— И тебе кажется нормальным, что твоя семья охотно подвергает тебя опасности ради достижения своих целей?

Раздражение вспыхнуло, как внезапный отблеск зимнего солнца.

— Они больше не хотят, чтобы я ставила метки, так что опасности они меня подвергают неохотно. Я сама рада им помочь. Можешь ли ты сказать то же самое о том, чем занимаешься сам? Ты — зло. Ты разрушаешь жизни людей.

— Мы говорим не обо мне, — нейтральным тоном заметил он. — Они больше не хотят, чтобы ты ставила метки? Пожалуй, у Стражей и у меня все же есть что-то общее.

Я стиснула в кулаке лямку рюкзака на плече, мысленно дав себе в лоб.

— Ничего общего нет. Я устала от разговоров обо мне.

Мы остановились перед кафе, о котором говорил Рот. Свежее печенье и маффины на витрине призывно манили своим видом.

— Хочешь есть? — прошептал Рот мне на ухо.

От близости этого демона становилось трудно дышать. Из-под его воротника вынырнул змеиный хвост. Сглотнув, я подняла голову.

— Твоя татуировка шевелится.

— Бэмби заскучала. — Его дыхание всколыхнуло волосы у моего уха.

— А-а-а, — выдохнула я. — Она живет на тебе или как?

— Или как. Так хочешь есть или нет?

Именно тогда я заметила надпись: «Мы не обслуживаем Стражей». Меня затопило отвращение.

— Кажется, я поняла, чем тебе нравится это место.

Смех Рота подтвердил мои подозрения.

— Поразительно, — повернулась я к нему. — Они не обслуживают Стражей, но обслуживают таких, как ты.

— Это называется иронией. И мне это нравится.

Покачав головой, я вошла в кафе. Печенья на витрине выглядели слишком заманчиво, чтобы отказаться от них. В кафе, полном посетителей, было теплее, чем на улице. Воздух благоухал ароматами свежей выпечки, отовсюду доносились звуки негромкой болтовни сидящих за столиками людей.

Я заказала сэндвич с мясным ассорти и два сахарных печенья. Рот взял себе кофе и черничный маффин — его пристрастие к маффинам все еще вызывало мое удивление. Мы нашли столик в самом дальнем углу кафе, и я постаралась не забивать голову мыслями о том, что ем в компании демона.

Жуя сэндвич, я размышляла, какой же задать вопрос понейтральнее.

— Сколько тебе лет?

Рот поднял взгляд от своего маффина, который сосредоточенно разламывал на маленькие кусочки.

— Если я скажу, ты не поверишь.

— Наверное, нет, — усмехнулась я. — Давай проверим?

Он сунул в рот кусочек маффина и начал не спеша его пережевывать.

— Восемнадцать.

Я доела свой сэндвич.

— Восемнадцать… Что?! — Я быстро проглотила свой сэндвич. Рот уставился на меня, недоуменно подняв брови. — Подожди. Ты хочешь сказать, что тебе всего восемнадцать?

— Да.

Я открыла рот.

— Это по собачьему летоисчислению, что ли?[15]

Рот рассмеялся.

— Нет. Я родился восемнадцать лет назад. По сути я — демон-ребенок.

— Демон-ребенок, — медленно повторила я. При мысли о детях представлялось что-то очаровательно-нежное. В Роте не было ничего детского. — Ты это серьезно?

Он кивнул, стряхивая с пальцев крошки.

— Ты выглядишь шокированной.

— Не понимаю. — Я взяла одно из печений.

— Ну, технически мы не совсем живы. У меня нет души.

Я нахмурилась.

— Ты что, родился из серы?

Рот расхохотался, откинув голову назад.

— Нет. Я был зачат так же, как и ты, но мы совершенно по-разному взрослели.

Я ничего не могла поделать с обуревающим меня любопытством:

— По-разному — это как?

Он с усмешкой наклонился вперед. Его глаза весело поблескивали.

— Мы рождаемся как младенцы, но взрослеем всего за пару часов. Это… — он указал на свое тело, — всего лишь человеческая форма, которую я выбрал для себя. Если говорить начистоту, мы, демоны, не слишком отличаемся друг от друга.

— Как и Стражи. И еще вы, подобно им, принимаете человеческое обличье. А как ты на самом деле выглядишь?

— Так же бесподобно, как и сейчас, но с другим оттенком кожи.

Я вздохнула.

— Каким?

Подняв свою чашку, Рот взглянул на меня сквозь густые ресницы.

— У парня должны быть свои секреты, чтобы он мог оставаться таинственным.

— Ну и ладно, — закатила я глаза.

— Может быть, однажды я тебе покажу.

— Тогда мне уже будет неинтересно. Извини. — Я потянулась за вторым печеньем. — Вернемся к восемнадцати годам? Ты выглядишь намного старше людей в этом возрасте. Это что-то демоническое?

— Это из-за того, что мы страшно мудры.

— Что за чушь? — рассмеялась я. — Ты хочешь сказать, что родился премудрым?

Рот хитро улыбнулся.

— Почти. Я вырос из вот такого, — он показал руками расстояние примерно в метр, — до такого, какой я сейчас, где-то за сутки. Мозг увеличивался вместе со мной.

— Чудно это как-то.

Он поднял чашку с кофе и сделал глоток.

— Что ты знаешь о своей демонической половине?

Мы снова вернулись к обсуждению моей персоны.

— Не так много, — вздохнула я. — Мне только сказали, что моя мать была демоном.

— Что? — Рот откинулся назад. — Ты действительно ничего не знаешь о своем наследии? Прелестно, но почему-то бесит.

Я откусила печенье.

— Они считают, так лучше.

— И ты думаешь, это нормально — если от тебя скрывают все, что касается второй части тебя?

Откусив еще кусочек, я пожала плечами:

— Ну, я же не требую от них ответов.

Он закатил глаза.

— Знаешь, то, как Стражи с тобой обращаются, напоминает мне диктатуру.

— Чем?

— Когда держишь людей в неведении, скрываешь от них правду, легче их контролировать. — Он глотнул кофе, наблюдая за мной поверх чашки. — То же самое происходит и с тобой, но почему-то, — Рот пожал плечами, — тебя это не беспокоит.

— Они меня не контролируют. — Я со злостью разломала печенье, на секунду задумавшись, не бросить ли его в лицо демону. Однако жаль было переводить на него вкуснятину. — К тому же ты и сам, наверное, общаешься с некоторыми наиболее печально известными в мире диктаторами.

— Я бы не сказал, что общаюсь с ними. — Он задумчиво поджал губы. — Скорее, насаживаю их на горячую кочергу, когда мне становится скучно.

— Шутишь? — скривилась я.

— Ад не очень приятен для тех, кто его заслужил.

Мгновение я размышляла об этом:

— Что ж, они заслуживают вечные муки.

Я повернулась лицом к залу: мерцающие души и картины в рамах на стенах — портреты бывших, пожилых и седовласых, владельцев. А потом я увидела ее.

Точнее, сначала я увидела ее душу.

Грешница с большой буквы, с грязнейшей аурой разных темных оттенков. Что же такое она совершила? Когда ее душа поблекла, я увидела, что она выглядит как нормальная тридцатилетняя женщина. Красиво одетая, в туфельках на изящных каблучках и с умопомрачительной сумочкой. Немного растрепанные светлые волосы модно пострижены. Она выглядела обыкновенной. Ничего в ее внешности не могло напугать или заставить бежать без оглядки, но я-то видела ее по-другому. За обычной наружностью плескалось зло.

— Что с тобой? — словно издалека донеслись слова Рота.

Я сглотнула.

— У нее… плохая душа.

Казалось, он понял. Интересно, что видел он? Женщину в красивой одежде или грешницу с запятнанной душой?

— Что ты видишь? — спросил он, будто думая о том же, о чем и я.

— Она темная. Коричневая. Словно кто-то взял кисть, окунул в бурую краску и мазнул по ней. — Я наклонилась вперед, горло сжалось от жажды. — Она красивая. Плохая, но красивая.

— Лейла?

Мои пальцы впились в стол.

— Да?

— Расскажи мне о цепочке с кольцом.

Голос Рота вернул меня в реальность. С трудом оторвав взгляд от женщины, я глубоко вздохнула и посмотрела на свое печенье. Желудок жгло, словно там кипела лава.

— Что… что ты хочешь знать?

Рот улыбнулся.

— Ты же все время носишь его?

Я нащупала под рубашкой гладкий металл цепочки.

— Да. Я вообще-то равнодушна к украшениям. — Меня как магнитом тянуло к женщине, и я обернулась снова посмотреть на нее. Она заказывала у стойки еду. — Но его ношу все время.

вернуться

15

Один год собачьей жизни равен семи годам человеческой. Лейла предположила, что на самом деле Роту 126 лет.