Через осознание к просветлению, как написал в одной скучной книге непринятый миром мудрец.

— Мне просто скучно. — Блайт подпирает щеку кулаком. — С тех пор, как люди перестали приносить во славу меня кровавые жертвы и устраивать кровопролитные войны, этот мир стал невыносимо скучным. А ты своим появлением создала хотя бы подобие возни. Всем этим важным задницам, уверовавшим в свое непоколебимое величие, давно пора наподдать.

Я прекрасно понимаю, что он просто не собирается говорить правду, но чем больше буду изображать неверующую, тем дольше просижу здесь. Так что просто хмурю брови и делаю вид, что его слова мне относительно понятны и такая «правда» меня устроит.

— И какая же твоя роль во всем этом? — Я все-таки делаю глоток вина и наслаждаюсь неподражаемым вкусом. Да уж, за такой букет не жаль и душу продать. — Что хочешь получить ты и что готов отдать взамен?

— Эй, сладенькая, до тебя снизошло божество, а тебе все мало? — Блайт прищелкивает языком.

— Невеликая радость, — пожимаю плечами. — Будет просто замечательно, если к неприкрытому самолюбованию и пафосу ты прибавишь что-то более существенное.

Вижу, что ему нравится мой мягкий отпор и толика иронии. Что ж, на этом вполне можно строить наши отношения и дальше. Лишь бы это «дальше» не оказалось коротким и грустным и не превратилось в плаху, виселицу или отравление. С Эвана станется устроить мне «сладкую жизнь». Единственная причина, по которой он пока не предпринимает активных действий, кроется в его тщеславии. Думает, что непобедим, и поэтому смотрит на меня сквозь пальцы.

— Хорошо, сладенькая, я дам тебе кое-что, но только из расположения — мне понравились наши словесные перепалки. Думаю, ты не так безнадежна, как мне показалось.

— Какая щедрая похвала.

— Совсем нещедрая, сладенькая. Щедрым я бываю только с теми женщинами, которые знают, чего хотят, и не боятся взять это любой ценой.

— Удачи тебе с поисками такой.

— Эван ищет бастарда, — говорит Блайт, в один миг становясь серьезным.

— Так это никакая не сказка… — размышляю вслух.

— Это сказка лишь для тех, кто считает, что король был безгрешен и непорочен аки служительница Матери. Но бастард существует. И великому герцогу он зачем-то понадобился.

— И это все? — Я честно расстроена, потому что рассчитывала узнать что-то более существенное. Конечно, если бастард реален и Эван собственными глазами не видел его труп, великий герцог будет его искать. Ни одному здравомыслящему интригану и претенденту на власть не нужен беспроигрышный козырь в чужих руках.

— Что есть, сладенькая. — Блайт пожимает плечами. — Полагаю, тебе тоже стоит заняться поисками. Может быть, даже избавиться от него первой? Или принести голову Эвану в знак своего расположения? Или… да что угодно. Вариантов так много, что я, пожалуй, не буду делать подсказки и лишать себя удовольствия. Выбери сама, сладенькая.

На этот раз ничто не мешает мне встать. Блайт опирается на руки, откидывается назад, разглядывая меня снизу вверх, недвусмысленно задерживаясь взглядом на шее. Хочется смахнуть его взгляд, как будто это удавка, но я стоически выдерживаю приятную пытку и иду к выходу.

— Кстати, — задерживаюсь, чуть-чуть приподняв полог. — Вино и правда чудесное. Пришли мне бутылку.

— Только в обмен на обещание распить ее вместе.

Я не смотрю на него, но чувствую крепкий мысленный шлепок по заднице. Понятия не имею, как это объяснить, но мысленно же предлагаю умнику поцеловать свиное рыло.

И его громкий смех преследует меня весь обратный путь до «Тихого сада».

— Триединые, как тут можно жить?! — громкий возглас возмущения красноречиво говорит о том, что мое спокойное и прекрасное уединение навсегда почило в муках.

Потому что приехала моя младшая сестра Райль. А там, где Райль, всегда шум, хаос и много, очень много импульсивных поступков и безмозглых выходок. И именно это тянет к ней мужчин. Всех, без исключения.

Слышу в голове сокрушенный вздох Шиири, знающей не понаслышке, на что способна эта девчонка. И посылает мне образ бегущей по лестнице Райль. Я успеваю закончить последнюю строку письма — и сестра вторгается в кабинет, словно торнадо, обжигая сладким ароматом цветочной воды и сумасшедшим голубым нарядом. Перья, жемчуг, алмазная крошка. А идеальная прическа сама по себе сгодится на титул «лучшее произведение искусства этого сезона».

Мы явные противоположности. Я темноглазая брюнетка, а Райль — блондинка со светло-голубыми глазами. Ей всего семнадцать, она на два года младше меня и на пол головы выше. В общем, рядом с ней я всегда чувствовала себя цветком, который сорвали на другой грядке и случайно сунули в вазу с благоухающей розой. Нет, конечно, я тоже красива и привлекаю мужчин, но ведь и красота бывает разная. Как говорил мой бедный покойный муж: Райль разит наповал, как молодое вино, а меня, как изысканный напиток, оценит лишь настоящий гурман.

— Ты снова зарылась в свои скучные дела, — тяжело вздыхает Райль, как будто это хоть как-то влияет на ее жизнь. — Скажи честно, ты хоть выходила отсюда?

— Конечно же, нет, — огрызаюсь я.

Беззлобно, просто, чтобы она поняла всю абсурдность своих вопросов. Бесполезно: Райль не глупа для семнадцатилетней красотки, чья жизнь — череда смены нарядов, поклонников и трагедий, достойных театральных подмостков, но и сообразительной ее трудно назвать. Иногда мне кажется, что она просто говорит все, что приходит на ум.

Райль снимает перчатки и уверенно идет к окну. Энергично распахивает тяжелые портьеры, и я морщусь от яркого солнца. Смотрю на кипу подготовленных писем, счетную книгу с кучей закладок и несколько длинных списков того, что нужно купить в первую очередь. Я просидела над делами всю ночь, но чувствую приятную усталость.

— Нам нужно устроить какой-нибудь прием. — Сестра делает пространный жест рукой. На самом деле она до сих пор считает, что жизнь — это праздник, а наши детские мытарства — просто недоразумение, о котором лучше забыть и не вспоминать. — Позвать важных людей, наладить связи и держать ушки на макушке.

Во избежание огласки и для личного спокойствия с Райль я не вдаюсь в подробности своих грандиозных планов. Иногда она водит дружбу с сомнительными личностями. И хоть частенько мне было это на руку, я предпочитаю, чтобы информация поступала из вне, а не наоборот. Райль никогда не разболтает ничего нарочно, но запросто может сделать это просто из врожденной болтливости.

Она не знает, что я собираюсь вернуть то, что принадлежит нам по праву рождения и крови. Для нее причина нашего возвращения куда прозаичнее и банальнее: дела, деньги и… еще немного денег.

— Ну, вот и займись. — Я откладываю в сторону перо, поднимаюсь и, прихрамывая (от долго сидения затекли ноги), иду к дверям. — Ты все привезла? Ничего не потеряла, не забыла?

Вопросы могут показаться смешными, но у Райль подобные промашки случаются так часто, что я уже давно перестала удивляться. И может показаться странным, что я доверила рассеянной сестре такое важное дело, но должна же она когда-то становиться серьезнее?

— Нет, все привезла — и даже тот маленький мешочек, который ты велела всегда держать при себе. — Она явно горда собой.

— Умница. А насчет праздника — я серьезно. Мне этим некогда заниматься. Для начала можно что-то небольшое, для близкого круга.

Хотя, какой у нас близкий круг? Всех давно перевешали, а те, кому повезло избежать встречи с петлей, сидят по норам, как мыши.

— Я займусь, но здесь такой беспорядок… — удрученно вздыхает Райль. — Сюда разве что лошадей из конюшни приводить.

Я останавливаюсь, поворачиваюсь на пятках и осаждаю ее четким и выразительным:

— Это дом наших родителей и в нем прошло наше детство. Имей уважение.

Сестра хлопает глазами, немного краснеет и виновато опускает голову. Стандартная схема. Теперь будет ждать, что я потреплю ее по голове, скажу, что все в порядке и предложу выпить теплого молока с какао. Так и было, раньше. До того, как она выросла и, чтобы потрепать ее по голове, мне пришлось подниматься на носочки.