Нить мрака в подсвеченной темноте городской ночи проскользнула в канализацию, потом по трубе поднялась вверх, к покоям на вершине одной из башен…
Аргаррон улыбнулся, когда его заклинание в форме руки, словно гигантская кобра, поднялось над ложем, где лежал Избранник, а в его объятиях сладко дремала ворожея Лия. Архидемон опустил свою руку, и заклинание обрушилось на спящих.
Ростислав, отдыхающий перед ответственным днем, проснулся от холода и не сразу понял, где он. Кругом клубилась черная мгла, а Лия дрожала от холода, сжавшись в комочек. Ростислав, произнеся короткое заклинание, посмотрел на потоки магии волшебным, истинным, как это называли квостры, зрением. В следующий миг он испуганно вскрикнул и затряс ворожею за плечо.
— Проснись, Лия! — закричал он. — Проснись!
Девушка открыла глаза, после чего тут же с криком вскочила. У нее, как у волшебницы Света, магия Аргаррона, казалось пронзала самую душу. Вокруг кружились нити магии Тьмы, непонятно как проникшие в самое сердце Радужного Города, а среди этой круговерти вырисовывались контуры страшной когтистой руки, тянущейся к влюбленным.
Ростислав от ужаса позабыл всё на свете заклинания, а дотянуться до меча Огнекрылого не было никакой возможности — тот остался в соседней комнате висеть на стене. Мирлас тоже был в отдельной комнате, которую делил с Грэгом, заявившим, что он может разделить комнату с лотофагом, так как не нуждается в уединении по ночам. К тому же вряд ли он мог чем-то помочь против самого Аргаррона. В том, что это дело рук Аргаррона, Избранник не сомневался, но эти мысли были у него где-то на заднем плане.
Ворожея случайно дотронулась до потока Тьмы и, ахнув, потеряла сознание, а на ее лицо нахлынула мертвенная бледность. Узор Тьмы дернулся, как от боли, и Ростислава это словно отрезвило. Он протянул вперед руки и начал говорить заклинание, направленное как раз для противодействия чарам Тьмы. Заклинание это не было еще достаточно отработано Ростиславом, не было закреплено практическими упражнениями, но другого выхода он не нашел.
В узоре Тьмы раздался хор голосов, сбивающий сосредоточение Ростислава. Тот не хотел прислушиваться, но хор замогильных голосов вкручивался в мозг, словно мерзкое, грязное и тупое сверло. Заклинание сбилось, и вместо сокрушающего потока света с рук юноши сорвались жалкие искорки, которые даже не сплелись в нити.
А слова продолжали звучать, приобретая смысл:
Умри внутри,
Навек без слез.
Сотри, сорви
Цветы из грез.
Убей скорей,
На части боль
Порви, разбей
На счастье роль.
Ростислав замотал головой, схватившись за виски. Он понимал, что это эмоционально-псионическая атака, что надо бороться, но слова, вдавливаемые в сознание, навевали такую тоску, что не хотелось даже двигаться, не то что с чем-то бороться.
Слова продолжали звучать, скручивая сознание путами страха и отчаяния:
Усни, уйди.
В себя, во мрак.
Во сне найди
Ничто, никак.
Замкни, закрой
Души замок.
Забудь, зарой
Всё, что не смог.
Забей, запри
Вовне окно.
Молчи, смотри
Пусть всё равно…
— Хватит! — заорал Ростислав, вскакивая. — Не надо!!!
По его щекам покатились слезы. Юноша разревелся, как обиженный маленький ребенок, хотя умом продолжал понимать, что это всё чары Аргаррона, что нет никакой беды, способной вселить в сердце такую тоску или вызвать совершенно непотребную истерику.
Но чувства, увлекаемые чужой магией, отказывались внимать доводам разума, и Избранник становился всё более беспомощным и безразличным. Явись сейчас в комнату гарры и начни его вязать — Ростислав не сопротивлялся бы. Ему было бы попросту всё равно.
Аргаррон на другом конце протянувшегося через половину Каенора заклинания, расхохотался и сомкнул контур заклинания на Лии. В комнате Избранника всё смешалось в круговороте мрака, и для Ростислава мир перестал существовать. Лия вскрикнула где-то сбоку, но ее голос резко оборвался, словно ворожее заткнули рот. Ростислав рванулся было на голос любимой, но вяло, и, даже не сделав и пары шагов, рухнул на пол и беспомощно разрыдался…
Архидемон резко дернул рукой на себя, ощущая в ладони что-то теплое и живое. Его заклинание резко прекратилось, а в комнате Избранника уже не было прекрасной ворожеи.
Лия, закрывшись руками и крыльями, тихо плакала на полу заклинательного покоя Аргаррона. Архидемон быстро принял облик крылатого человека в черном костюме и подошел к ворожее.
— Добро пожаловать, — сказал он, положив холеную руку на закрытое ночной рубашкой плечо девушки.
Та вздрогнула и, перестав плакать, подняла взгляд.
— Аргаррон! — воскликнула она и отшатнулась.
— Он самый. — Архидемон усмехнулся. — А ты ожидала увидеть своего возлюбленного Ростика?
Ворожея не ответила, но между ее ладоней сформировался шар золотистого огня. На лице Аргаррона заиграла снисходительная ухмылка.
— Ну, брось, — сказал он. — Меня это, в крайнем случае, только разозлит.
— Что тебе надо от меня?
— Сущий пустяк. Твоя жизнь, кровь, душа и всё остальное. — Улыбка Аргаррона стала шире, когда он заметил, как по вроде бы бесстрастному лицу девушки пробежала тень страха. — А также всё то же самое от твоего Избранника.
— Никогда, пока жив хоть один квостр! — слегка театрально воскликнула девушка.
— За этим дело не станет. — Аргаррон позволил себе рассмеяться. — На другое я просто не смел надеяться.
Он шагнул вперед и резко ударил Лию по лицу. Девушка ахнула и отлетела на пару метров, выронив огненный шар, который улетел под потолок и там взорвался, распугав и поджарив пару десятков местного аналога летучих мышей. Ворожея поднялась на ноги. На ее скуле был свежий кровоподтек, но глаза смотрели без страха и слез.
— Какая доблесть — могучий Аргаррон учиняет кулачные бои с девушкой, — презрительно бросила она, после чего протянула руки, с которых сорвался поток яркого белого света.
Аргаррон гневно заревел, когда свет опалил его одежду и лицо. Он взмахнул рукой, блокируя чары девушки, и свет сразу же потух. Вне своего квода ворожея не представляла для архидемона опасности, да, впрочем, и с тремя-четырьмя кводами он бы справился, не особенно напрягаясь.