Предложение ее заключалось в следующем: они сложатся и оплатят ее поездку в Голливуд; за это она обязуется пожизненно выплачивать им десять процентов от своих гонораров, и, значит, когда она станет звездой — а этого ждать недолго, — все они будут богатыми людьми.

— Во всяком случае, по местным понятиям, — добавила она.

Никому из мальчишек не хотелось расставаться с деньгами, но, когда мисс Боббит смотрит тебе в глаза, что тут поделаешь?

…С понедельника сыплет летний дождик, днем веселый, пронизанный солнцем, но по ночам мрачный и полный звуков — стука капель по листьям, перезвона струй, незатихающего тревожного топотка.

Билли Боб — начеку, и глаза у него сухие, но все эти дни он какой-то замороженный, и язык у него не ворочается, будто это язык колокола. Нелегкая для него штука — отъезд мисс Боббит. Потому что она была для него не только безумной мальчишеской любовью, но чем-то гораздо большим. Так чем же? Да все его странности — и то, что он удирал на пекановое дерево, и то, что любил книги, и то, что настолько считался с людьми, что позволял им себя обижать, — все это была она. И то, что он боязливо таил от всех, кроме нее, — это тоже была она. А в темноте струилась сквозь дождь отдаленная музыка. Ведь будут такие ночи, когда мы услышим эту музыку так ясно, словно и впрямь через дорогу играет виктрола. И ранние вечера, когда вдруг смешаются тени и она красиво развертывающейся лентой пройдет перед нами по лужайке. Она улыбалась Билли Бобу, брала его за руку, даже поцеловала его.

— Я же не собираюсь умирать, — говорила она. — Ты приедешь ко мне, и мы уйдем на высокую гору, и заживем там все вместе: ты, и я, и сестрица Розальба.

Но Билли Боб знал: этому не бывать, и, когда сквозь тьму доносилась музыка, засовывал голову под подушку.

А вчера день вдруг улыбнулся странной улыбкой, и это как раз был день ее отъезда. Около полудня появилось солнце и принесло с собой ласковый запах глицинии. Снова цвели желтые розы тети Эл, и она поступила замечательно — сказала Билли Бобу, что он может их срезать и подарить мисс Боббит на прощание. До самого вечера мисс Боббит просидела у себя на веранде, и все время вокруг нее толпились люди — они заходили пожелать ей всего хорошего. Казалось, она собралась к причастию — в белом платье, в руках белый зонт. Сестрица Розальба подарила ей носовой платок, но тут же его позаимствовала — она все плакала и никак не могла остановиться. Другая девчушка принесла жареного цыпленка — на дорогу; одно было плохо — она позабыла его выпотрошить. Но мать мисс Боббит сказала — что ж, это ничего: цыпленок есть цыпленок; слова знаменательные, если учесть, что это было единственное мнение, когда-либо высказанное ею.

Лишь одно омрачало всем настроение: вот уже сколько часов Причер Стар околачивался на углу — то играл в расшибалочку на тротуаре, то прятался за дерево, словно хотел остаться незамеченным. Всех это очень нервировало. Минут за двадцать до прихода автобуса он вразвалку подошел к нашему дому и встал у калитки, прислонившись к ней лбом. Билли Боб все еще срезал розы в саду: он набрал уже столько, что хватило бы на огромный костер, и их запах был плотным, как ветер. Причер смотрел на Билли Боба, пока тот не поднял головы. И покуда они глядели друг на друга, снова стал сеяться дождик, тонкий, как водяная пыль над морем, и расцвеченный радугой. Ни слова не говоря, Причер подошел к Билли Бобу, помог ему разделить розы на два большущих букета, и они вместе вышли за калитку. На той стороне улицы шмелями гудели разговоры, но когда мисс Боббит увидела их, двух мальчиков, чьи лица, скрытые букетами роз, были как желтые луны, она сбежала по ступенькам веранды и бросилась через дорогу, протягивая к ним руки. Мы поняли, что сейчас произойдет, и мы закричали, наш крик, словно молния, прорезал завесу дождя, но мисс Боббит, бежавшая к лунно-желтеющим розам, казалось, не слышала нас. Вот тогда-то шестичасовой автобус и переехал ее.

В пятницу утром занятия окончились, и Тихоня шел по коридору третьего этажа общежития к себе в комнату — положить книжки, и тут его остановил Пит Дауне. В комнате Пита сидело еще двое ребят, и дверь была открыта. Тихоня увидел их. Он был должен Питу сорок центов и подумал, что Пит сейчас попросит деньги.

— Эй, Тихоня! — крикнул Пит. — Поди сюда на минутку.

Тихоня подошел к двери и заглянул в комнату. Том и Джек Филлипс сидели на чемодане, посвистывая.

— У меня с собой ни гроша, Пит, — сказал Тихоня, — как только получу, сразу отдам.

— Какие там деньги, Тихоня, — сказал Пит. — Иди-ка сюда. Я хочу тебе показать одну штучку, ты таких в жизни не видывал.

Тихоня сел рядом с Питом на кровать и взглянул на карточку, которую Пит сунул ему под нос.

— Это кто? — спросил Тихоня.

— Моя девушка, — ответил Пит. — Видал когда-нибудь таких красоток?

Тихоня покачал головой.

— Она ничего себе, Пит, — сказал он.

— «Ничего себе»?! — фыркнул Пит. — Да она будет самой первой красавицей на завтрашнем банкете. А ты говоришь «ничего себе».

Том и Джек Филлипс засвистели еще громче. Каждый раз, поглядев на Пита, они начинали свистеть тоном выше.

Пит кивнул в их сторону.

— Не обращай на них внимания, Тихоня, — сказал он. — Они-то думают, что их девушки будут лучше моей, но погоди, вот увидят ее — засвистят по-другому. Моя подружка специально приезжает из нашего городка показать здешним ребятам, что такое хорошенькая девушка.

Тихоня совсем забыл, что до банкета футболистов оставался один день. Неделю назад отпраздновали День благодарения, а ежегодный банкет футболистов всегда устраивался в субботу вечером после праздников.

Том перестал свистеть.

— А кто твоя девушка, Тихоня? — спросил он. — Придется идти одному.

Все уставились на Тихоню.

— Это не разрешается, Тихоня, — сказал Джек Филлипс. — Тебя даже в дверь не впустят без дамы.

Тихоня посмотрел на Пита, потом на Тома. Оба кивнули. Тихоне стало неприятно. Он совсем забыл это правило.

— Нельзя идти без девушки, — сказал Том. — Разве тебе некого пригласить?

Джек нахмурился и посмотрел на Тихоню.

— Разве у тебя нет девушки, Тихоня? — спросил он.

— Тьфу ты пропасть! — воскликнул Тихоня. — Да у меня никогда в жизни никого не было.

Том свистнул сквозь зубы, а Пит расхохотался. Оба с любопытством поглядели на Тихоню.

— Плохо твое дело, — сказал наконец Пит. — Ведь ты здорово играл в команде в этом сезоне. Подумай, какая обида, на банкет тебе не попасть, — значит, и поесть там вволю не придется.

— Ведь ты целую четверть играл с риверсайдовцами, верно? — спросил Джек Филлипс. — Разве не ты играл левым крайним, когда выбыл Чэк Гаррис?

— Конечно, я, — сказал Тихоня, — и я ни разу не пропускал тренировки. Все остальное время я был, правда, в запасе, но я здорово старался — хотел попасть в первую команду.

— У тебя такое же право пойти на банкет, как у самого капитана, — сказал Пит. — Просто обидно, что тебе нельзя пойти только из-за того, что у тебя нет девушки, как у всех у нас.

— Может, мне удастся пригласить кого-нибудь из здешних девочек? — спросил Тихоня с надеждой.

Ребята уставились в пол. Пит покачал головой. Том и Джек Филлипс тоже покачали головами. Тихоня сразу понял, о чем они подумали.

— Все здешние уже приглашены на банкет еще в начале года, в сентябре, — сказал Пит. — Теперь уже поздно раздобывать себе гостью. Жаль, что мы раньше об этом не подумали, Тихоня.

Тихоня выпрямился.

— А как насчет гарперовской дочки? — спросил он. — Ты знаешь, про какую я думаю, про Фрэнсис Гарпер?

Мальчики смотрели на Тихоню очень пристально, потом покачали головами и уставились в пол.

— Фрэнсис Гарпер — барышня Чэка, Тихоня. Она будет сидеть во главе стола с Чэком, на капитанском месте.

— Эх, — сказал Тихоня и хлопнул книжками по столу, — мне бы только знать об этом вовремя, я бы завтра вечером привел самую хорошенькую девушку в штате. Ей-богу, привел бы!