Спартак разрушил его жизнь, потому что был не властен над своим гневом.

А теперь?

Что сделает Спартак, когда узнает о том, что я вышла за Андрея? И дело не во мне, не в том, что я шесть лет принадлежу этому человеку… Наверняка Спартака раздавит то, что Андрей воспитывал Алису. И что именно его она называет отцом.

Муж исчезает в дверях нашей спальни, а я захожу к дочери. Ночник на прикроватной тумбочке неплохо освещает и мордашку Тайсона, выглядывающего из-под кровати, и испуганные глаза Алисы. Она натянула одеяла до самого носа и теперь не хочет вылезать.

— Лисёнок, Тайсону сюда нельзя, ты же знаешь, — присев на край её кроватки, медленно тяну за одеяло, но Алиса не отпускает. — Всё в порядке, я не буду тебя ругать, — уговариваю дочку. — Просто больше так не делай, ладно?

— Я напугалась потому, что вы с папой очень громко спорили, — наконец открывает лицо Алиса, спуская одеяло под подбородок.

Спорили… Дочка всегда это так называет. Мы редко с Андреем «спорим» на самом деле. В основном наши конфликты проходят в стенах спальни, после чего он всегда уходит, громко хлопнув дверью. А теперь вот напугали Алису своими криками.

— Папа просто не хочет, чтобы Тайсон был в доме. Он уличный пёс, Лисёнок.

— Он совсем не уличный, — упрямится дочка. — Он там замёрзнет.

Тяжело вздохнув, ложусь с ней рядом и обнимаю.

— Чтобы он не мёрз, мы что-нибудь придумаем, ладно?

Алиса поворачивается ко мне лицом и, раскутавшись, обвивает тоненькие ручки вокруг моей талии.

— Папа — злой, — тихо говорит дочка, уткнувшись носом в ворот моего халата.

Я молчу… На этот раз я молчу, а раньше всегда оправдывала поступки Андрея в её глазах. Но сейчас у меня нет для него оправдания. Собака ему, видите ли, помешала. Собака Спартака.

— Почему тот дядя играет со мной, а папа нет? — робко спрашивает Алиса.

И разрывает моё сердце на части своим вопросом.

— Тот дядя… он…

На языке так и вертится «папа». «Твой папа».

— Он хороший, — Алиса сама находит ответ.

Я вновь тяжело вздыхаю.

— Наверное, да, хороший.

Спартак не был хорошим шесть лет назад. А сейчас, глядя на то, как он относится к нашей дочери… Да, можно сказать, что он хороший. Мне хочется так думать.

— Спи, Лисёнок, — тихо шепчу я, поглаживая её по волосам.

— Ты полежишь со мной?

— Конечно…

Алиса покрепче меня обнимает, и уже через минуту её дыхание становится размеренным, а объятия слабеют.

Дочка засыпает, но я не ухожу, вновь и вновь проводя ладонью по её головке и плечам. Радость моя! Самая большая и важная в жизни радость.

За спиной раздаётся какой-то шорох. Повернув голову, замечаю глазки-пуговки морской свинки. Клубничка заинтересованно смотрит на нас с Алисой из своей клетки. Даже она будто понимает, что назревает что-то ужасное.

Появление Спартака в наших жизнях вызовет бурю, смерч. Всё то, что считалось нормальным, обыденным, взлетит в воздух и перевернётся с ног на голову.

Наверное, я готова к этому…

Осторожно выбираюсь из объятий дочери, укутываю её одеялом и нежно целую в обе щёчки. Встав с кровати, подзываю притихшего Тайсона, дважды похлопав себе по ноге.

Вообще-то, пёс очень воспитанный, и наверняка залаял просто от радости, что Алиса привела его в комнату.

Тайсон выползает из-под кровати. Его хвост того гляди оторвётся, так сильно он им виляет. А ещё он почти подпрыгивает на месте.

— Тише-тише, — пытаюсь его успокоить. Наклонившись, обнимаю за шею и чмокаю во влажный нос. — Пойдём, дружище, — направляюсь к двери, и он плетётся за мной.

Когда проходим по коридору, подмечаю, что дверь в нашу с Андреем спальню закрыта. Хочется верить, что он уже уснул, потому что у него же завтра «чертовски сложный день».

Сразу вспоминаю и про отпуск, и про неоконченный разговор с мужем. Никуда я с ним не поеду! А на банкете прямо откажусь от подарка свекрови. Или мы с Алисой совсем уйдём из их жизней. Точнее, сбежим, потому что просто уйти вряд ли получится…

Мы с Тайсоном спускаемся вниз по лестнице. Пёс намеревается сразу ретироваться к двери, но я его подзываю, символично чмокнув губами.

— Пойдём, я дам тебе что-нибудь вкусненькое, — поманив Тайсона рукой, прохожу в кухню.

Довольный, он залетает следом и, опережая меня, устремляется к холодильнику. Я припасла для него две котлетки, оставшиеся от ужина.

Вручив сразу обе, тереблю по золотистой шёрстке, а потом вдруг слышу негромкий голос мужа. Сначала напрягаюсь, потому что не готова к новой стычке. Ведь я всё ещё не выгнала Тайсона во двор. Но потом понимаю, что он говорит не со мной. Да и голос его звучит издалека.

Разговор по телефону? Так поздно?

Хотя это не моё дело!

Проглотив котлеты, Тайсон сам выбегает из кухни. Я тороплюсь за ним и успеваю увидеть, как он ловко открывает входную дверь, а потом исчезает во мраке улицы.

Я закрываю дверь и намереваюсь отправиться спать, напрочь отгораживаясь от того, что голос Андрея звучит всё громче, а тон становится злее.

Муж с кем-то говорит по телефону из своего кабинета — теперь я в этом уверена.

Практически неосознанно приближаюсь к кабинету, одновременно уговаривая себя уйти. Не совать нос не в своё дело. И почти успеваю уйти… как вдруг отчётливо слышу имя, выплюнутое ртом Андрея.

Спартак…

— Спартак уже давно не в форме, — говорит Андрей насмешливо. — Невозможно сохранить форму после шести лет тюрьмы. Да он наверняка сломан после стольких лет в одиночке.

Я ошеломлённо охаю и тут же прикрываю рот рукой.

Да за что его в одиночку посадили? Он же никого не убил, слава Богу! Не закоренелый преступник…

— Он уже давно не чемпион, а лишь история! — продолжает Андрей злорадствовать. Но потом его голос слабеет и звучит почти жалобно: — Я не хочу, чтобы она пострадала. Так ли нужно всё это?

Воцаряется тишина. Лишь только еле слышные шаги мужа говорят мне о том, что он выхаживает по кабинету и слушает… Слушает неизвестного мне собеседника, который говорит с ним о Спартаке и о том, что кто-то должен пострадать. Возможно, это я.

— Да, хорошо, — наконец произносит Андрей, как мне кажется, безжизненным голосом. — Раз другого выхода нет, я всё сделаю.

Его шаги приближаются к двери слишком неожиданно. Я едва успеваю отпрыгнуть в сторону и шагнуть на вторую ступеньку лестницы.

— Тася? Что ты здесь делаешь? — голос Андрея звучит взволнованно.

Оборачиваюсь. Медленно. С максимальной расслабленностью, на которое способно сейчас моё напряжённое тело.

— Отвела Тайсона на улицу! — всплеснув руками, старательно изображаю раздражение.

Муж замирает на пороге кабинета и тут же убирает телефон в карман брюк, которые успел напялить.

— Ааа… Хорошо. Собака должна быть на улице, Тась, — говорит он вполне миролюбиво. — И дело даже не в том, что это собака Спартака. Просто я старой закалки… и не понимаю всей этой ненормальной любви к животным. Может, нам Тайсона в свою постель позвать, раз ты его так любишь?

Не понимаю… То ли он пытается пошутить, то ли кольнуть побольнее. В любом случае я не реагирую на его выпад и собираюсь уйти. Андрей, кажется, угадывает мои намерения и примирительно выставляет руки перед собой.

— Подожди… Я уже остыл. Наговорил тебе столько, что и самому некомфортно.

Смотрит на меня с искренним сожалением.

О чём он сожалеет, чёрт возьми?

О том, что напугал Алису? Выгнал собаку? Или о том, что ещё только собирается сделать?

— Ты с кем-то говорил?.. По телефону… — откинув все его слова, пытаюсь аккуратно узнать об этом его позднем телефонном разговоре.

— Да… по работе.

Мне кажется, что Андрей снова начинает нервничать. Запирает дверь кабинета на ключ и приближается ко мне. Сжимает моё запястье, подносит к своим губам и целует тыльную сторону ладони. Втягивает носом воздух, вдыхая запах моей кожи, и шепчет:

— Ты так приятно пахнешь, Тася… И очень красивая в этой сорочке…