Некромант бы заплакал, если бы мог. Он почти не знал Паука, но тот умер, защищая неопытного собрата по ордену. И умер напрасно.

— Нет. Он умер не зря. — знакомый, властный голос вырвал его из размышлений. — Он привёл тебя ко мне. Дабы ты мог спасти тех, кто ещё жив.

Впереди, тропа обрывалась. И там, окруженный грозовыми тучами, на широком троне из мутного, серого кварца сидел Он. Его аура ослепляла, закрывая от взора всё вокруг, заливая бледным светом само сознание паладина.

Дариус приблизился, сам того не заметив. Он ощущал себя крошечной, ничтожной букашкой в Его тени, но преисполненной уверенностью и чувством защищенности.

— Моё имя — Император. — Он медленно поднялся с трона, некроманту на мгновение показалось, что он ослеп, но затем всё прояснилось.

Высокая фигура, окутанная в серую мантию, возвышалась над ним. Его полую грудь опоясывал широкий кожаный пояс. На нём, словно охотничьи трофеи, висели четыре странных маски. Среди них Дариус узнал грозный рогатый шлем Мастера с сапфировым ромбом, и утонченный головной убор госпожи Флинки, украшенный массивным овальным топазом. Длинные, крючковатые пальцы сжимали рукоять деревянного посоха с навершием в виде узкого, молодого месяца. Левую руку овивал серебряный змей с головой летучей мыши, холодными черными глазами измерявший гостя. Некромант поднял взгляд, к безликой голове, над которой парил железный нимб. Казалось, само солнце кружило за Его спиной. А на плече Его, укрытом тяжелым бронзовым наплечьем, сидел черный, как ночь, нахохлившийся ворон с тремя парами змеиных глаз, встрепетнувшийся, пробуждаясь ото сна.

— Кто ты? — шепотом спросил Дариус.

— Я тот, над кем восходит луна, и садится солнце. — протянул Он. — Я рёв горных ветров, и холодный шепот морских глубин. Я сила, и пища, что служит каждому. Я то, что даёт жизнь, и то, что всё живое ожидает в конце. — крючковатый палец указал на некроманта. — Я тот, для кого твои повелители, это лишь верные слуги. — серый змей с мордой нетопыря скользнул по маскам лордов, взбираясь своему хозяину на свободное плечё. — «Иритилл»… Имя известное каждому смертному.

— Почему я здесь? Я же… умер.

— Да, ты погиб, паладин. Но твой путь ещё не окончен, ибо предназначение ждёт тебя впереди. — указательный палец упёрся в грудь некроманта. — Я… избрал тебя, дабы даровать вторую попытку.

— М… мне!? — испуганно залепетал Дариус. — Н… но! Я же… ведь… я даже не был настоящим паладином, за свою жизнь я не совершил… ничего! Да и что если… Я не хочу возвращаться?..

— Равновесие!.. — громыхнул голос императора, заставивший всё естество некроманта сжаться. — Под угрозой! Надвигается смута, с которой лорды могут не справится. Колесо эпох даёт оборот, и новый цикл сменит старый. Ты, фавн-паладин, адепт смерти, что даже коснувшись своей госпожи, сохранил чистоту души, ты отведал тёмный плод, благословение леса. Ты переродишься моим посланником, исполнителем моей воли и моими глазами в мире смертных. Это твой шанс исправить свою судьбу!

Мощный толчок в грудь заставил Дариуса пасть на колени. В его груди вспыхнула искра боли, в том месте, где его пронзило копьё. Из крошечного семечка она разрасталась в громадный огненный цветок.

— Это, мой тебе дар, паладин. Эта сила была принесена в ваш мир из-вне, и долгое время лишь одно существо в его границах обладало ею. Теперь… она твоя! Располагайся ею разумно.

Дариус увидел цветок. Серый, усохший, гадкий. Он взорвался в его глазах неестественной, всепоглощающей чернотой. — «Черное пламя. Пламя горящих душ.» — боль ослепила его, сознание и мысли исказились, свернулись в спираль. Жар тысяч лесных пожаров наполнял призрачное тело, пульсируя в венах жидким огнём. Казалось, лишь одним касанием он мог поджечь весь мир. В этом был его дар. Он был тем черным пламенем, что сжигало души. Сильнейшее оружие, перед которым преклонят колено даже боги, в ужасе быть выжженными с лица мира.

— Поспеши, паладин, у тебя мало времени. Помоги своим товарищам.

Дариус ощутил, как что-то потянуло его назад.

— Помоги им выстоять в смуте. — бросил Император, садясь обратно на трон, безликим взглядом провожая уходящего гостя. — Исполни мою волю…

Боль сковала его цепями. В полёте Дариус видел странные видения, чужие воспоминания, словно плод его воображения, волнения, мечты и мыли, принадлежащие кому-то из вне. Они всё быстрее проносились перед глазами, с каждым словом Императора, эхом отражаясь внутри невидимых границ его сознания. Великий Катаклизм, сковавший три мира воедино, божественное вмешательство, сопряжение. Хранители, надевшие маски и ставшие лордами, паладины и сотни лет войны. Вся история мира, что была стёрта жерновами веков, распахнулась перед перед ним открытой книгой. Вопросы, на которые смертные всего мира по сей день ищут ответ, и не найдут даже через тысячи лет. Он знал на них ответы, его мозг сам запоминал все детали до последней. Возможность заглянуть за край дозволенного пугала и завораживала. Он уже представлял в своих мыслях как поведает о них миру, но… Всё же он не видел всей правды. Что-то отгораживало его от неё. Видения меркли, гасли, когда он приближался к чему-то действительно важному, взгляд затуманивался, не давая увидеть истину. Зуд охватил его мысли, жажда узнать то, что было скрыто от его глаз. Зуд тысяч и тысяч маленьких мошек терзал его душу. Обида и негодование, потаённые секреты, что не позволено рассказать миру. Ему не дали взглянуть на них, не дали поведать о них. Император желал оставить свою паству в неведении.

Тьма окутала взор некроманта, все мысли и эмоции смело ветром, а охватившая его тело боль вспыхнула ярким заревом и погасла, оставив после себя лишь мертвецкий холод и тягостною, гложущую пустоту внутри. Он вновь ощутил вес собственных оледеневших конечностей. Мороз железными иглами вонзался в самую глубь его тела, превращая кожу в ледяную корку, заставляя кровь застыть в жилах, не давая замёрзшим лёгким втянуть в себя хотя бы толику воздуха. Пытка стала невыносимой. Лишь одно желание билось в голове, остававшегося в полусознании Дариуса:

«Тепла! Огня мне!!! Поднесите огонь!!! Пожалуйста! Кто-нибудь!!!» — он корчился, извиваясь ужом, вцепившись онемевшими пальцами в собственную глотку, не способный издать и звука. И тут, остекленевшие, полные безумия глаза увидели развеявший тьму тусклый, слабый огонёк догорающей в дали спички. Вокруг не осталось ничего. Весь мир некроманта сузился до этой единственной, крошечной точки света, в бесконечной пустоте.

Холод отступил, лишь на мгновение, но его хватило, что бы подчинить себе непослушные, норовящие порваться мышцы. Дрожащая рука потянулась к огоньку, бережно, словно опасаясь ненароком потушить его, спугнуть, как трусливого мотылька. За одним огоньком, во тьме вспыхнуло ещё несколько. Их свет и жар манил к себе, но сколь бы он не полз, пламя оставалось не досягаемым, как и мечта об избавлении от холода.

«Пламя… Жар костра!» — мысли чистого сознания вынырнули из пучины безумия, по крупице возвращая повреждённый рассудок их владельцу. — «Нужно идти к нему! Согреться возле огня!» — И словно мотылёк, порхая из стороны в сторону, он направился к свету сквозь обволакивающую тело тьму.

Белый, занеся для удара меч, шаг за шагом сокращал расстояние. Коготь презрительно осклабился, поднимаясь на ноги. Охваченные мерцанием ятаганы нарисовали в воздухе причудливый знак и застыли. Белый был уже совсем близко.

«Ну же, ещё немного…» — Атха замер на месте, прожигая противника вызывающим взглядом. Медленный вдох, постепенный выдох. Удар сердца, и белая фигура исчезла. Изумлённые глаза льва забегали по сторонам, он в одно мгновение перестал ощущать ауру твари. — «Чёрт подери!!!»

Время замедлилось, стало густым и вязким. Коготь успел отпрянуть в сторону, и пол, где он стоял долю мгновения назад, подобно цветочному бутону, раскрылся снопом костяных шипов. Удар сердца, и белый возникает рядом с Атхой. Паладин воззвал к Искре и хлестанул тварь плетью из сырой энергии. Белая тень вновь исчезла, испарилась. Удар Атхи лишь оплавил ещё уцелевшие плиты пола. И вот, тварь вновь возникает перед ним, занося для удара два костяных меча.