Медленно поднявшись с ним с колен, я осторожно положил Бруно на кровать.

Все это длилось не более десяти секунд. Казалось, несчастье было неминуемым, но, слава богу, все кончилось благополучно, и Бруно нисколько не пострадал.

— Мне очень жаль, синьора,— сказал я хриплым голосом.

— О, простите, это же была моя ошибка,— сказала сестра Флеминг.— Со мной это случилось впервые.

Глаза Бруно улыбнулись мне.

— Вам следовало быть осторожней, сестра,— сказал доктор Пирелли сердито.— Если бы не ловкость этого человека...

— Я же сказала вам, что он ловок,—вмешалась Лаура.

Она была белее снега. Только губы, как всегда, ярко алели.

Пошатываясь от волнения, я вышел на веранду и вытер пот со лба. Ноги у меня дрожали. Доктор Пирелли последовал за мной.

— Чуть было не произошло несчастье,— сказал он взволнованным голосом.— Но вы очень ловко предотвратили его. Спасибо вам.

Я ничего не ответил, потому что боялся, что мой голос выдаст меня.

— Проводите меня до машины,— сказал доктор Пирелли и направился вперед по тропинке, ведущей к воротам.

Все еще дрожа от пережитого страха, я последовал за ним.

— Вы американец? — спросил Пирелли, подходя к машине.

Я понимал всю опасность этого вопроса. Если он захочет взглянуть на мой паспорт и мне придется признаться, что его нет, то он может сообщить обо мне в полицию.

— Не совсем, доктор. Мой отец был американским офицером, а мать — легкомысленной итальянкой. По ее желанию я ношу фамилию отца.

Мне показалось, что ответ вполне удовлетворил его, и он спросил:

— Вас наняла сестра Флеминг?

— Нет, синьора Фанчини.

Его лицо застыло.

— Сестра Флеминг рассказывала мне, что вы читали вслух синьору Фанчини.

— Да, но она отчитала меня за это, хотя у меня создалось впечатление, что синьору Фанчини понравилось разнообразие, внесенное в обычный распорядок.

— Больше она не будет вам мешать,— едко сказал он.— Я разрешаю вам поговорить днем с синьором Бруно, когда вы не будете заняты работой. Он показался мне сегодня гораздо веселее.

— О, я с удовольствием сделаю все, что будет в моих силах.

— Как вам пришло в голову прочитать ему именно Вазари?

— Я пишу книгу об итальянских соборах. Благодаря моей теперешней должности мне не нужно заботиться о хлебе насущном, и я смогу спокойно закончить свою книгу. Я рассказал о ней синьору Фанчини, и он, кажется, заинтересовался.

— Разумеется, заинтересовался. Ведь он искусствовед, и ему приходилось наблюдать за реставрацией бесценных фресок.

— Можно надеяться, что он выздоровеет?

Доктор Пирелли покачал головой.

— К сожалению, он останется парализованным до конца жизни, но сможет научиться говорить. Его немота вызвана шоком. Если же он снова обретет интерес к жизни и захочет заговорить, то он обязательно заговорит. Возможно, таким толчком послужит новый шок.

— Это означает, что врачебное вмешательство тут не поможет?

— Нет, но если он очень захочет, то сам и поможет себе.

— Ему это известно?

— Нет еще. И никому не известно. Поэтому я просил бы и вас до поры до времени молчать об этом. Еще слишком рано. Сначала ему необходимо избавиться от депрессии и укрепить общее состояние, а потом можно будет попробовать. Мне кажется, что вы можете помочь во многом. Поэтому я и поделился с вами. С тех пор как вы появились здесь, мне показалось, что Бруно стал гораздо веселее и жизнерадостней. Конечно, свою роль здесь сыграла и телеграмма о приезде дочери — Пирелли положил докторскую сумку в машину и спросил: — Вы живете здесь?

— Нет, я снимаю комнату в деревне.

Казалось, он испытал облегчение, узнав об этом.

— Я приеду в следующий вторник и надеюсь констатировать, что у моего пациента наступит дальнейшее улучшение.

Я смотрел вслед его удаляющейся машине.

Я упаковывал вещи, когда щелкнул замок и вошла Лаура. Она была бледна, и под глазами у нее выделялись темные круги.

— Я увидела свет и решила зайти к тебе, Дэвид.

— Твой сон чуть было не стал явью,— сказал я.— Впредь я буду верить снам.

— Он был не совсем явью.

— Да.

Лаура с безучастным видом подошла к окну.

— Ты напугал меня, Дэвид. Я решила, что ты уронишь его.

— Но такого намерения у меня не было.

— О чем это доктор Пирелли говорил с тобой?

— Он сказал мне, что с моей стороны было совсем неплохой идеей почитать Бруно Вазари.

— И все?

— Его также интересовало, кто я такой, кто нанял меня и где я ночую. Я сказал ему, что я снимаю комнату в деревне.

— И он не говорил о состоянии здоровья Бруно?

— Он считает, что, хотя Бруно очень подавлен, все же можно достичь прогресса, если пробудить у него интерес к жизни.

— Сможет ли он когда-нибудь ходить?

— Нет, ни при каких обстоятельствах.

Лаура облегченно вздохнула.

— Это точно?

— Да.

— А говорить он сможет?

Я вспомнил предостережения Пирелли.

— Этого он не сказал.

— Это было бы для меня очень плохо, Дэвид. Если бы Бруно смог написать новое завещание...

— Но почему он должен так поступить? Ведь ты его жена и имеешь право на часть его состояния.

— Он теперь ненавидит меня, Дэвид. Думаю, конечно, что это моя вина. Я ведь была к нему не очень добра, с тех пор как его постигло несчастье. Уход за больным — это не для меня.

Я ничего не возразил.

— За день до того несчастного случая мы с ним очень серьезно поссорились,— продолжала Лаура..— Он заявил мне, что собирается изменить завещание в пользу Валерии: две трети состояния завещать ей и только одну треть — мне. Затем произошла автомобильная катастрофа, и все осталось по-прежнему.

— Это меня не касается,— резко сказал я.

— Тебя, возможно, и нет, а меня касается. Если бы он сегодня вечером умер...

— Хватит! — крикнул я. Потом вскочил и подошел к Лауре.— Если ты не перестанешь, то лучше уйди!

— Не выгоняй меня, дорогой.— Она обняла меня за шею и прижалась ко мне.— Теперь, когда приедет Валерия, нам придется быть еще более осторожными. Несколько ночей до ее приезда, вероятно, будут последними, которые мы сможем провести вместе.

Притянув к себе, она поцеловала меня.

— Скажи, что ты меня любишь, Дэвид.

Ее близость загипнотизировала меня. Я осыпал ее поцелуями и прижал к себе так крепко, как будто боялся потерять.

— Минутку, дорогой, позволь мне снять платье, а то ты его сомнешь.

Она сбросила платье. Я поднял ее и отнес на кушетку. Когда же я склонился над Лаурой, она остановила меня.

— Дэвид, ты меня очень беспокоишь. Почему ты вдруг стал так хорошо относиться к Бруно?

— Хорошо относиться? И ты это решила только потому, что я почитал ему сегодня вслух?

— Да. Почему ты это сделал?

— Мне очень жаль его. Он так одинок, и мне захотелось немного развлечь его.

— Понимаю,— она испытующе посмотрела на меня.— Ты читал его завещание?

— Как тебе в голову могла прийти такая мысль?

— Я подумала, что ты мог случайно в моей комнате увидеть копию с него.

— Ты хочешь сказать, что я обыскивал твою комнату?

—- Не ставь так вопрос, Дэвид. Возможно, что я где-то просто забыла копию.

— Ты никогда не сделала бы этого. Во всяком случае, я не видел завещания. Почему ты спросила меня об этом?

— Потому что в нем значишься и ты, Дэвид.

Вдруг я почувствовал себя запертым в ловушке.

— Не говори чепухи! Как же это возможно?

— Возможно. Ты относишься к обслуживающему персоналу, а Бруно завещал каждому из прислуги, кто будет находиться в доме в момент его смерти, определенную сумму денег.

— Сколько?

— Шестьсот пятьдесят тысяч, дорогой.

— Так много? — воскликнул я, пытаясь сохранить спокойствие, хотя мое сердце готово было разорваться в груди. Это была как раз та сумма, которая была необходима для приобретения паспорта.

— Значит, ты не собираешься уронить Бруно? К тому же удобная возможность теперь упущена. Второй раз такой может не представиться.