— Я вполне созревшая женщина. Как всех девушек в Б искре, меня с детства обучали искусству любви, чтобы потом я могла занять место в одном из публичных домов. Моя мать, как в свое время мать моей матери, сама учила меня танцам и всему остальному. Мы живем в горах, но, когда девушка овладевает древним искусством ублажать мужчину, ее отправляют в Бискру заниматься этим ремеслом.

— Тебя специально учили ремеслу… проститутки? — еле сумела выговорить ошеломленная Криста.

Элисса торжественно кивнула:

— Да, так у нас принято. А потом мы возвращаемся в деревню, выходим замуж и обзаводимся детьми. Так живут все, — заявила она. — И нечего презирать то, о чем ты не имеешь никакого понятия.

— А ты уже была… ты уже занималась этим ремеслом?

— Нет. Отец подарил меня моему господину, своему давнему другу. Но, поскольку я все еще была слишком юной, а господин был в отъезде, я продолжала учиться у матери, ожидая, когда он призовет меня к себе. И вот вчера он наконец меня позвал, только я не думала, что он прикажет мне прислуживать чужеземке, неверной.

Криста не успела ответить, потому что услышала у входа в шатер мужской голос, просивший разрешения войти. Потом появились два воина, несшие огромный медный сосуд, который они поставили в центре шатра. Другие мужчины, вошедшие следом за ними, принесли кувшины с холодной и горячей водой и наполнили его. Когда Элисса вылила в воду жидкость из маленького флакона, шатер наполнился благоуханием цветов. Криста с нетерпением ждала того момента, когда она наконец сможет погрузиться в ванну, ведь в последний раз она мылась еще в серале Калима.

Элисса нетерпеливым жестом пригласила ее в ванну, и Криста быстро скинула с себя халат, настолько грязный и порванный, что его уже невозможно было починить. Теплая вода заплескалась, лаская округлые груди с розовыми сосками, расслабляя мускулы, сведенные судорогой от долгой езды верхом. Криста блаженно вздохнула, когда Элисса начала тереть ее тело большой губкой, намыленной душистым мылом. Потом красавица берберка взялась за спутанную гриву белокурых волос, неохотно признав, что они очень красивы. Наконец она смыла мыло чистой водой из кувшинов, и волосы Кристы снова заблестели, как драгоценный шелк.

— Теперь отдыхай, — отрывисто бросила Элисса. — Я скоро вернусь и разотру тебя. — Потом она ушла, прихватив с собой грязную одежду.

По правде говоря, Элиссу совсем не устраивала роль служанки, которую ей пришлось исполнять. Почему великий шейх хочет взять к себе в постель эту женщину, хотя он еще не уделил внимания ее юным прелестям? Во всей деревне она оставалась единственной девственницей, достигшей пятнадцатилетнего возраста, и все потому, что ее господин так долго находился в отъезде. Теперь, когда он вернулся, Элисса ждала, что он позовет ее, но, как видно, он предпочел эту костлявую блондинку ее цветущей красоте. Эта женщина стара — ей по крайней мере двадцать, с отвращением прикидывала Элисса. Единственным утешением была мысль о том, что, когда господин пресытится этим белым телом, он наконец обратит свое желание к ней.

Элисса так долго не возвращалась, что вода в ванне успела остыть, как и ночной воздух в шатре. Криста вылезла из воды, вытерлась мягкой белоснежной простыней и, не одеваясь, вытянулась лицом вниз на мягких подушках, ожидая Элиссу. Некоторое время она лениво размышляла о том, куда подевалась девушка, но глаза ее закрывались сами собой, и она задремала.

Сон унес ее в другой мир, полный эротических грез, в котором не существовало никого, кроме нее и Марка. Она мечтала о его нежных руках и губах, о его сильном теле, прижимавшемся к ее телу, о нежных словах, произносимых этим низким глуховатым голосом, который она так любила. Она хотела, чтобы ее руки вновь ощутили его упругие мышцы, густые жесткие волосы на груди и руках, хотела почувствовать, как его плоть входит в ее тело, заполняя его, заставляя ее содрогаться от наслаждения, которое никто не мог дать ей, кроме Марка.

Вдруг полог откинулся, и единственный светильник, оставленный Элиссой, погас. Шатер погрузился в темноту. Краешком сознания Криста отметила, что освещение изменилось, но она была слишком поглощена своими видениями и лишь слегка застонала от удовольствия, почувствовав, как по коже растекается масло и чьи-то нежные руки разминают ее натруженные мышцы. Элисса действительно в совершенстве владеет искусством массажа, сквозь сон подумала она, не замечая, что волшебные руки слишком велики, а кожа на них слишком груба для молоденькой девушки.

Руки на мгновение замерли, но затем возобновили свою работу, спустившись от белых плеч и спины к тонкой талии и дальше, к округлым бедрам и длинным ногам, словно нарочно обойдя вниманием две прелестные выпуклости ягодиц. Колени, щиколотки и каждый палец на ноге были тщательно размяты, а когда руки начали массировать ступни, Криста снова застонала. Ощущение было настолько сильным, что она наконец проснулась. Руки снова стали подниматься, нежно касаясь чувствительной кожи внутренней поверхности бедер, но старательно избегая той влажной розы, которая начала пульсировать и наполняться сладкой тяжестью.

— Элисса, я думаю, тебе не стоит… — начала было Криста, но она не докончила фразы, потому что руки, скользкие от благоуханного масла, замерли и стиснули мягкие округлости ее ягодиц.

— Элисса, как ты смеешь!

— Перевернись, — прошептал ей в ухо мужской голос. — Неужели мои руки так похожи на женские?

Криста вздрогнула, потеряв дар речи и слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться, когда ее мягко, но решительно перевернули на спину. Потом она почувствовала приятный холодок от ароматного масла, и те же руки снова заскользили по ее груди и животу. Движения их были столь утонченно эротичны, что у Кристы перехватило дыхание.

— Кто ты? — еле слышно прошептала она, а ее руки невольно потянулись к широким плечам, прикрытым шелковистой тканью.

Ответа не последовало, и волшебные руки стали спускаться ниже по животу к ногам, которые сами собой раздвинулись при их прикосновении. Криста совсем не чувствовала страха — только удовольствие.

— Ты Пустынный Ястреб? — спросила она. — Почему ты не хочешь показать свое лицо?

— Всему свое время, — коротко ответил он, и Криста почувствовала, как его рот нашел упругий сосок и жадно вобрал его в себя, слегка прикусив губами.

— О боже! — воскликнула она.

— Ты правильно делаешь, что призываешь своего бога, ибо скоро ты почувствуешь себя на небе.

Она открыла было рот, но не сумела произнести ни слова протеста, потому что он заполнил ее рот своим языком, и у нее мелькнуло какое-то смутное воспоминание. Поцелуй длился, требуя ответа, и она дала этот ответ. Его ладони лежали на ее грудях, которые целиком умещались в них, а пальцы время от времени сжимали соски, посылая по всему телу Кристы горячие волны. Он оторвался от ее губ, на мгновение его горячий язык обжег пупок, потом он зарылся лицом в светлый треугольник ее волос между бедрами. Все ее тело содрогнулось, когда его язык коснулся сокровенной пульсирующей точки, и с ее губ сорвался крик:

— О, прошу тебя!

Она сама не знала, о чем просит — чтобы все это прекратилось или продолжалось вечно. Но он не остановился, его ласки стали еще более страстными. Его язык раздвигал нежные складки, сильными движениями возбуждал набухший бутон — средоточие самой чувственности, и наконец он скользнул в глубину этой драгоценной раковины, полной сладостной влаги. Он придерживал ее бедра, и стоны, которые слетали с ее уст, разжигали желание, которое так долго зрело в нем.

Волны наслаждения поднимали ее все выше, она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание, и в отчаянном порыве отшвырнула прочь его головной убор и запустила пальцы в его густые волнистые волосы. И вдруг весь мир словно взорвался, и раздался ее ликующий крик.

По ее телу еще долго прокатывались судороги неизъяснимого блаженства. Он держал ее в объятиях, шепча слова, которых она не слышала, а когда Криста успокоилась, отпустил ее. Криста пробормотала что-то в знак протеста, потянулась за ним, потом услышала шелест шелка и снова почувствовала его тело, уже обнаженное, рядом с собой. И снова начался изысканно медленный подъем к вершине желания, искусством которого он владел в совершенстве, так же как искусством управлять своим телом и сдерживать страсть до решающего момента. Криста изогнулась, протянула руку и сжала в ней что-то огромное, с невероятной мощью пульсировавшее, гладкое и твердое. «Стальной клинок в шелковых ножнах», — подумала она.