Итак, примерно через полчаса после того, как Степа и Славик-байкер вошли в дом Вадима Силантьевича, а минут через десять и вышли, тот же Степа, уже один, вез от своего двора тачку, нагруженную скошенной подсохшей травой. Нагружена она была с большим верхом, поскольку, помимо травы со своего двора, Степа забрал и траву, давно лежавшую вдоль забора во дворе Фединой тетушки. И все равно не очень-то было понятно, почему везет, а вернее толкает эту тачку рослый и крепкий Степа с немалым усилием.

Рядом, усиленно виляя хвостом, трусила Тося. Но вела она себя не жизнерадостно, как обычно, а скорее взволнованно и даже обеспокоенно. Трусила, тонко поскуливая, вывернув свою огромную морду к тачке и, можно сказать, проявляя к сухой траве непонятный повышенный интерес. И даже раза два пыталась лапой ее разрыть, чего Степан ей не позволил.

Между тем очень быстро темнело, а ночь оказалась безлунной – то ли луна еще не взошла, то ли уж очень надежно была закрыта какой-то плотной тучей, то ли вообще было новолуние.

Точно мы этого сказать не можем, поскольку наши герои были целиком поглощены делами земными и на небо ни разу даже и не взглянули. Мы же можем только засвидетельствовать, что Степа с тачкой и Тосей въехал во двор Рыболовлева и был им встречен у калитки. Что Степа там делал в течение получаса – покрыто в прямом смысле слова мраком неизвестности. Выехал он со двора учителя через полчаса – с пустой тачкой и без Тоси. Зачем понадобилась учителю истории, ни козы, ни коровы не державшему, целая тачка сена – этого мы знать не знаем и ведать не ведаем.

А где же были в это время Славик-байкер и Скин? Вот это нам как раз очень хорошо известно. Все это время в ночной тьме они оставались сначала во дворе, а затем в доме тетки Феди Репина. Потом они покинули этот дом и отправились ночевать, как Степа успел договориться, в соседний – к Игнату Кубареву. У них с прабабой места в доме было много.

Ночь обещала быть душной, но полное отсутствие комаров давало возможность всем желающим спать с открытым окном.

В доме, где жила в эти дни Женя Осинкина, в ее комнате некоторое время горела настольная лампа. Потом лампа потухла. И дом погрузился во тьму.

Тогда все-таки выплыла над горами луна. И осветила настежь открытое окно Жениной комнаты и даже постель у окна с лежащей фигурой, закутанной в одеяло в белом пододеяльнике.

Прошло еще полтора часа. Луна продолжала сиять, высвечивая каждый камешек на дороге. А у забора под деревом появились две тени, укрытые от лунного света листвой.

Луна между тем медленно-медленно стала закрываться облаком и постепенно затянулась совсем. Двор и тени у забора погрузились во тьму. И только чей-то очень острый и к тому же тренированный слух мог услышать, как передернули затвор бесшумного автомата.

Но те, кто легко могли бы идентифицировать этот звук, сейчас были еще примерно километрах в ста от Эликманара.

Шамиль Шульгин был на Алтае первый раз. Горы заставили дрогнуть в его душе какую-то невидимую – опять генетика! – струну. А когда забурлила справа, далеко внизу горная река, зеленоводная Катунь, у него и вовсе возникло приподнятое настроение.

Пассажиры же его были скорее мрачно-сосредоточены. Двое по крайней мере – Ножев и Веселаго – ясно понимали, что именно может их ждать там, куда они так торопятся. На их решимость двигаться в том же направлении это понимание, однако, никак не влияло.

«Да… Запросто можно словить свинец», – думал Сева Веселаго, но мыслями такими ни с кем не делился.

«Что-то детей больно много для такого дела, – думал Ножев, поглядывая на Тома, клевавшего носом на переднем сиденье. – Там девочка, и здесь два пацана… Шальная пуля, и – мама, не горюй!».

Начинало светать. Невидимое солнце медленно всходило за горами, и повсюду еще лежали ночные тени.

За полчаса до этого в полной тьме у вышеописанного дома в Эликманаре две тени переговаривались между собой:

– Что, без контрольного уедем? Это не дело.

– Какой контрольный? Пять пуль всадил – от головы до пояса. Ты ж слышал – даже не ойкнула. В окно я не полезу. Неизвестно, что там. И наследим. Я вообще удивляюсь, почему собаку не слышно. Небось, бросили ее по дороге. Они ж не из Москвы ее везли. Как подобрали, так, наверно, и бросили.

– Как хочешь, только я без контрольного не уеду. Нельзя рисковать. Голова одна. Эти шутить не будут. Мне их четко нарисовали.

– Давай до утра, раз так, дождемся! И ясно станет. Кто-то найдет ее…

– До утра-а?.. Шутки шутишь? Чтоб под самую облаву попасть?

– Какая облава, Сявый? Ты тут хоть одного мента видел?

– Как труп обнаружат – сразу увидишь. И не одного.

Машина Шамиля подходила к Эликманару.

Шамиль настолько хорошо изучил карту, что ехал, не замедляя хода, – Соузга, Манжерок, Усть-Муны… От Усть-Семы он, не сбрасывая скорости, вильнул влево – на Чемал, прямо как к себе домой.

Въехали в Эликманар. Проехали, как объясняла Женя Тому, отделение детского туберкулезного санатория. Второй переулок направо был ее. В двух шагах шумела Катунь. Но пассажирам Шамиля было не до красот природы. И как только повернули – в предрассветных сумерках увидели следующее.

Двое невысоких и явно хорошо накачанных мужчин садились в черную «Тойоту-Лексус», заметно спеша. Один, наголо бритый, сел за руль. Другой, с косицей черных волос на затылке, занес уже ногу в кабину, как вдруг произошло неожиданное – в считаные секунды, прежде, чем Том смог осознать, что перед ними – именно та самая машина.

Какой-то огромный зверь с дыбом торчащей на загривке шерстью, перемахнув через забор далеко стоящего дома, громадными скачками пересек переулок и с рычаньем бросился на плечи человека с косицей на затылке. Отдирая зверя от себя, тот закричал отчаянно:

– Сявый, стреляй!

«Стреляй?! – ухнуло в голове Тома. – Они?!»

Водитель «Тойоты-Лексус» стрелять не стал, а, дотянувшись через сиденье, что есть силы ударил зверя монтировкой по голове. Тот отпрянул, взвыв. Человек с косицей вскочил в кабину, захлопнул дверь, чуть не отхватив зверю лапу. «Тойота» рванула с места. А с той стороны улицы уже бежала Женя с криком:

– Тося! Назад!

И тут же, увидев уже отъехавшую далеко «Тойоту-Лексус», закричала Тому, стоявшему у машины Шамиля:

– Том! Это их машина! Тося их узнала!..

«Тойота» на скорости 140 км летела мимо поселков. Было так рано, что дети, к счастью, еще не появились на улицах.

– Помнишь, что нам до Усть-Семы? Там – налево, и на Чуйский тракт, в обратную сторону. И по главной, без всяких яких – до Монголии.

– Проснись. Нам через пятьдесят километров машину менять. Если все сработало и жигуль там стоит.

Некоторое время неслись молча. Оба были в мрачном состоянии. У каждого на лице отражалась какая-то тяжелая дума.

Вдруг тот, кто был за рулем, медленно проговорил:

– Слышь, Режиссер… А ты видел, что псину кто-то звал с той стороны улицы? Когда ты плюхнулся уже на сиденье, а я по газам ударил?

Тот ответил не сразу.

– Ну, видел краем глаза. Как и ты. Девка какая-то высокая.

– Какая-то? А с чего бы она чужую собаку, да еще такую злобную звала, а? Не знаешь?

– Слушай, Сявый, ты куда тянешь-то?

– Туда и тяну.

– Знаешь, Сявый, ты мне мистику тут не разводи. С моими пулями по улицам за собаками не бегают. Ни за чужими, ни за своими.

И опять замолчали. Машина неслась. Только мелкие камешки барабанили по днищу.

– Тогда еще спрошу. Ты ведь собаку-то узнал? Это она тогда тебя в лесу чуть на запчасти не порвала?

– Узнал… По повадке скорей, чем по виду.

– Так что, как видишь, – съязвил Сявый, – вовсе не брошена по дороге. А раз так – скажи, Режиссер, почему ж она в другом доме ночевала, не с хозяйкой? Не тот ведь это пес, чтоб хозяйку оставить.