел в мое лицо.

– Говори дальше.

– Она укусила меня. Думаю, она хочет сделать из меня личного слугу.

Он спрятал пистолет в кобуру и подошел ко мне. Повернув мою голову в сторону, он рассмотрел рану.

– Тебе надо вычистить укус. Это будет чертовски больно.

– Знаю. Ты мне поможешь?

– Конечно. – Улыбка его чуть погасла. – Вот я пришел, чтобы причинить тебе боль в обмен на информацию. А теперь ты сама просишь налить тебе кислоту в рану.

– Святую воду.

– Ощущение одинаковое, – возразил он.

К сожалению, он был прав.

Я сидела, прижавшись спиной к холодной эмали ванны. Спереди и сбоку ко мне прилипла мокрая блузка. Эдуард стоял возле меня на коленях, держа в руке полупустую бутылку святой воды. Это была уже третья. А стошнило меня только один раз. Похвально.

Мы начали с того, что я села на край водостока. Но долго не высидела. Я дергалась, вопила и хныкала. Я называла Эдуарда сукиным сыном. Он на меня за это зла не держал.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он с абсолютно бесстрастным лицом.

Я полыхнула на него сердитым взглядом:

– Как будто мне в горло впихнули раскаленный нож.

– Я в том смысле, что не хочешь ли ты прерваться и отдохнуть?

Я набрала побольше воздуху.

– Нет. Я хочу ее очистить, Эдуард. Полностью.

Он покачал головой, почти улыбаясь.

– Ты же знаешь, обычно эта процедура занимает несколько дней.

– Да, – ответила я.

– Но ты хочешь сделать все за один марафонский сеанс?

Глаза его смотрели ровно, будто вопрос был гораздо более важен, чем казался.

Я отвернулась от его испытующего взгляда. Как раз сейчас я не хотела, чтобы на меня смотрели.

– У меня нет этих дней. Мне нужно очистить эту рану до заката.

– Потому что Николаос придет к тебе снова, – сказал он.

– Да.

– И если не очистить первую рану, у нее будет над тобой власть.

Я снова сделала глубокий вдох, хотя и прерывистый.

– Да.

– Даже если мы очистим рану, она все равно сможет тебя призвать. Если она так сильна, как ты говоришь.

– Она даже еще сильнее. – Я обтерла руки о джинсы.

– Ты думаешь, Николаос сможет повернуть меня против тебя, даже если мы очистим рану?

Я посмотрела на него, надеясь, что смогу прочесть выражение его лица.

Он смотрел на меня сверху.

– Мы, вампироборцы, иногда рискуем.

– Ты не сказал “нет”, – заметила я.

Он чуть заметно улыбнулся.

– “Да” я тоже не сказал.

Отлично. Эдуард тоже не знает.

– Давай лей еще, пока я не потеряла присутствия духа.

Тут он улыбнулся, сверкнув глазами.

– Его ты никогда не потеряешь. Жизнь – возможно, присутствия духа – никогда.

Это был комплимент, и так он и был задуман.

– Спасибо.

Он положил руку мне на плечо, и я отвернулась. Сердце колотилось в горле, в голове отдавался пульс. Я хотела бежать, вырваться, завопить, но должна была сидеть и дать ему делать мне больно. Терпеть этого не могу. В детстве мне можно было сделать укол только вдвоем. Один держал шприц, а другой – меня.

Теперь я держала себя сама. Если Николаос укусит меня второй раз, я наверняка сделаю все, что она захочет. Даже убью. Я уже видела такое, а тот вампир был детской игрушкой по сравнению с мастером.

Вода полилась на кожу и попала в укус, как расплавленное золото, пропуская боль от ожога через все тело. Она разъедала кожу и кости. Убивала. Уничтожала.

Я взвизгнула. Не могла удержаться. Слишком сильная боль. Убежать нельзя. Приходится вопить.

Я лежала па полу, прижимаясь щекой к прохладе пола, дыша короткими, голодными вдохами.

– Дыши медленнее, Анита. У тебя гипервентиляция. Дыши легко и медленно, или ты потеряешь сознание.

Я открыла рот и сделала глубокий вдох. Воздух обдирал и жег горло. Я закашлялась. В голове было пусто и слегка тошнило, когда я смогла вдохнуть снова, но я не отключилась. Тысяча очков в мою пользу.

Эдуарду пришлось почти лечь на пол, чтобы приблизить свое лицо к моему.

– Ты меня слышишь?

– Да, – смогла выговорить я.

– Отлично. Сейчас я попробую приложить к укусу крест. Ты согласна или считаешь, что это слишком рано?

Если он недостаточно очистил рану святой водой, крест меня обожжет, и останется свежий шрам. Я уже и так проявила храбрости куда больше, чем требовал долг. Больше играть в эту игру мне не хотелось. Я открыла рот, чтобы сказать “нет”, и произнесла:

– Давай.

А, черт. Кажется, я опять проявляю храбрость.

Цепочка шелестела и позвякивала в руках Эдуарда.

– Ты готова?

– Нет!

– Да давай же, черт тебя дери!

Он так и сделал. Крест прижался к моей коже, холодный металл, без ожога, без дыма, без шипения плоти, без боли. Я была чиста – по крайней мере, как до укуса.

Он держал распятие перед моим лицом. Я схватила его и сжала, пока не задрожала рука. Это не заняло много времени. Из глаз у меня выступили слезы. Я не плакала. Это просто от изнеможения.

– Можешь сесть? – спросил он.

Я кивнула и заставила себя сесть, прислоняясь к ванне.

– Встать можешь? – спросил он.

Я подумала и решила, что нет. Тело ломило дрожью, слабостью, тошнотой.

– Только с твоей помощью.

Он присел возле меня, подложил руку мне под плечи, другую под колени и поднял. Одним плавным и легким движением.