— Как же он мог уцелеть? Мне особист сводку показывал.

— «Восход» снесло в Охотское море, и он встал на рейд в бухте Тихая. Туда военные моряки не заходят, так и простоял сторожевик пять лет никем не замеченный. Даже льды его не попортили. Нашелся он случайно и тут же к делу был приспособлен.

— Вот это да! Ты точно знаешь?

— Точнее не бывает. Даже на борту бывал. Но это все, что могу сказать, мы больше двух месяцев в пути.

Выпили еще, доели рыбу, — настроение поднялось.

— Корабль мы твой нашли, морячок, может, ты наш самолет найдешь? — засмеялась захмелевшая Лиза.

— Я так и думал, что вы самолет ищете. Громадный серебряный бомбардировщик с четырьмя моторами. Так?

Все застыли. Повисла гробовая тишина. Никто не верил собственным ушам.

— Я видел, как он падал на макушку Оленьей холки. Так гора называется. С нашей стороны к ней не подобраться. Скалистый крутой склон, там нет тропы. Западная сторона, которую с этих мест не видно, покатая, лесистая, но идти туда нельзя, проклятое место. Адские врата называется.

— Взрыв видел? — спросил Шабанов.

— Взрыва не было, это я точно знаю. Пролетел тихо, как мышь. Я думал, врежется, нет, он только макушку сбрил и скрылся за вершиной.

— Сколько времени идти туда?

— Если в обход, то день потратите. Но в тех местах живет черное племя. Сейчас мы с ними не воюем, и я их не видел, а другие знают.

— Другие — это старик Мучамака? — поинтересовался Журавлев.

— Он все знает. Ему лет сто, если не больше.

— А как ты самолет заметил? — спросила Лиза.

— Люди закричали. Они же самолетов никогда не видели. Я выскочил из чума, а все на землю попадали. Глянул на небо и увидел. Летел очень низко, планировал. Такая штука вполне напугать может.

— Покажи нам эту гору, — попросил Дейкин.

— Поздно уже, темнеет, дождитесь утра. И надо бы посоветоваться со стариком, он дурного не посоветует. Но все утром. Сейчас пейте и отдыхайте.

— А проводника ты нам не дашь? — спросил Чалый.

— Люди скорее сдохнут, чем сделают шаг к Адским вратам, их с пеленок пугали страшными рассказами. Правда это или нет, но дыма без огня не бывает.

— Нам черти не страшны, — поднял пиалу Кострулев. — Мы сам черти. Давайте выпьем, а завтра разберемся!

Всем полюбившийся китайчонок Ли пел веселенькие песенки в кают-компании. Малочисленная группа матросов в короткие мгновения, свободные от вахты, предпочитала слушать серебристый нежный голосок мальчишки, навевающий приятные воспоминания, нежели погружаться в короткий тяжелый сон, от которого устаешь еще больше. Китайчонок пел под гармонь боцмана так душевно и сладко, что многие прятали обветренные лица, скрывая слезы.

Ошалелый от бессонницы командир стоял на мостике и покачивался от слабости. Старпом доложил:

— Прямо по курсу айсберг. Расстояние два кабельтовых.

— Пять градусов вправо. Малый вперед. Так держать.

— Он здесь не один, командир. Льды идут от Берингова пролива с севера и растают только в теплых водах.

— Пройдем, лейтенант. Выходить на морские пути мы не можем. Мелкоту будем торпедировать, другие обходить. Далеко их вынесло, с ветрами нам не повезло.

На мостик поднялся майор Мустафин.

— Командир, вас вызывает генерал. И возьмите карту.

Моряки переглянулись. Штурман молча свернул карту и передал ее Кравченко. Через две минуты они вошли в каюту генерала.

— Где мы находимся, капитан? — спросил Белограй.

— Утюжим Берингово море. Кравченко разложил карту на столе.

— Сколько времени идти до острова Святого Лаврентия?

— На пути айсберги. Не берусь сказать. Может, неделю.

— Покажи мне ближайший остров.

— Остров Безымянный. Таких тут много.

— Там меня высадишь с моими пожитками. Бог даст, дождусь вашего возвращения. Со мной оставишь майора, радиста и шифровальщика. Постараемся выжить. Что за остров?

— Два километра в длину, полтора в ширину. Скалистый. Там лежбище котиков и гнездилище птиц, вокруг рифы, подойти к нему можно только на плотах.

— Значит, выживем.

— Я вас не понимаю, генерал.

— Поймешь. Кроме тебя мне не на кого положиться. Сумеешь вернуться к Курилам?

— Топлива осталось сорок бочек. Туда дойду, обратно вряд ли.

— Печально. Однако другого варианта нет. А теперь я введу тебя в курс дела, Богдан Максимыч. Виноват в авантюре только я один. Сам себя и заточу на птичьем острове. Возможно, навсегда. Если сумеешь сохранить жизнь ученым, можешь взять их с собой. Их жизнь дороже всех наших. Я не рассчитывал высадить их на наших берегах и не заготовил для них документов. Моя ошибка. Не предполагал я трудностей, с которыми нам пришлось столкнуться. Благодаря тебе и твоей бесстрашной команде, мы все еще живы. Ты доказал, что и один в море воин, для вас не существует невозможного. Тебе, капитан, придется исправлять мою очередную ошибку. Я взял в поход двух японцев, которых, как ты помнишь, мы высадили на острове Парамушир, самом северном в Курильской гряде. Я получил несколько секретных шифровок из Магадана. Эти японцы оказались нашими злейшими врагами. Что могут сделать два диверсанта? Что они могут сделать на острове с населением в три сотни человек? Смешно говорить. Но дела обстоят намного хуже, чем я мог себе представить. В горах Парамушира оборудованы склады с керамическими бомбами. Они не взрываются, они разбиваются и выпускают на волю миллионы бактерий чумы, холеры, сибирской язвы, желтой лихорадки, испанки. Погибнут сотни тысяч человек. Может, больше. Эти японцы — специалисты в области всякой заразы. Они фанатики. Если их не уничтожить, катастрофа неизбежна. Они не одни, на острове много японцев, живущих под видом рыбаков и ждущих часа, когда получат приказ и возьмутся за оружие.

— Каким образом они смогут метать бомбы? Травить оленеводов Камчатки смысла нет, а до материка тысяча километров.

— Воздушные шары. Все, что им нужно, — устойчивый северо-восточный ветер. Они могут запустить тысячу шаров, хотя достаточно одного, который смог бы достичь цели, остальные пусть падают в море.

— Значит, их нетрудно обнаружить. Воздушный шар поднимается строго вертикально, одним резким порывом, а потом его подхватывает ветер. Нужно лишь засечь место, из которого поднимается шар.

— Все правильно, командир. Вся надежда на тебя и твоих ребят. На острове есть погранотряд. Я не уверен, что пограничники доживут до вашего прихода, их первых отравят. И учти, японцы в первую очередь травят водоемы — колодцы, реки, ручьи. Воду пить запрещается.

— Задача понятна. Я должен поговорить с командой.

— В одном из моих ящиков — погоны на всех. Из документов я смог сделать для вас лишь справки об освобождении, они пригодятся потом, когда вы сделаете дело и сбросите с себя мундиры. Я не требую, чтобы вы возвращались за мной, моя судьба решена. Спасите ученых. Они еще много пользы принесут мировой науке. Моя попытка сделать это ни к чему не привела. Можешь идти, командир. Бери курс на остров Безымянный, надо торопиться.

Стоя лицом к морю, Богдан Кравченко чувствовал себя уверенным человеком, когда же его ставили перед лицом земных проблем, он терялся. Так увидев Лю на корабле, он не смог произнести ни слова. Очень смелый, бескомпромиссный моряк иногда превращался в беспомощного наивного мальчишку. Идея с высадкой генерала на безлюдном, не пригодном для жизни рифе поставила его в тупик, но как только была сформулирована конкретная задача, он тут же пришел в себя.

— Боцман! Свистать всех наверх. Выстроить команду на баке.

Обходя строй, Кравченко видел усталые изможденные лица людей, пытающихся держаться. Выдать бы им праздничную робу, и чем не фартовые ребята!

Говорил он недолго, но горячо. Речь кончилась троекратным «Ура!»

А говорят, дьявола не существует. Да с такими чертями землю перевернуть можно!