— Я должен! Я нужен Мэг.

Пит схватил меня за руку. Его хватка напоминала теплый и влажный жгут.

— У нее еще есть время. Если они унесли ее тело целиком, то это значит, что она еще не мертва.

— Но скоро будет!

— Не. До того, как Поли... до того, как исчезнуть, он приходил в гнездо несколько раз, ища

тоннель в рощу. Он рассказал мне, что эти мирмеки помещают свою добычу в вязкую слизь и,

эм, выдерживают, пока она не станет достаточно мягкой для их личинок.

Я небогоподобно пискнул. Если у меня еще было что-то в желудке, то меня непременно бы

стошнило.

— Сколько времени у нее еще есть?

— Плюс-минус двадцать четыре часа. Потом она станет... эм, мягче.

Трудно было вообразить, как Мэг МакКэффри становится мягче хоть при каких-то

обстоятельствах, но я представил ее одинокой, напуганной, помещенной в слизь и клетку в

муравьином гнезде. Для девочки, ненавидящей жуков, это.... Ох, Деметра была права в том, что

ненавидела меня и держала своих детей подальше. Я был ужасным богом!

— Сходи за помощью, – настаивал Пит. – Домик Аполлона сможет вылечить рану на твоей

голове. Ты не сможешь помочь своей подруге, если бездумно бросишься за ней и умрешь.

— Почему тебя так волнует то, что произойдет с нами?

Бог гейзера выглядел оскорбленным.

— Угодить посетителю – наша главная цель. Кроме того, если ты найдешь Поли, пока будешь

там...

Я пытался злиться на паликои, но волнение и одиночество на его лице отражали и мои чувства.

— Поли объяснял, как ориентироваться в гнезде?

Пит отрицательно покачал головой.

— Как я уже говорил, он не хотел, чтобы я пошел за ним. Мирмеки опасны. И если те парни все

еще бродят по округе...

— Те парни?

Пит нахмурился.

— Я не говорил? Ах, да. Поли видел троих очень вооруженных людей. Они тоже искали рощу.

Моя левая нога начала нервно стучать по земле, будто она скучала по своему напарнику в

парном забеге.

— Откуда Поли знать, что они искали?

— Он слышал, как они разговаривали на латыни.

— На латыни? Они были из лагеря?

Пит развел руками:

— Н-не думаю. Судя по описаниям Поли, это были взрослые люди. Он сказал, что один из них

был главным. Другие звали его императором.

У меня появилось такое ощущение, будто вся планета слегка наклонилась.

— Императором.

— Да, прямо как в Риме...

— Я понял.

Неожиданно многие вещи обрели смысл. Кусочки пазла сложились в цельную картину, которая

меня ошарашила. Зверь... Триумвират Холдингс... взрослые полубоги, прячущиеся в тени.

Дальше я сделал то единственное, что могло спасти меня от прыжка в гейзер. Мэг нуждалась во

мне как никогда. Но нужно было сделать это верно. Нужно было быть осторожным – даже более

осторожным, чем, когда я ставил пылающим солнечным лошадям ежегодные прививки.

— Пит, – сказал я, – ты же еще следишь за выполнением священных клятв?

— Ну да, но...

— Тогда услышь же мою торжественную клятву!

— Эм, дело в том, что вокруг тебя такая аура, будто ты только что нарушил священную клятву,

может, ту, что на реке Стикс? А если нарушишь клятву, заключенную со мной...

— Клянусь, что спасу Мэг МакКэффри. Я сделаю что угодно, чтобы вернуть ее из гнезда

муравьев в целости и сохранности. Эта клятва превосходит по силе любую другую принесенную

мной клятву. Клянусь твоими священными и горячими водами!

Пит вздрогнул.

— Ну ладно. Теперь все в силе. Но не забудь, что, если ты не сдержишь данную тобой клятву,

если Мэг умрет, даже если не по твоей вине... тебе придется столкнуться с последствиями.

— Я и так проклят за то, что не сдержал прошлую клятву! Так какая разница?

— Да, но понимаешь, эти клятвы на реке Стикс могут годами разрушать тебя. Прямо как рак.

Мои же клятвы... – Пит пожал плечами. – Если не сдержишь ее, то я не смогу ничего сделать,

чтобы предотвратить твое наказание. Где бы ты ни был, на том месте, где ты стоишь, появится

гейзер, и ты сваришься заживо.

— Ах... – я попытался сделать так, чтобы мои колени не дрожали. – Да, конечно же, я это знал.

Клятва ведь уже в силе.

— У тебя все равно нет выбора.

— Ну да. Думаю, я.... я пойду подлечусь.

Я, пошатываясь, пошел.

— Лагерь в другой стороне, – заметил Пит.

Я сменил направление.

— Не забудь заполнить онлайн-опросник! – прокричал мне вслед Пит. – Мне просто любопытно,

как бы ты оценил свое удовлетворение Лесом Лагеря Полукровок по шкале от 1 до 10?

Я ничего не ответил. Пока я уходил все дальше и дальше в темноту, я прикидывал, насколько

больно по шкале от 1 до 10 мне будет в будущем.

Мне не хватит сил добраться до лагеря. Чем дальше я шел, тем понятнее это становилось. Мои

ноги были словно пудинг. Я чувствовал себя марионеткой. Как бы я ни наслаждался, когда

смертные находились под моим контролем, на другой стороне ниточек находиться мне совсем не

нравилось.

Моя защита была на нулевом уровне. Самая маленькая адская гончая или дракон могли бы

запросто пообедать великим Аполлоном. Если бы какому-нибудь раздраженному барсуку

потребовалось свести со мной счеты, я мог бы быть обречен.

Я оперся на дерево, пытаясь восстановить дыхание. Мне показалось, что дерево пыталось меня

оттолкнуть, шепча голосом, который я так хорошо помнил: "Иди, Аполлон. Здесь тебе не

отдохнуть".

— Я любил тебя, – пробормотал я.

Часть меня понимала, что я был в бреду и мне виделось всякое из-за сотрясения. Но я мог бы

поклясться, что видел лицо моей возлюбленной Дафны на каждом древесном стволе, мимо

которого проходил. Ее черты проступали из-под коры, будто лесной мираж: нос с небольшой

горбинкой, косые зеленые глаза, губы, которые я так и не смог поцеловать, но о которых не

переставал мечтать.

"Ты любил всех хорошеньких девчонок, – бранила она, – и всех хорошеньких парней, если уж на,

то пошло".

— Не так сильно, как тебя, – воскликнул я. – Ты была моей первой настоящей любовью. О,

Дафна!

"Побудь на моем месте, – сказала она, – и раскайся".

Я помнил, как преследовал ее: запах сирени, доносимый до меня легким ветерком; ее гибкое

тело, исчезающее в пестрых бликах леса. Я гнался за ней, казалось, на протяжении многих лет.

Возможно, так и было.

А потом я веками винил Эрота.

Я безрассудно высмеял его навыки стрельбы из лука. От злости он поразил меня золотой

стрелой, направив всю мою любовь на прекрасную Дафну, но и это не было худшим во всей этой

истории. Сердце же Дафны Эрот поразил стрелой, устранившей малейшую возможность ее ко

мне привязанности.

Люди не понимают, что стрелы Эрота не могут пробудить эмоцию из ниоткуда. Они только

взращивают уже существующие задатки. Дафна и я могли бы быть чудесной парой. Она была

моей истинной возлюбленной. Она могла бы ответить на мои чувства. Но, спасибо Эроту, я

влюбился по уши, а Дафна меня возненавидела (конечно же, как все мы знаем, ненависть – это

лишь оборотная сторона любви). Нет ничего более печального, чем любить кого-то всеми

фибрами души и знать, что тебе никогда не ответят взаимностью.

Говорят, что я преследовал ее, подчинившись мимолетному порыву, развлечения ради, что я

просто гнался за еще одной юбкой. Все это абсолютная неправда. Когда Дафна, спасаясь от меня,

взмолилась Гее, чтобы та обратила ее в лавровое дерево, часть моего сердца будто бы тоже

обросла корой. Я изобрел лавровый венец, чтобы увековечить мою неудачу, наказать самого себя

за судьбу, постигшую мою возлюбленную. Каждый раз, когда какой-нибудь герой получает

лавровый венок, я вспоминаю о девушке, которую никогда не смогу заполучить.

Полюбив Дафну, я поклялся, что никогда не женюсь. Иногда я утверждал, что я просто не мог