— Здесь вопросы задаю я.

— Понятно. Стандартная фраза следователей НКВД.

— А вам откуда знать?

— Слышал. В моем отряде разные люди воевали с нынешним режимом.

— Не преувеличивайте, атаман. Вы не с режимом воюете и не за идею. Вас интересуют аметисты и изумруды. Хотите захватить крупный куш и уйти с ним за границу. Все ваши политические амбиции сгорели в Хабаровске в 20-м году, когда вы с атаманом Калмыковым обчистили банк и удрали в Китай. На этом ваша слава кончилась. Содержали притон в Харбине, пока в Китае к власти не пришли коммунисты. С остатками недобитых белых офицеров вы вернулись в Россию. Из Уссурийской тайги вас чекисты вытеснили, пришлось мигрировать на запад. А дальше у вас состоялась встреча с одним человеком, который и надоумил вас заняться рудником «Светлый».

— Таких подробностей и чекисты не знают.

— А мы знаем. В гражданскую войну вы пользовались поддержкой Японии, своих средств у атамана Калмыкова не было. Благодаря банку Японии, он сохранял самостоятельность и отказался подчиняться Семенову. На него возлагались большие надежды. В Китае вам так же оказывали поддержку. Но вы раскисли. Ваша судьба нам хорошо известна. Теперь вы никого не интересуете, атаман. Пока вы нам не мешали, мы вас не трогали, теперь вы до нас добрались, а нам шум не нужен. Мы люди тихие, мирные.

— Ваша зона меня не интересует, я иду на Черную балку. Транзит.

— Вы не идете, вы все крушите на своем пути. Гражданская война давно кончилась, и вторая мировая осталась позади. Советский Союза вышел победителем, с ним американцы не хотят связываться.

— Не читайте мне лекций! Я на своей земле. Война кончилась, а вы здесь что делаете? Цветочки собираете?

— Угадали. Мы работаем. Здесь трудятся ученые.

— Я их видел.

— Без охраны сегодня не обойтись. В тайге много банд, помимо вашей. Где же ваши люди, атаман?

— Отряд разбит, мы нарвались на засаду.

— Хотите набрать новую команду?

— Желающих больше, чем мне нужно. Власть советов долго не продержится, ее ненавидят. Сталин стар, его не станет и пирамида рухнет. Мы своего часа дождемся не в тайге, а за границей, где можно создать армию. Мне нужны деньги, без них со мной никто разговаривать не станет. У Советов много денег, и я ими воспользуюсь.

— На деньги Советов воевать против Советов? Резонно.

Никольский заметил, что человек, разговаривающий с ним, все

время переглядывается с играющими в шахматы стариками. Он уже понял, с кем имеет дело. Лицо одного из стариков ему казалось знакомым. Возможно, он имел отношение к Антанте, и они виделись в двадцатых годах. Тот, что разыгрывает из себя начальника, слишком молод, чтобы в те годы быть значительной фигурой. Надо признать, эти пещерные крысы знают все, что творится вокруг, от жизни не отстают.

— Надо полагать, рудник «Светлый» вы не бросите?

— Нет, конечно. Я вернусь и возьму его.

— Если мы вас выпустим.

— А зачем я вам нужен?

— Вы убили наших людей.

— Давно ли вы стали считать своих людей?

— С тех пор, как оказались на чужой территории и лишились возможности получать подкрепление в живой силе.

— Сочувствую.

— Кого вы видели в селе?

— Никого, село вымерло. В церкви лежит покойник, над которым витают ангелы и три монаха бьют баклуши.

— Больше никого?

— Нет.

— Где вы хотите набрать людей для своего отряда?

— Набор уже идет. У меня есть свои люди в городах, они в курсе событий.

— Это они взорвали плотину и мост? Надо обладать большой властью, чтобы дать возможность подойти так близко к военному объекту. Диверсия имеет политическое и стратегическое значение. В Корее началась война между Севером и Югом. Юг защищают американцы, север — русские. Мост связующая артерия: по железной дороге идут танки и пушки для Ким Ир Сена. Каждый день войны может стать решающим. Промедление смерти подобно, а сейчас сотни эшелонов с вооружением встали в пробке. Властям нет дела до рудников и прочей мелочи, у них земля под ногами горит.

— Это призыв к действию?

— Мы отпустим вас и ваших сыновей при одном условии.

— Что за условие?

Один из шахматистов встал, в руках у него был керамический кувшинчик, покрытый белой эмалью, с пробкой, залитой сургучом. Высота его не превышала кисти руки.

— Вы получите кувшинчик, его надо разбить в одном из городов, куда попадете в ближайшее время. Сделаете это перед самым отъездом, положите его под колеса поезда, в который вы сядете. С вами ничего не произойдет, события начнутся после вашего отъезда. Вам это выгодно. Город вымрет по непонятным причинам, восстановление моста застопорится, начнется паника. Что бы в это время не происходило в тайге, на все махнут рукой, можете разорить сотни рудников.

— Мне ваша идея нравится.

— Только не разбейте кувшинчик раньше времени, мы хотим видеть вас живым и здоровым, полковник.

— А вы рассчитываете на новую встречу?

— Не знаю, увидимся ли мы, но вы всегда в поле нашего зрения.

— Договорились.

Появился прислужник с подносом, на котором стояли керамические рюмочки.

— Вы пили саке?

— Приходилось пробовать в вашем посольстве в Хабаровске в 18-м году. Рисовая водка.

— За удачу! Как принято говорить у русских.

Хочешь, не хочешь, а выпить пришлось. Что происходило дальше, никто не помнил. Полковник очнулся в лесу. Он и его сыновья лежали в телеге на сене. Через просвет между деревьями просматривалась железнодорожная насыпь. Все трое были одеты в простую рабочую одежду. Керамический флакон и деньги лежали в вещмешке. Оружие им не вернули.

Никольский вздохнул и перекрестился.

Старпом Лабезников тихо проговорил:

— Полундра, братцы…

— Ты чего, лейтенант? — удивился Кравченко.

— Амба, командир. Прямо по курсу встречный караван с конвоем.

— Расстояние?

— Не больше пяти кабельтовых.

— Право на борт. Курс норд-ост. Полный вперед.

— Они нас засекут, командир.

— Возможно. Но не опознают. Видимость?

— Не больше трех кабельтовых. Мы в тумане.

— Значит, уйдем, конвой корабли не бросит.

— Похоже, из Петропавловска идут.

— Что с погодой?

— Волна пять баллов, крен тридцать градусов.

— Тем хуже для нас. Они уходят от тайфуна, а мы к нему в гости жалуем. Самый полный вперед!

Океан большой, воды на всех хватит, но только люди решили и эти просторы поделить, установить на них правила. Корабли не любили случайных встреч, огрызались, как собаки, могли и покусать. Только перед капризами стихии все были равны.

Караван из десяти кораблей и конвоя из восьми шел неторопливо. Возможно, с авангардного судна и заметили сторожевик, но не придали этому особого значения — скатертью, мол, дорожка, коли рветесь в открытый океан.

Кравченко так прытко удирал, что довольно быстро вышел на большие глубины. Радист принес сводку о штормовом предупреждении, но было поздно. Волны поднимались все выше и выше. Ветер усиливался, грянул гром, начался ливень. То, что в Атлантике называется штормом, на Тихом океане зовется тайфуном. Так вот, корабль попал в зону тайфуна, его кидало на волнах как перышко. Не привыкших к таким условиям ученым и Белограю с Мустафиным пришлось хуже других. Радисты тоже не были моряками, их на судно привел генерал. Покидало несчастных, побило о стены, наставили себе синяков. То, что творилось на палубе, неподвластно описанию. Три часа длился тайфун. Выдержали!

Очухавшись от встряски, радист прибыл в каюту генерала. С такими докладами надо бежать к штурману, а этому невдомек.

— Что случилось?

— Потерян один пеленг, рация вышла из строя.

— У вас есть вторая рация?

— Быстрее эту починим, чем новую установим.

— Так чините. А что случилось с рацией?

— Шахматная доска в нее влетела при шторме.

— Идиоты! Корабельный устав читали? В радиорубке не должно быть посторонних предметов!