Как всегда, Девина выглядела отлично, словно новенькая стодолларовая купюра, все собрано воедино в наряде, который не оставлял простора для воображения: этой ночью ее роскошные формы были обтянуты в ярко-красное.

— Ты знаешь, для чего я здесь, — сказала она.

— Больше некуда податься, да? Печально.

— Наше соглашение, Херон. — Сейчас она улыбнулась. И подошла к нему, покачивая бедрами так, будто была готова к жесткой скачке. — Я выполнила свою часть сделки. Вопреки тому, что ты думаешь обо мне, я назвала душу… и не солгала. И значит, сейчас ты пойдешь со мной.

Джим позволил ей вальяжно пройтись. Подарил ей недолгое мгновение чувства удовлетворенности.

И когда она оказалась прямо перед ним, он позволил ей протянуть руку и обхватить его между ног.

Но когда она открыла рот, он прервал ее. — Это сделал я.

Она засмеялась, приятный звук предполагал, что в ее мыслях они уже трахались.

— Уверена, согласно человеческой брачной традиции, ты должен ответить «клянусь». Это ты хотел сказать, моя любовь?

Он демонстративным жестом убрал ее руку.

— Я солгал, Девина. — Он наклонился прямо к ее уху. — Выдумал. Исказил. Подделал. Ты знаешь об этом всееее, не так ли? Так, каково это, оказаться по другую сторону, сука?

Когда он отступил назад, смятение на ее лице должно было быть зафиксировано в книгах по истории. Если бы только у него был фотоаппарат…

— Мне нарисовать картинку? — пробормотал он.

Внезапно, выражение на ее лице сменилось, черты потемнели, отражая жестокость.

— Намерение не важно, — сказала она низким тоном. — Ты выразился очень ясно.

— О, думаю, ты найдешь, что намерение — это все. Ты не можешь забрать то, что не принадлежит тебе, и я ни в чем не клялся… лишь заставил тебя так думать.

— Ты… ублюдок, — выплюнула она.

— В любви и на войне все средства хороши. И не притворяйся, что не ты писала эту схему игры.

Замахнувшись, она ударила его по лицу. — Не забывай свое место.

Джим засмеялся ей в лицо.

— Ни на минуту. — А потом он стал серьезным. — Но Девина, мы должны прояснить кое-что… если ты вернешься и натворишь гадостей… кому угодно… я позабочусь, чтобы ты никогда не получила меня снова.

— Теперь я знаю, что ты не держишь обещания.

— Это клятва. — Он постучал по груди, а потом коснулся пальцем между ее грудей. — От меня… тебе. Ты причинишь кому-нибудь вред, и я больше никогда не трахну тебя.

На долю секунды ее маска соскользнула, обнажая выражение монстра с гниющей кожей и выпирающими костями.

Джим склонил голову. — Знаешь, демон, гнев тебе к лицу. От и до.

Последовал долгий момент напряженного молчания, и потом она овладела собой, фальшивая красота прикрыла зло под маской.

— Я больше никогда не поверю тебе, — объявила Девина.

— Звучит неплохо. — Он поднял руку и помахал. — Прощай, Девина.

— Это еще не конец.

— Весьма предсказуемо. Именно этого я и жду от тебя.

Он понимал, что испытывает удачу, но, на волне победы очередного раунда, ему было плевать.

Однако Девина, очевидно, закончила игры. Она опустила подбородок и посмотрела на него из-под бровей идеальной формы.

— До скорого, Херон.

И на этом она исчезла, испарилась.

После, Джим достал сигарету из пачки и прикурил. Выдохнув, он снова рассмеялся, наслаждаясь кайфом во всем теле. Будто он только что занялся сексом… хорошим сексом.

Повернувшись к гаражу, он поднялся по лестнице, решив показаться Эдриану перед тем, как он отправится…

Выдохнув дым, он нахмурился, гадая, не мерещится ли ему. Но нет. Радио, которого у него не было, снова играло…

Капелла на песню Train[141] «Calling All Angels».

Что за чертовщина?

Быстро взбежав по лестнице, он сжал губами сигарету и толкнул дверь…

Сидя на полу, спиной к тесному пространству перед входом, Эдриан положил голову на руки. С тихой и идеальной высотой голоса, он пел медленно, красиво… будто родился для микрофона.

— Я думал, ты не умеешь петь, — сказал Джим.

Эдриан не поднял головы, но остановился и пожал плечами.

— Я пел так погано, чтобы позлить его. Тебя, кстати, тоже.

Джим выдохнул ровную струю дыма. — У тебя отличный голос.

Забавно, что Эд предпочитал фальшивить и раздражать.

— Ты будешь в порядке, если я займусь небольшим делом? — сказал он ангелу, не дождавшись ответа.

— Да. Мы в порядке. Я просто посижу с ним.

Джим кивнул, несмотря на отсутствие зрительного контакта.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Не-а. Мы в норме.

Смотря на массивную фигуру ангела… свернувшиеся огромные ноги, мощные руки, свободно отдыхающие на коленях… Джим был более чем готов для следующего раунда: этой ночью Эдриан, казалось, снова ненадолго ожил, был полон энергии, заинтересован. Эта решительная неподвижность, с другой стороны, больше напоминала натуру Эдди.

— Я вернусь.

— Можешь не торопиться.

Разделение было нежелательно, но Джим должен выполнить задуманное. Некоторые вещи можно выбирать… другие же были вопросом необходимости, если у тебя есть хоть капля чести.

Отвернувшись, он вышел так же, как заходил, тихо закрыв за собой дверь. Прежде чем уйти, он положил ладонь на стену гаража и смежил веки.

Хорошо сконцентрировавшись, он призвал воспоминание Эдриана и Эдди в их гостиничной комнате, в «Мариотте»[142], когда они спорили друг с другом и обменивались критикой. Он представил, как они делают это снова, увидел красные глаза Эдди, которые дают отпор театральным закидонам Эдриана, пока другой ангел в запале вскидывает руки.

В видении, созданном в его сознании, они снова были вместе.

Целыми и невредимыми.

Оба были живы.

Когда Джим поднял веки, все здание было охвачено слабым сиянием, фосфоресцентная иллюминация не отбрасывала теней, но была мощнее, чем освещение стадиона.

Он убрал руку, и с неба начали падать первые снежинки… что стало намеком к его исчезновению в холодном воздухе.

Прежде чем Век, наконец, смог повидаться с Рэйли, прошло два с половиной часа с момента его появления в Святом Франциске… два с половиной гребаных часа.

Но, с другой стороны, когда Де ла Круз остановился у ближайшего к отделению скорой помощи входа, чтобы высадить его, Век открыл дверь авто и обнаружил, что не может стоять на ногах.

Проблема исчерпаемости энергии.

Поэтому, вместо того, чтобы пройти через крутящиеся двери в стационарное отделение и направиться к палате Рэйли… номер которой он узнал благодаря справочной службе больницы… он сам оказался в неотложке. Где, разумеется, они не предоставили ему ни крупицы информации о Рэйли или ее состоянии.

Гребаные правила «HIPAA»[143].

И, блин, они окружили его со всех сторон.

После того, как его проткнули, прокололи и подвергли рентгену, врачи попытались втолковать, что он нуждается в капельнице, но Век категорически отказался и заявил им, что уходит. Компромисса ради они обмотали бинтами «Эйс» его бедро, которое стало болеть только сильнее, натянули очередную повязку мумии на другую лодыжку, и велели ехать домой и ожидать ухудшения состояния на следующий день.

Спасибо, добрый доктор.

Однако трость пригодилась. И когда лифт пропищал, и Век шагнул на седьмой этаж стационара, он использовал палку для того, чтобы вытащить свою жалкую задницу в коридор.

Он посмотрел в обоих направлениях. Понятия не имел, куда идти.

Век наугад выбрал право, решив, что рано или поздно наткнется на кого-нибудь из персонала, карту или искомую палату.

Хромая по коридору, он опустил взгляд на свою одежду. Грязная. Потная. Разорванная. Адский наряд, но он едва ли станет тратить время на поездку домой, чтобы снова переодеться.