Объясняю, как. Генерал морщится, но не возражает – видимо, уже приходилось. Леонтий Иванович убегает и возвращается с медицинской сестрой. Та несет в руках тазик и кувшин с водой. Через плечо переброшено полотенце. Через неприметную дверь в кабинете входим в небольшую комнату. Медицинский шкафчик со стеклянной дверцей, кушетка, накрытая простыней, медицинская «утка» на полу. Похоже на смотровую. Замечаю на полке в шкафчике резиновые катетеры на салфетке. Все ясно. Здесь генералу помогают опорожнить пузырь.
– Михаил Васильевич, приспустите шаровары с кальсонами и обопритесь руками о кушетку.
Генерал подчиняется. Несмотря на серьезность ситуации, в голову лезут фривольные мысли. Главнокомандующий армией России стоит со спущенными штанами – не каждому дано видеть. Заставляю себя принять строгий вид. Вазелин на палец, и им – в задний проход. Морщитесь? Брезгливые хорошими врачами не бывают.
– Я буду немного давить. Потерпите!
Так… Правая доля – гладкая, левая – аналогично. Обе очень большие. Аденома предстательной железы в запущенной форме. На рак не похоже, хотя утверждать нельзя. Необходима биопсия, но как ее сделать? Нет УЗИ, необходимого инструмента, гистологическое исследование провести некому. Про компьютерный томограф молчу. Мою руки и исследую лимфоузлы. Не увеличены.
– Боли в спине есть?
– Бог миловал.
Замечательно. Метастазы от рака простаты идут в позвоночник и печень. Те начинают болеть. У пациента этого нет. Если рак, то в начальной стадии, а это благоприятный прогноз. Оперировать необходимо. Алексеев, выглядит неважно, измучен болезнью. Мочится исключительно через катетер. И как он терпит?! Алексеев застегивает шаровары.
– Нужно удалять железу, Михаил Васильевич! Ждать более нельзя.
– Возьметесь?
Испытующе смотрит на меня. Делаю уверенное лицо – нельзя показать сомнение.
– Возьмусь.
– Приходилось делать такие операции?
– Неоднократно.
– Заграница, – бормочет он. – И здесь нас обскакали. Как долго идет выздоровление?
– Дня через три начнете вставать. Через десять вернетесь на службу.
– Так быстро?
– Операция несложная.
– Мне говорили другое. Что ж, согласен. Когда приступим?
– Через два дня. Нужно подготовиться.
– Договорились!
Прощаемся. В коридоре Бубеннов останавливает меня.
– Не подведите меня, голубчик! Валериан Витольдович, сейчас все зависит от вас!
Сколько раз это слышал! Разный люд приезжал к нам в госпиталь, заносило и важных чинов. Их окружение считало своим долгом накачать врача перед операцией. Пусть, дескать, проникнется. Эти идиоты всерьез считали, что так будет лучше. В ответ я предлагал поискать другого хирурга. Обычно отставали, хотя начальник госпиталя злился.
– Трудно промолчать? – выговаривал мне. – Это сволочь злопамятна. Третий раз заворачивают твое представление на должность. Давно был бы моим заместителем и подполковником. Язык у тебя как рашпиль!
Характер и того хуже. Не умею я лебезить перед начальством. Да и зачем? Я из тех, кого называют «работяжка». В высокие кабинеты не рвусь. Чем ниже в должности, тем больше свободы, хотя многие считают иначе. Для меня главное хорошо делать свою работу, и это удавалось. На операции в наш госпиталь приезжали издалека.
– Не волнуйтесь, Леонтий Иванович! Все будет хорошо.
– Завидую вашей уверенности, хотя слышать это приятно. Что потребуется от меня?
– Для начала – оборудование. Кое-что придется сделать…
Посещением главнокомандующего сюрпризы не закончились. В госпиталь я вернулся на извозчике. Автомобиль забрал Бубеннов – умчался заказывать оборудование. Пообещал, что сделают его в оружейной мастерской – чертежами я его снабдил. Пусть шуршит! Гинекологическое кресло – это не совсем то, что нужно при операции на простате. Глядишь – и в практику войдет. Покойный отец рассказывал, как мучились люди с аденомой в его время. Это страшно, когда человек не может нормально помочиться. Переполненный пузырь давит на внутренние органы, вызывая страшную боль. Спасает катетер, введенный в мочеиспускательный канал. Представьте, что вам засовывают его туда по нескольку раз в день! Для этого нужно жить в больнице или иметь личную медсестру. Не у каждого есть такая возможность, о дискомфорте помолчу. Помогала операция, но она была тяжелой. Путь к железе через мочевой пузырь давал большую летальность. Врачи искали методы. Для начала за границей додумались удалять простату через мочеиспускательный канал с помощью специального зонда-ножа. Ее назвали «операцией Де Голля». По слухам, прославленный генерал был в числе первых, к кому ее применили. Счас! Ни один врач в здравом рассудке не станет оперировать президента страны, используя непроверенный метод. Де Голь просто оказался самым известным пациентом. Методика развивалась, появились лазеры. В моем времени аденомэктомия – рядовая операция, удаление аппендицита, порой, сложнее. Но здесь по-другому.
Завершился второй день конференции. Попрощавшись с коллегами, я вышел за ворота. Стоял теплый летний день. Отказавшись от извозчика, я пошел к гостинице. Там у меня номер – сняли по моей просьбе. В переполненном городе это не просто, но Бурденко хирург-консультант фронта, здесь это величина. Можно было остановиться у Леопольда, но я не захотел. Это Карлович ему друг, а я никто. К тому же врач любопытен. Начнет выспрашивать про Германию, сразу проколюсь. И без того косяков набросал – не собрать.
На улице было оживленно. Спешили по делам прохожие, гуляли няньки с детьми, что узнавалось по одежде – куда более скромной, чем у воспитанников. Катили по булыжной мостовой коляски – кабриолеты или ландо. Не разбираюсь я в этом. В том мире у меня был автомобиль хэтчбек – так звали этот тип кузова. Мне он нравился…
– Валериан Витольдович?..
Девичий голосок. Это кто? Оборачиваюсь. Меня догнала открытая коляска, запряженная парой лошадей. На сиденье – барышня. Кремовое платье в кружевах, такого же цвета шляпка с большими полями, прихваченная лентой под подбородком. Из-под полей на меня смотрели глаза – большие, черные под ресницами-опахалами. Знакомые глаза…
– Здравия желаю, Елизавета Давидовна!
– И вам доброго вечера! – улыбается девушка. Хм! А зубки у нее – мечта стоматолога. Не в смысле выдрать и заменить, а для рекламы кабинета. И остальное хоть куда. Нежный подбородок, тонкие черты лица… Есть в юных семитках какое-то особое очарование. С возрастом оно проходит, но сейчас – смерть мужчинам. Той ночью я ее толком не рассмотрел – не до того было, а вот сейчас дошло.
– Ехала мимо, смотрю, вроде вы идете, – продолжила Полякова. – Случайно получилось.
Так я и поверил! Дочка местного олигарха случайно катается у военного госпиталя. Самое место для прогулок.
– Решилась окликнуть. Я вас не фраппировала[2]?
– Как можно, Елизавета Давидовна? Рад вас видеть.
– Я вас тоже. Не составите компанию?
– С удовольствием.
Забираюсь в коляску.
– Трогай, Фрол!
Ага, это мой крестник. Оправился, значит. Как его голова? Под фуражкой не видно. Здесь все ходят в головных уборах, даже летом. Женщины носят шляпки или платки – в зависимости от положения в обществе. Кучер щелкает кнутом. Лошадки повлекли повозку по мостовой.
– Прочла в газетах, что вы приехали в Минск на какую-то конференцию, где выступили с докладом, – продолжила Полякова.
Теперь понятно. Узнала и решила навестить. Но прямо сказать это нельзя – неприлично. Нравы здесь патриархальные.
– Меня пригласили.
Полякова укоризненно смотрит на меня. В глазах невысказанный вопрос: «Мы, ведь, тоже приглашали?» Пожимаю плечами. Лицо Поляковой грустнеет, но очарования не теряет. В ее возрасте это невозможно.
– Останови, Фрол! Мы погуляем.
Понятно: не хочет говорить при кучере. Коляска замирает у входа в сквер. Деревянная ограда из реек, тенистые деревья. Соскакиваю на мостовую и протягиваю Поляковой руку. Она у меня в перчатке. Я в парадном мундире с орденами – все же Минск приехал. А ордена снимать здесь запрещено: наградили, так носи!
